Голограмма для короля

— Ух ты ж блин! — Юзеф хохотал, колотя по рулю. — Я сначала боялся… ну, думал, против арабов чего. Трахаются с верблюдами, в таком духе. Отличный анекдот — просто отличный. Пока любимый из всех. Надо будет Нур рассказать.

Юзеф подъехал к большой больнице за высокой оградой. Затормозил у ворот.

— Ворота — моя проблема, не ваша.

Поздоровался с охранником, покивал, как обычно, на Алана, несколько раз произнес «Амрика», и в конце концов охранник махнул рукой.

Припарковались, зашли в корпус, и вскоре Алан уже сидел в приемной цвета авокадо. Журналы — американские пополам с саудовскими. Вошла медсестра — одна; померила ему пульс и все остальное. Ушла, пообещала, что скоро придет врач.

Алан смотрел в пол, раздумывая, как объяснить свое решение прооперировать шишку ножом для стейка. Ну а зачем врать? Ее как будто дикий зверь погрыз.

На полу сгустилась тень; Алан поднял голову и увидел невысокую женщину в белом халате.

— Мистер Клей?

— Да.

— Доктор Хакем.

Она протянула руку. Он пожал.

В докторе Хакем от силы футов пять росту. Хиджаб тугой, волосы спрятаны, лишь одна прядка беспечно струится по щеке. Глазищи — почти на все лицо, в приемной от них тесно. Путеводитель опять обманул. Недвусмысленно утверждал, что, хотя в Королевстве среди врачей много женщин, они носят абайи и редко, а то и никогда не лечат мужчин. Только в крайних случаях, если под угрозой жизнь пациента, а мужчин-врачей поблизости нет. Возможно, это означает, что Алан при смерти.

— У вас какая-то шишка на спине?

— Вообще-то на шее. Я не знаю, может…

Не успел он договорить, она уже придвинулась, зашла сзади, пощупала рану. Самообладание Алана кинулось с обрыва.

— Ой-ёй, — сказала она. — Вы что-то с ней делали?

Акцент не совсем саудовский. Еще полдюжины других, от французского до русского.

Алан решил не врать:

— Слегка обследовал.

— Чем?

— Ножом.

— Хотели покончить с собой?

Алан рассмеялся. Не исключено, что она издевается.

— Нет, — сказал он.

— Принимаете какие-нибудь лекарства? Прозак или…

— У меня нет депрессии. Мне просто было любопытно. Хотел проверить…

— Зазубренный нож?

— Ну да.

— Вы его стерилизовали?

— Пытался.

— Хм. У вас небольшое воспаление.

Отошла, заглянула ему в глаза. Лицо как сердечко, маленький подбородок, губы крупные, розовые. Алану неловко было смотреть. Он слишком многого от нее хотел.

— Скорее всего, просто липома.

— И это не ужас-ужас?

Он глянул на именную бирку. Д-р Захра Хакем.

— Нет, просто нарост. Как киста.

— И она…

— Доброкачественная.

— Вы уверены?

Глядя на ее руки, маленькие, с короткими обкусанными ногтями, он спросил, близко ли к спинному мозгу расположена эта липома, не в ней ли причина его неуклюжести, медлительности, упадка сил, всех прочих его недугов и слабостей.

— Нет. Не вижу никакой связи.

— Я просто хочу знать точно. Это бы кое-что объяснило.

Он перечислил свои недомогания, россыпью вывалил свои тревоги.

— И вы считаете, что во всем виновата шишка на шее?

Она глядела на него пристально, участливо улыбалась.

— Такого не может быть?

— Очень вряд ли.

— Пусть бы мне кто-нибудь сказал, что со мной все в порядке.

— С вами все в порядке.

— Но вы же ее не резали.

— Не резала, но я и так знаю, что это.

Потакая его страхам, она снова осмотрела шишку — потыкала, ощупала, прикинула размер.

— Липома, вариантов нет.

— Ну ладно, — сказал он.

Она обошла его снова, села. Взглянула в упор — глаза распахнуты, внимательны.

— Сильно беспокоились, да?

Он откашлялся. Что-то вдруг застряло в горле.

— Я вообще много беспокоюсь, — сказал он.

Она встала, сделала пометки в карте.

Алана внезапно осенило — мысль прежде не всплывала, но давно шныряла в глубинах. Если эта шишка — рак, можно больше ни о чем не беспокоиться. Банкротство — не беда. Учеба Кит — не беда. Наверняка по смерти отца ей скостят плату за обучение.

Д-р Хакем что-то вынула из ящика, опять встала у Алана за спиной. Он глубоко вдохнул. Рассчитывал на воздушный, солнечный аромат, но нет — она пахла иначе. Непонятно чем. На ум пришли деревья, земля. Густой мускус. Леса после дождя, вздох диких цветов.

— Несколько лет назад у меня было то же самое, — сказала она. — В груди все сжималось. Паника, похоже на сердечный приступ. Сделала ЭКГ, думала, что найдут шумы, аритмию, причины переутомления.

Она капнула на пластырь мазью, заклеила Алану шею, снова села на табурет.

— И что? — спросил Алан.

— И ничего.

— Какой ужас, — сказал Алан, и они рассмеялись дуэтом.

— Так и будем жить здоровыми, как дураки, — сказала она, и он засмеялся громче. — Но я понимаю, почему вы нервничали. Шишка в таком месте — поневоле забеспокоишься. Давайте мы ее вырежем, тогда узнаем точно. Как вам?

Он смотрел в стену. Сомневался, стоит ли смотреть доктору Хакем в лицо. Покосился на нее — а она глядела в упор, не мигая. Карие глазищи, с проблесками зелени, и золота, и серого. Непонятно, сколько ей лет. Между сорока и пятьюдесятью, может, чуть старше. Не выдержав ее взгляда, он уставился в пол. Туфли у нее модные, на ремешках, низкий каблук. Он снова отвернулся, уставился в стену, на моток проводов, перевитых, как артерии, уползавших из комнаты в коридор.

— Я могу вас прооперировать где-то через неделю. Пойдет?

Алан всей душой надеялся через неделю уже уехать из страны, однако согласился — сам не понял как. Назначили время, и доктор Хакем встала:

— Еще увидимся, Алан.

— Спасибо вам.

— Не переживайте.

— Не буду.

— Приятно было познакомиться.

— Мне тоже.

Юзеф расхаживал по вестибюлю, словно первенца ожидал. Расширил глаза, увидев Алана:

— Ну и что это?

— Доброкачественная. Ерунда. Липома.