– Или в Сети! – Фиона вскочила, сбегала в свою комнату и вернулась с ноутбуком. – Что написать в поисковике: «перепутанные младенцы»?
В поисковике на этот запрос имелось более семнадцати миллионов результатов. Фиона ограничила поиск: «Берлин, перепутанные младенцы». Результатов стало значительно меньше. Она добавила: «1978».
Это веб-страница Карлы Арним. Пожалуйста, помогите мне найти мою дочь Фелиситу. Она родилась в Берлине, а спустя полгода ее перепутали в больнице и отдали мне вместо нее другого ребенка.
– Кошмарная история, – пробормотала Фиона и продолжила делать новые клики на этой странице.
Страница была оформлена в двуязычном варианте: немецком и английском. Очевидно, Карла Арним была убеждена в том, что ее ребенка подменили, пока она во время инфекционной болезни была разлучена со своей дочерью из-за опасности заражения. Вместо ее дочки ей подсунули другого ребенка, который был болен редкой генной болезнью – синдромом Хатчинсона – Гилфорда.
Я думаю, что ее мать была в невменяемом состоянии и мечтала о здоровом ребенке. Я призываю эту женщину связаться со мной. Неужели она не хочет знать, как жилось ее ребенку все это время?
– Невероятно! – сказала Патрисия.
– Когда-то в Берлине был такой аукционный дом «Маннгеймер—Арним», – негромко сказала Фиона.
Она кликнула на ссылку под названием «Люди, которые могут помочь мне в поисках», и это привело ее на приложение к главной странице:
Вот список людей, видевших Фелиситу в первые шесть месяцев жизни. Я пыталась с ними связаться, но, к сожалению, они не отозвались. С тех пор прошло много времени, но, может быть, кто-то все-таки мне что-нибудь сообщит.
Далее следовало десять имен.
Одно из них было: Тори Чандлер-Литтон.
– Этого не может быть, – изумился Бен.
Патрисия удивленно ахнула.
Фиона громко выдохнула и закусила губу. Она кликнула выходные данные. Там была размещена фотография женщины лет шестидесяти с темными волосами до плеч и большими темными глазами. Очевидно, когда-то она была очень привлекательна. Горе прочертило морщины вокруг ее глаз и губ. Под фотографией значилось имя: «Карла Арним (урожд. Маннгеймер). Акациенштрассе. Берлин».
– Это моя мать? – спросила Фиона.
И тут Бен тоже разглядел то, что Фиона увидела несколькими секундами раньше: разительное сходство Фионы и женщины с этой фотографии.
Берлин. Июнь 1980 года
Ее до сих пор всякий раз поражало, какое наслаждение ему доставляло ее тело. Как он старался потрогать каждый сантиметр ее кожи, покрывая ее поцелуями, как он смотрел на нее, когда они вместе спали. Слишком долго она прожила без мужчины, слишком долго считала, что не должна никого к себе подпускать. Но после первого раза, как оказалась с ним в постели, она сожалела о каждом дне, прожитом без мужчины. Прожитом без него.
Он каждую секунду показывал ей, как страстно ее желает. Проникая в нее, он громко стонал, затем останавливался, заглядывал ей в глаза и целовал, сперва нежно, затем все более страстно. Иногда они часами предавались этому в ее кровати, на полу. В ее квартире не осталось ни одного стула,
на котором бы он ее не брал. Иногда, когда у него было мало времени, они не успевали дойти до кровати. Тогда он прижимал ее к стене в прихожей, поднимал юбку, спускал трусики, и они проделывали это стоя. Ради него она стала носить только юбки и платья, ему приятно было знать, что он быстро может ее раздеть.
Сейчас она сидела на нем верхом и двигалась очень медленно. Он стонал от восторга, держа ее груди. Она отбрасывала за спину свои длинные волосы, прогибалась и улыбалась ему сверху. Он обхватил ее, притянул к себе и начал целовать груди. Она знала, что сейчас уже скоро он кончит. Она закрыла глаза, думая только о том, что происходило у нее между ног, и дождалась блаженного взрыва лишь на несколько мгновений раньше его.
Потом они лежали рядом, и он кончиками пальцев поглаживал ее живот. И тут она сказала:
– Ты мне даже не сказал, что насчет Зальцбурга уже окончательно договорился.
Фредерик улыбнулся, не глядя на нее:
– В последнее время, сама знаешь, нам вообще было как-то не до разговоров…
– Но о таком важном деле…
Она нарочно оставила фразу недосказанной…
Фредерик поднялся и, вскочив с кровати, стал надевать штаны:
– Сейчас есть кое-что поважнее для разговоров. Эта медсестра все так и не появлялась?
Элла помотала головой:
– Нет. А там мне все никак не говорят ее фамилию. Может быть, если бы ты…
– Нет, – сказал Фредерик, затягивая брючный ремень. – Не думаю, что я буду в это вмешиваться.
Он принялся застегивать рубашку.
Элла молчала.
– Насчет Зальцбурга. Мы же и дальше можем встречаться. Наверняка я буду наездами появляться в Берлине. Или ты как-нибудь заедешь, и мы будет тайком встречаться. Хотя, впрочем, Зальцбург для этого слишком маленький город. Как ты насчет Мюнхена? Это совсем недалеко. Или Инсбрука? Нет, Инсбрук – та же деревня. Ничего, что-нибудь придумаем. А тебе, вообще, важно, чтобы мы продолжали встречаться?
Он завязывал шнурки.
Она поплотнее завернулась в одеяло.
– Знаешь, я ведь думал, что для тебя вся прелесть в том, что ты как бы на посылках у моей жены, а за спиной ее обманываешь. Этот интерес со временем потускнеет, насчет этого я не строю никаких иллюзий.
«А для тебя в чем прелесть?» – подумала Элла, но не произнесла ни звука.
– Завтра я улетаю в Австрию. Дать тебе знать, когда я вернусь?
Она ничего не сказала.
– Ну, ты подумай.
Он подмигнул ей с таким видом, точно это самое обычное дело – месяцами крутить с женщиной страстный роман, а потом на прощание дружески ей подмигнуть, несмотря на то что они оба знали – это их последнее тайное свидание.
После того как он ушел, она еще несколько минут оставалась все так же лежать, устремив невидящий взгляд в стену. Она никак не могла поверить в то, что он ей такое приписывал. Она влюбилась в Фредерика искренне и без обмана. По этой причине она ему отдавалась. По той же причине внутренне отдалилась от Карлы.