Головолапная

Звали.

Дальнейшее зависело от того, кто был в смене из охраны. Если Галочка, слоняющаяся на крепких коротких ногах по большому холлу и двум ближайшим галереям, то волноваться не о чем. У Галочки опыт работы в детской колонии. Она таким тоном умеет спросить: «Что случилось?», что затыкаются даже собаки, визжащие с рук больших любительниц шопинга с животными. А если Михаил, похожий на похудевшего моржа, то дело заканчивалось неприятными процедурами. Михаилу оставалось до пенсии года три, как раз тот самый возраст, когда хочется показать остатки своей публичной важности. Если для решения конфликта звали его, он всегда норовил поставить в неприглядное и зависимое положение или девушек-администраторов, или продавцов из магазинов. С уборщицами вообще не церемонился. Его не любили за то, что он с отдельным удовольствием говорил скандальным посетителям «Если вы подозреваете, что кто-то из наших сотрудников что-то у вас украл, то я немедленно обыщу всех и все их вещи». Было в этом что-то гнусное. Сам Михаил на все жалобы на него отвечал начальству, что он всегда на стороне посетителей торгового центра, которых ему по должности поручено охранять и защищать от любых неприятностей на территории торгового центра. После бесед он выскальзывал из кабинета заведующего и принимался вышагивать по холлу перед стойкой информации с гордостью козла, осматривающего раскинувшийся перед ним огород.

Гата все годы работы недоумевала, провожая взглядом мамаш, модниц и крикливых покупателей, — неужели только склочные женщины посещают торговые центры или это им так повезло?..

Мимо на металлических набойках процокала женщина с фирменным пакетом «Lee».

— Ну вот, покупают же другие себе джинсы, и именно на третьем этаже, — тихо сказала Лида. — А эта особа чего хотела?

— Не знаю. Может, просто поговорить, — Гата пожала плечами.

Она знала, что вскоре эта женщина ею забудется, останется в вялом дне как элемент постоянный и бессмысленный. На своей работе Гата привыкла к людям, которые сами не знают, чего хотят и о чем спрашивают, как городские жители привыкли к шуму на улицах.

— Утро. Будний день. Люди ходят, ищут джинсы, покупают джинсы… Потом куда-нибудь едут в этих джинсах, загород, например… Тоже в будний день и сразу с утра… Иногда мне становится очевидно, что где-то в жизни я приняла неверное решение, — сказала Лида.

— Почему?

— Иначе я сейчас пила бы шампанское и ходила в трусах на своем рабочем месте. А не вот это все.

Гата заулыбалась:

— Лида, тебе бы определиться в желаниях. Джинсы и природа в будний день или шампанское и трусы на рабочем месте? Чего ты хочешь?

Но Лида не приняла ее шутки. Наоборот, погрустнев, она встала, посмотрела на разложенные широким веером каталоги торгового центра, вздохнула и собрала их в стопку.

— Перестань, — примирительно сказала Гата, возвращая положенный «веер». — Подумаешь, сделали выбор не в твою пользу.

Лида так зло сверкнула глазами, что Гата немедленно собственные слова отнесла к себе же.

— Сделали — и ладно, не в том дело, — проворчала Лида. — Но ведь они сказали, что для обложки июня мое лицо недостаточно символизирует цветущее лето. Вот это уже обидно! Зато, по их мнению, вот эти нарисованные впадины на щеках, — она ткнула ногтем в глянец, — символизируют цветение!

Взяв верхний каталог, она с огорчением посмотрела на улыбающуюся ей с обложки девушку в венке из ромашек.

— Ладно, черт с ними с джинсами и с трусами, — сказала она, грустнея еще больше. — И вообще, какая разница — хочу я чего-то или нет, когда уже кажется, что ничего не зависит от моего желания? Если бы я всегда получала что хочу, мне было бы скучно. Но если никогда не получать чего хочешь, это также скучно.

Уныние шло яркой Лиде так же, как леггенсы полной пенсионерке.

Гата покачала головой на эту речь, обдумывая, чем бы начать утешение. Вдруг тень упала на синюю столешницу, и приятный мужской голос произнес:

— Девушки, где тут у вас алкогольный бутик?

Лида встрепенулась, лучезарно заулыбалась, включив кокетливый режим «активного ожидания»:

— Прямо, молодой человек. По этой стороне галереи после магазина косметики увидите красную вывеску.

Мужчина благодарно кивнул, изобразил глазами сложное движение, будто собирался заглянуть через стойку и посмотреть на Лидины ноги. Потом ушел в сторону алкогольного магазина.

Лида проводила его затуманившимся взглядом. Потом села обратно в кресло. Хмурости в ее лице не осталось и следа.

— Эх, мне бы вина сейчас. Такого… Посочнее, понасыщенней. Покраснее.

— Ты же вроде белое предпочитаешь, — Гата глянула на нее с веселым удивлением.

— Предпочитаю белое, а захотелось покраснее. Что тут такого? Может, это погода мне шепчет: займи, но выпей.

Гата отъехала в кресле к выходу из-за стойки и высунулась так, чтобы увидеть стеклянную стену и огромную стоянку.

— На улице солнце. Погода больше намекает на пляж.

— Купальник?.. Ой, нет. День какой-то… вещевой! — Лида наигранно закатила глаза. — Каблук, джинсы… А если еще и купальник… Не, это я уже не потяну. А вот пляж, где бы можно бы не заморачиваться…

Она выгнула спину и сощурилась, как лесной зверек под весенними лучами солнца. Гата про себя посмеялась, что сколько бы Лида ни говорила о скуке, на отсутствие желаний ей было грех жаловаться.

«Эх, мне бы…», — начала Гата, но одернула себя.

Глава 3

1

Из трубки лились потоки ненужной заботы.

Гата протянула руку и отломила кусочек шоколадки. Разговор с матерью нужно было заесть чем-то приятным.

— Мама, конечно, я пообедала.

— Чем?

— Блин с чаем.

— Простой блин?

— Нет, с мясной начинкой, большой. Это довольно сытно, мама. И вкусно.

— Это хорошо. Хотя лучше бы ты готовила дома и брала с собой. У вас же есть место, где погреть… Или у вас нет нигде микроволновки для сотрудников?

— Есть, мам, все у нас есть.

— Я сегодня ходила в магазин, — переключилась Алла Родионовна, — и уже возвращалась, как встретила у подъезда Сашеньку. Ты помнишь ее? Вы играли вместе во дворе.

— Конечно, нет, мам.

— Она такая взрослая стала! Недавно третьего ребенка родила. Старший мальчик у нее в следующем году уже в школу пойдет, и сейчас — грудничок в коляске. Очень на ее отца похож, а тот красавцем был! Помнишь дядю Юру? Он тебя еще катал…

— Не помню, мама. Никого не помню, — разозлилась Гата. — Прекрати уже давить на меня!

— А в чем дело? — вспыхнула Алла Родионовна. — Я же твоя мама и желаю тебе только лучшего!

— Ты не понимаешь, что для меня лучшее, — прошептала Гата, зная, что на ее слова не обратят внимания, и добавила громче: — Мама, чего ты вообще от меня хочешь?

— Как ты обижаешь меня этими словами! — набирала обороты мать. — Ты что, думаешь, я не чувствую, как время летит? Я старею, и ты не молодеешь, а все не думаешь ни о чем. Разве я так представляла себе свою старость? Разве не видела я для тебя счастливого будущего? Разве каждая мать спит и мечтает, что ее дочь будет сидеть каким-то… — Алла Родионовна поперхнулась сложным словом «администратор». — Из тебя не получилось ничего путного, так роди мне внука! Уж из него-то я сделаю человека! А от тебя только и слышишь одно, что ты не хочешь. Да только, когда спохватишься, поздно…