Голос тонкой тишины

– Там чудеса, синьорина, - ответствовал служитель.
– Леший бродит, знаете ли... Дух оттуда нехороший. Босс всегда держит эту дверь закрытой.

– Понятно, - кивнула я.
– Скажите, а где же он сам? Неужели я так и не увижу его?

– Всему свой час, синьорина, - склонился служитель и раздвинул каменные створки.

Пустые рыцарские доспехи, охранявшие дверь, дисциплинированно отступили на шаг.

Открылось бесконечное вспаханное поле. Над ним кружило воронье, а в бесцветном, будто стеклянном, небе плавилось солнце.

– Взгляните на эту картину. Вы видите там, вдалеке, плачущую женщину? Она убивается уже сорок тысяч Долгих Ден.

– Кто она? И кто этот человек, что лежит перед ней, распростершись? Или он мертв?

– Да, госпожа. Он спит смертным сном, сном без сновидений, звуков и запахов, и будет спать еще долго. Она же искупает свой грех, ни на минуту не прекращая рыдать. Это Ева и Адам... Идемте.

Я шла по бесконечной галерее, сплошь состоящей из каменных ниш...

– И в каждой из них...
– встрял в мои размышления кот.
– Если бы вам захотелось осмотреть ну, скажем, одну на сто в минус миллион биллионовой степени часть всей коллекции Хозяина, - кот театрально вздохнул, - то вам потребовалось бы не менее одного миллиарда лет в сто двадцать четвертой степени!

– Поглядите сюда, - гном со скрежетом раздвинул еще одну нишу. Там с площади понемногу расходились праздные зеваки, одетые странно; догорал костер.

– Что это?

– Рим, 1600 год, 17 февраля, - загремел голос Баркаяла.
– Площадь Цветов и угасающий факел из вольнодумца Джордано...

– "Мне говорят, что своими утверждениями я хочу перевернуть мир вверх дном. Но разве было бы плохо перевернуть перевернутый мир?" - загробным голосом процитировал кот.
– Наивный!
– И закричал в нишу: - Бруно, миры тебе не оладьи, чтобы ты их переворачивал!..

Я развернулась и как следует дернула кота за усы. Он взвыл, на четвереньках отбежал метров на пятнадцать.

Служитель закрыл нишу .

По тесной винтовой лестнице мы спускались вниз. На этажах сновали грифоны, сирены, привиденья и упыри. Раз мелькнули головы Змея Горыныча. Визжали еще какие-то твари. Скрежетали, выли и причитали о чем-то по-своему, царапали камни и кусали прутья клеток. Ацтекская богиня самоубийц Иштаб скалила зубы, вытягивая в отвратной улыбке синее лицо. На нем гипсовой маской застыл ужас. Халдейский демон Уруку глядел с плотским вожделением на бесцветную нимфу, невесть как попавшую в это сборище и испуганно жавшуюся в углу.

В руке у меня сама собой оказалась пятирублевая монета, и я со всей силы швырнула ее. Нимфа ловко поймала талисман и тотчас исчезла.

– Я бы не одобрил ваш поступок, госпожа, - смиренно заметил кот.

Мы шли по каменным ступеням, стертым бесчисленными ступнями, и у меня было чувство, будто я спускаюсь в ад.

– Собственно, так оно и есть, синьорина.
– Я уже привыкла, что мне нет необходимости высказывать свои мысли, чтобы получать ответы.
– Но ничего не бойтесь. Видите ли, место, куда мы идем, для всякого свое. Безутешный эллин оказывается в бесплотном царстве Аида, фанатик средневековья - в пыточных застенках святой инквизиции, ну а ваш современник частенько попадает... Вот уж этого я хотел бы меньше всего. Платон соединился со своей идеей человека, Савонарола направился прямиком на Страшный суд, а Сартр - в одну комнату с другими. Люди отлично справляются с тем, чтобы еще при жизни устроить себе филиал ада в одной отдельно взятой душе... Просветленным с Альдебарана, на ваш земной взгляд, придется легче всего: сиди себе на стуле и жги спички, чиркая их о коробок - одну за другой, и так без конца... Каждому свое, синьорина, каждому свое... Ада хватит на всех.

– Однако спички изобрели совсем недавно, - неуверенно возразила я.

– Это не значит, что до того они не существовали, - откашлялся служитель, немного смущенный.
– Изобрести можно только то, чему предусмотрено быть.

– Что это за книга?
– спросила я, завидев огромный фолиант, прикованный цепями к стене, в специальной нише на лестнице.

– Никто не знает, - вздохнул гном.
– Каждый видит свое.

– А что видишь в ней ты, Баркаял?
– обернулась я к моему спутнику.

– Пустоту, - и он склонился в поклоне.

– Я тоже могу ее увидеть?
– Я подошла к инкунабуле.
– На каком языке написана эта книга?

– Разумеется, на том единственном, который существует, - позволил себе улыбнуться гном.

По хрустальной обложке, как по ледяным узорам на морозном стекле, было начертано: КНИГА СКРЫТЫХ РАВНОВЕСИЙ.

– Что это значит?
– спросила я.

– Переверните страницу, - посоветовал гном.

– Но вы должны помочь, - потребовала я.
– Вы же видите, какой тяжелый переплет.

– Сама-сама-сама...
– довольно нагло, голосом пышноусого киноактера ответил мне экскурсовод.

Пришлось самой, и это оказалось не труднее, чем листатьобычную книжку. На первой странице, под изображением моего собственного мертвенно-бледного лица с закрытыми глазами стояло мое же имя. Правда, звучало оно иначе.

– Что это? Значит ли это, что сейчас эта книга как бы написана мной?

– Только вы сами можете разрешить этот вопрос, синьорина, - было ответом.

Название показалось мне слишком высокопарным. Я бы никогда не стала называть книгу подобным образом, я же не сивилла какая-нибудь.

Я раскрыла книгу наугад:

"Я раскрыла книгу наугад: "Я раскрыла книгу наугад: "Я раскрыла книгу наугад..."

Поспешно захлопнув книгу, успела только увидеть, что фраза, с которой я до последнего мгновения не спускала глаз, изменилась. Теперь, готова поклясться, она начиналась так: "Поспешно захлопнув..."

– Все тексты, материализованные в той или иной форме повсюду во Вселенной, есть лишь отражения этой книги, соответствующие ее содержанию. В большей или меньшей степени, - продолжал служитель.

– Выходит, всякая книга, по большому счету, об одном и том же? уточняла я, чрезвычайно заинтересованная.
– А например, Интернет ?..

– Частный случай, синьорина, - покивал гном.
– Если бы вы только видели, какие странные формы принимает эта книга на окраинах мира...

– Значит, и папирус, и просто наскальная надпись, и глиняные дощечки, и бегущая строка в метро...

– И нехорошее слово на заборе, - подтвердил гном.

– Кто же был первым автором?
– не могла я угомониться.

– Всевышний, - поднял брови гном.
– В проекте была какая-то тема... Кажется, любовь.

Я спрашивала себя, что заставило меня представить книгу хрустальной, наподобие царевнина гроба.

Мы шли около часа, как мне казалось, и начали подкашиваться ноги, а конца крутой и узкой лестнице все не было видно. Я уже перестала понимать, спускаемся мы или поднимаемся.

– Может, остановимся, передохнем?
– робко предложила я.

– Нет-нет, это никак невозможно. Нас ждут, - служитель достал из-за пазухи песочные часы и мельком глянул на них, - уже двести тридцать один год...