Голос Лема

Снаружи Рича уже ждали: июльская ночь — теплая и бодрящая одновременно, приязненная. И она.

— Привет, Рич, — сказала она, опираясь о раскрытую дверь темно-зеленого «линкольна».

Он остановился посреди тротуара. Склонил голову к плечу, поджал губы. Почесал бы себе подбородок, но обе руки были заняты пакетами со жрачкой. Он интенсивно размышлял.

Ей было лет двадцать, с красивым загаром и волосами неопределенного цвета: длинная челка, немодная — если телезавтраки не врали, — как минимум с весны, почти доходящая до ее поразительно светлых небесно-голубых глаз. Худая или со спортивной фигурой? Черная блуза без рукавов и бретелек держалась на резинке, шедшей поверх маленькой груди. Нижнюю часть тела скрывала длинная юбка, красочные цветы реяли по ветру, гоняя вокруг запах океана. Голые худые плечи девушки были цвета каштанов, который он запомнил после поездки в Канаду.

Худая или со спортивной фигурой? В ее возрасте это все еще синонимы.

— Я тебе помогу, — сказала девушка.

Улыбнулась широкой, ослепительной улыбкой девушки-с-пляжа. «Как июльская ночь, — подумал Рич. — Свежая, бодрящая».

— Да? — спросил он после паузы.

— Да. Мы незнакомы. Никогда не встречались.

У нее был забавный, мягкий акцент. Итальянский?

— Знаю, — ответил он. — Я бы запомнил.

Нет, эти небесно-голубые глаза. Француженка.

— Врешь, — сказала она и оценивающе прищурилась. — Я слыхала, что ты тот еще прощелыга.

Он хотел пожать плечами. Получилось жалостливо, пакеты зашелестели и заколыхались. Менял ли он рубаху перед выходом? Только вздохнул.

— Меня зовут Татьяна.

— Рад с тобой познакомиться, Татьяна. Полагаю, это совсем не французское имя. Хотя и красивое.

Она рассмеялась, проигнорировав его замечание. В тот момент он и должен был догадаться.

— И я — твоя фанатка.

Он снова вздохнул.

Да, точно, рубаху — менял.

— Я увидела тебя в магазине и подождала, пока ты выйдешь.

Рич помнил ее машину, знал, что Татьяна врет. Пожалуй, ему это даже импонировало.

— Немного… — начала она снова, но замолчала, в ожидании, пока целый взвод наглых молокососов их не минует. Поглядела по сторонам, точно собиралась выдать секрет. — …Мне немного стыдно, поэтому я прошу раз и быстро. Я хотела бы поехать с тобой на пляж.

— Поехать на пляж, — произнес он после долгой паузы.

— И поговорить о твоих книгах. Знаю, это несколько глупо. И наверняка нагло. Но это мой единственный шанс. Потому что завтра я уезжаю.

Рич прищурился. Это было так абсурдно. Но — было.

Он провел молниеносную внутреннюю войну. Ему даже горячо сделалось.

— У меня в этих пакетах рыба, — объяснил. — Для ужина с женой. Она пропадет.

Он это сказал! Теперь попрощается, девушка уедет прочь, а он поплетется в Дом.

— У меня в машине есть переносной холодильник, — ответила Татьяна. — Вынем из него «Будвайзер» и положим рыбу. Всего-то на полчаса. Не отказывай мне.

Июльская ночь, каштаны.

Когда он загружался в темно-зеленый «линкольн», почувствовал, что внутри пахнет мужчиной: одеколоном и виски.

Игровой пляж.

Товарищ Дмитрий

Рич не хотел признаваться, но он был немного разочарован — Татьяна привезла его туда, где было полно людей. Они оставили автомобиль на почти полном паркинге, взяли упаковку «Будвайзера» и сошли на пляж. Уселись подальше от океана, чей шум почти забивали отдыхающие.

Девушка открыла пиво и подала ему банку. Вторую открыла для себя.

Первый глоток всегда лучший. Рич представил себе, что кроме «Буда» он почувствует и вкус пальцев Татьяны.

Они пили и смотрели вдаль. Глядели на большую воду и людей, которые отталкивались один от другого, словно веселые подвижные атомы. Черный прибой нес холод.

Подул ветер, и волосы Татьяны приласкали его лицо. Он взглянул на нее внимательнее. И тогда она начала говорить.

Сперва какие-то несущественные истории, которые он тотчас позабыл. А когда перешла к его книгам, Рич начал вслушиваться.

Она говорил о том, насколько ее растрогал роман о телевизионной знаменитости, вытолкнутой за рамки осознания мира. Что женские персонажи у него получились фантастическими, и что она отождествляла себя с каждым из них, в том числе с трагическими (смешно произносила их имена). О беспокойстве, вызванном романом об оккупированных Штатах и о его преисполненных отчаянием героев. О мирах, которые растворяются вокруг большей части персонажей его историй. Смутилась, рассказывая, что она симпатизировала андроидам, которые мучили паука. Спросила Рича об эмпатическом тесте — откуда взялась идея насчет фильтра, селекционирующего человечество.

Рич слушал, зная, что она не замечает ключевых тем, но не прерывал ее, поскольку девушка была искренней и по-настоящему заинтересованной. И отвечал, дрейфуя в очередной дигрессии.

Он был спокоен и счастлив. Делал вид перед самим собой, что это совершенно не подозрительно: девушка ниоткуда и уже завтра исчезнет.

Что ж, говорил он: ей, океану, самому себе. Устраивался на холодеющем песке, и было ему хорошо.

Прервался, почувствовав, что Татьяна задрожала.

Она уперлась подбородком в колени, подтянутые к груди, обняла ноги худыми руками, загоревшая кожа подходила к хлопковым цветкам, пригашенным ночью. Всматривалась в свою нежную ладонь.

Миг спустя — улыбнулась ему.

— Холодно? — спросил он.

— Нормально.

— Татьяна.

— Да?

— Кто ты такая?

— Твоя фанатка, — рассмеялась она и швырнула пустую банку подальше от себя.

— Нет, — он покачал головой. Ощущал, как она напряжена. Теперь ее глаза цветом напоминали верньеры его стерео. — Это слишком идеально. Ты — просто мечта о фанатке. Ты существуешь лишь в моей голове.

Она посмотрела на Рича, печально улыбаясь своим тайнам.

— Кейт, — сказал он ей. — Я должен возвращаться к Татьяне.

— Хм.

— Что?

— Кажется, ты хотел сказать обратное.

— Не жалей меня, — сказал он.

— Я тебе удивляюсь, — ответила она удивительно ласково. Но напряжение не исчезло.

Чем больше он на нее смотрел, тем больше ее молодое спокойное лицо растворялось в теплой пастели. Огни сквера моргали поодаль, за ней — но сильно, по-настоящему.

Он подумал о жене. Закрыл глаза и снова завтракал рядом с ней. В скольких космических телевизионных проекциях они съели его в то утро вместе? В бесконечно многих, настолько тот завтрак был явным и добрым. Они могли выглядеть иначе, иметь другие имена, иное прошлое и будущее. Но он был всегда: явный и добрый.

Снова почувствовал на лице волосы Татьяны. Взглянул на нее, на ее худые плечи и блузку, которая неуверенно держалась на маленькой груди.

— О чем ты думаешь? — спросила девушка.

— Хочу дернуть за блузку. Знаешь, проверить, упадет ли она.

— Знаю, — вздохнула она. — У меня тоже появляется такое желание, если увижу одетых так девушек.

Он тяжело вздохнул.

— Татьяна?

— Да?

— Я должен попасть домой. Отвези меня в Дом.

И тогда Рич почувствовал, что за ними кто-то есть. Повернулись оба.