Голос Лема

Они стояли подле грузовика, шестиколесного «мака». Надпись на брезенте гласила: «Перевозки — дешево и быстро. Хогарт и сыновья». Под брезентом отдыхал SLEM, хотя и не должен был.

Они стояли у кабины втроем: Рич, Татьяна и Тихий. Рич знал, что больше их не увидит.

— Что за прощание, — проворчал он, — если я все равно не буду о вас помнить.

Они улыбнулись. Дул ветерок, и цветы на юбке Татьяны крутились вокруг ног Рича.

Он посмотрел на нее, в последний раз. Она выглядела как красивая мать девушки, с которой он сидел на пляже. Рядом с двумя мужчинами, бледными, большими и заросшими, благодаря изящной фигурке и каштаново светящейся коже она выглядели как представитель другого, более благородного вида.

— Знаю, — сказала она Ричу печально. — Это и есть я.

— Что вы мне такое дали, что я… в магазине?

— Нет. Это я, — ответила Татьяна. — Я приняла прототипное средство. Оно действует так, как ты испытал на себе. Но короткое время.

— Это жестоко, — сказал Рич.

Она кивнула.

— А потом… этим нужно переболеть.

— Я хотел бы запомнить тебя именно такой.

Ее глаза блеснули, сама же она скривилась. Быстро села в кабину.

Кароль Тихий протянул руку на прощание.

— Думаешь, он еще вернется? — спросил Рич. — Еще отзовется?

— Нет, — мрачно ответил Тихий.

Ричу стало жаль его. Решил ему сказать.

— А что… если… если он говорил с нами… Знаешь…

— Да?

— Если с нами говорил… Бог? Или Сатана? Ты учитываешь такую возможность?

— Нет, — ответил SLEM.

Рич кивнул и пожал ему руку.

Минутой позже смотрел, как грузовик исчезает за поворотом.

Из Дома вышел агент Слаттери.

— Пройдемся, Рич, — сказал он ласково.

Игровой Город.

Океан

Они шли через сквер и смотрели на океан, который потягивался на заре.

Думать Ричу было все труднее.

— Мне кажется, у вас был удар, — начал агент Слаттери. — Там, в подвале.

— Ты говоришь мне это, потому что я все равно забуду?

Несколько десятков шагов в молчании. Доски под ними пахли.

— Возможно. Наверняка, — ответил Слаттери. — Прошу прощения.

— Не жалей меня.

Слаттери печально улыбнулся и снова стал похож на кондора. Чайки на волнорезе смотрели на них с интересом.

— Рич?

— Да.

— Ты их спрашивал, почему они взяли именно тебя?

— Мне не было нужно. Я и так знаю.

— Знаешь?

— Я написал в дневнике про ночные голоса из кухонного радио. А вы прочли. Когда последний раз ко мне залезли.

Слаттери внимательно на него посмотрел.

— Мы ничего такого не читали, — сказал.

Рич понял, что агент не лжет. Попытался задуматься. Глубоко вздохнул.

— Неважно, — сказал. — Укол.

Агент кивнул.

— Мне жаль, что мы придержали твою жену. Она провела ночь в камере за избиение полицейского. Но после полудня должна приехать домой.

Рич улыбнулся при одной мысли. Почувствовал, что плачет. Слаттери похлопал его по большим плечам.

Восходящее солнце немного успокоило океан. Игровой Город принялся мурлыкать автомобилями.

— У нас на террасе завелись какие-то насекомые, — сказал Слаттери. — Жрут цветы. Продавец в садовом магазине посоветовал нам плитки с клеем, на который те насекомые должны прилипать. Вчера… Позавчера я увидел, что к одной из плиток приклеилась ночная бабочка. Дергалась, а улететь не могла. Я хотел ей помочь и оторвал, но на клее остались ее крылья.

— Это печально, — сказал Рич.

— Мне пришлось ее убить.

— Да.

— Я странно себя чувствую, — Слаттери не смотрел на Рича.

— Ты выкинул плитку? Где остались крылышки?

Агент задумался.

— Так и сделаю.

Когда дошли до машины, Слаттери засмущался.

— У меня есть просьба, — начал.

— Да?

— Моей дочке очень нравятся твои книги. Подпишешь одну для нее?

— Конечно. Как ее зовут?

— Луиза.

Рич едва не выронил авторучку.

— Сам читал какую-нибудь? — спросил он у Слаттери.

— Доча подсунула мне ту, где плачущий полицейский в названии. Знаешь, такая себе шуточка.

— Отчаянная она девушка.

— Да, — агент рассмеялся коротко и невесело. — Но я книгу так и не дочитал. Она ужасно печальная.

— Жизнь тоже печальная, — сказал Рич.

— Вот именно, — ответил Слаттери.

Дом в Игровом Городе.

Солярис

Утренний дом был полон теней и приятно прохладен.

Рич разогрел себе запеканку, но, раз откусив, убрал ее в холодильник. Глотнул таблеток и подумал, что, возможно, примет душ. Он включил на полную громкость пластинку Iron Butterfly и пошел наверх, в спальню. Сняв штаны, он упал на кровать и долго плакал в подушку Кейт.

<ничего личного, Рич, правда>

Когда стихла музыка, он побрел в душ. Затем переоделся и спустился вниз. В зале стояла Луиза.

— Я долго стучала, — сказала она.

— Что ты тут делаешь? — спросил он.

— Пришла за сандалиями, — ответила она и на миг показала их из полотняного мешка. — Вспомнила, что оставила под софой.

— Ага, — сказал Рич и молча провел ее к дверям. Она долго вглядывалась в его лицо. Он знал, как выглядит, поскольку смотрел в зеркало. Что-то в ее глазах отобрало у него остатки сил.

— Рич. Все хорошо? — спросила она.

— Да.

— Но… Ты должен…

— Хорошо, Луиза.

Она его растрогала. Тогда поцеловала его в лоб. Задрожала.

Медальон на ее шее металлически заблестел.

— Что оно такое?

— Рыба.

— Ага.

— Пока, Рич. Всего наилучшенького.

— Пока, ребенок.

Она вышла, и он сразу о ней забыл.

Это было как тихий, дискретный оргазм в глубине его души.

Свет пришел к нему, и Рич все понял.

Свет — он был вначале, был и говорил с ним. Тихо и спокойно.

Говорил, но он не слышал, потому что сперва не слушал. А когда Рич уже знал, что хочет его услышать, Свет заглушил его большой противник и серьезное пополнение: Начальник величайшей из тюрем, Голос из Ночной Кухни, SLEM. Дух в советской машине, безжалостный и холодный. Владелец энтропии, сама энтропия, как она есть.