Голубой Лабиринт

Он был встречен на пороге его лейтенантом, Фабио, лицо которого покрывало месиво из сажи и пота. Альбан пытался пройти мимо него, но Фабио загородил дверной проем, яростно тряся головой, умоляя Альбана тихим и настойчивым тоном не пытаться войти.

Наконец, Альбан попятился назад. Для поддержки он положил одну руку на оштукатуренный фасад. Пендергасту, наблюдавшего глазами его разума, казалось, что мир Альбана должен вот-вот рухнуть. Его сын рвал на себе волосы; ударил закопченную дымом стену, испустив наполовину стон, наполовину вопль отчаяния. Это было столь глубокое выражение горя, которое Пендергаст никогда не видел - и не ожидал увидеть от Альбана.

А потом – совершенно неожиданно – Альбан изменился. Он спокойно выпрямился, почти неестественно так. Он взглянул на разрушенный дом, еще дымящийся, его разрушенные верхние перекрытия представляли собой тлеющие угли. Он повернулся к Фабио, задавая ему точные вопросы тихим, настойчивым тоном. Фабио прослушал их и кивнул. А потом повернулся и растаял в боковом переулке.

*

На мгновение сцена, развернувшаяся в голове Пендергаста, исчезла. Когда он снова стал видеть, положение изменилось. Теперь он был за пределами района - на самом верхнем уровне Города Ангелов: у закрытого, огороженного комплекса, из которого он пришел не более часа назад. Теперь, однако, он больше походил на военный лагерь, чем на место жительства. Двое охранников патрулировали забор; кинологи с собаками, одетые в тяжелые кожаные перчатки двигались взад и вперед вдоль периметра двора. Окна верхнего этажа центрального здания были ярко освещены; разговор и резкий смех доносились из них. С его точки обзора, в тени через дорогу, Пендергаст увидел силуэт большого грузного человека, быстро движущегося перед одним из окон. О’Пунхо – Кулак.

Пендергаст бросил взгляд через плечо, на фавелу, которая раскинулась на склонах гор. Слабое свечение мерцало в полумиле отсюда над хаотичными перенаселенными улицами: дом Альбана все еще тлел.

И теперь раздался новый звук: низкий рокот двигателя. Пендергаст видел, как потрепанный джип выключил фары, подъехал, и затем, примерно в четверти мили отсюда, прижался к обочине дороги. Одинокая фигура выбралась с сиденья водителя: Альбан.

Пендергаст прищурился сквозь тьму его мысленного взора, чтобы четче видеть. Альбан нес большой пакет, перекинутый через плечо, и оружие в каждой руке. Он скрылся за фасадом ближайшего дома, и потом – убедившись, что его не заметили – быстро двинулся вверх по темной улице к закрытому входу в комплекс.

А затем произошло что-то удивительное. Как только он поравнялся с ним, Альбан остановился, повернулся и посмотрел прямо на Пендергаста.

Конечно, Пендергаста не было видно. Его телесная форма не существовала в том месте, а находилась в разрушенной детской, и все это происходило внутри его собственного сознания. И все же проникающий и острый взгляд Альбана смущал его, грозил разрушить и без того хрупкий перекресток памяти...

... Затем Альбан отвернулся. Он пригнулся, проверяя свое оружие: два штурмовых пистолета ТЕС-9с, каждый из которых был оснащен глушителем и тридцатью двумя патронами.

Один из охранников за забором отвернулся и закурил сигару. Альбан пополз вперед, ожидая другого охранника, чтобы подобраться к нему ближе. Удивительным образом он, казалось, предвидел движения мужчин. Пока охранник прогуливался, Альбан снял нож с пояса, подождал, пока тот остановится и зажжет зажигалку, а затем перерезал горло так же плавно, как мужчина сосредоточил свое внимание на прикосновении пламени к кончику сигареты. Влажный выдох воздуха был единственным звуком, который мягко испустило тело мужчины, и второй охранник, с горящей сигариллой, повернул обратно. Дозорный потянулся за оружием, но Альбан – опять со своим сверхъестественным даром предвидения - ожидал этого движения и схватил ствол, выворачивая оружие из рук охранника, и глубоко похоронил нож точно в его сердце.

Удостоверившись, что оба дозорных мертвы, Альбан вновь отступил к своей первоначальной позиции. Сняв громоздкий пакет и поместив его на землю, он вытащил что-то длинное и выглядящее зловеще. Как только он соединил все воедино, Пендергаст признал гранатомет РПГ-7.

Альбан сделал паузу, подготавливая себя. Затем, перекинув пакет через плечо и засунув пистолет за пояс, он снова подошел к комплексу. Пока Пендергаст наблюдал из мрака памяти, Альбан выбрал себе позицию на некотором расстоянии от ворот, сбалансировал гранатомет на плече, прицелился и выстрелил.

Прозвучал огромный взрыв, сопровождаемый громадным кипящим облаком оранжевого пламени и дыма. На расстоянии Пендергаст мог слышать крики, лай и стук дождя из металла, вокруг начали падать куски забора. Собаки и сопровождающие их мужчины выбежали из дыма. Вскинув РПГ на другое плечо и вынимая пистолет из-за пояса, Альбан положил одну команду за другой автоматными очередями, даже до того, как они вышли из прикрывающего их дыма.

Когда охранники больше не появились, Альбан полез в пакет, достал еще один снаряд для гранатомета, и установить его на РПГ. Он осторожно двинулся через развалины ограды - дым по-прежнему поднимался здесь и там густыми завесами - держа оружие наизготовку. Пендергаст последовал за ним.

Двор был пуст. Было много активности и смятения в центральном здании. Несколько секунд спустя очередь пулеметного огня пришла из верхнего окна. Но Альбан расположился в укрытии вне области обстрела. Снова направив свой РПГ, он выстрелил из гранатомета по окнам верхнего этажа. Они разлетелись градом стекла, шлакоблоков, и дерева. Как только затихли грохот и отзвуки взрыва, стали слышны крики боли. Альбан установил еще одну гранату в гранатомет, и снова выстрелил.

Теперь вооруженные мужчины начали выскакивать из зданий слева и справа. Сбросив РПГ с плеча, Альбан начал обстреливать их прицельными очередями из штурмовых пистолетов, переходя от одного покрова темноты к другому, от одного укрытия к другому, избегая их выстрелов еще до их начала.

В течение нескольких минут, смертоносный балет закончился. Еще дюжина мужчин лежала мертвыми, их тела валялись у дверей или раскинулись на булыжниках двора.

И теперь Альбан подошел к центральному зданию с автоматическими пистолетами наготове. Он вошел в парадную дверь. Пендергаст последовал за ним. Альбан быстро огляделся вокруг, поколебавшись, прежде чем начать крадучись подниматься вверх по лестнице.

В ее верхней части, из затемненной комнаты появился человек, поднимающий пистолет, но Альбан с его удивительным шестым чувством предвидел этот ход и уже поднял свое оружие; он выстрелил еще до того, как человек полностью вышел, смертельные выстрелы пробили дверную раму, чтобы убить мужчину, как только он приблизится. Альбан прервался, чтобы извлечь обоймы пистолетов, щелкнув еще двумя магазинами. А затем он подкрался к лестнице на третий этаж.

Офис – кабинет, который Пендергаст посетил сам, буквально за час до этого, но в то же время полгода назад – лежал в руинах. Мебель горела; два входных отверстия показывали, где гранаты пробили стены. Альбан сместился в центр комнаты с оружием наготове и медленно осмотрелся. По крайней мере, четыре окровавленных тела лежали неподвижно: некоторые распластались на перевернутых стульях, одного фактически пришпилило к стене массивным осколком разорванной на куски деревянной мебели.

Грузный мужчина лежал поперек стола, кровь ручейками текла из его рта и носа. О’Пунхо. Он слегка дернулся. Альбан обернулся к нему, и выпустил очередь из не менее дюжины пуль, прошив тело главаря банды. Последовали страшные конвульсии; булькающие звуки, а потом ничего. Кровь бежала по полу и вытекала в дыру в стене здания.

Альбан замер, прислушиваясь. Но все было тихо. Лейтенанты О’Пунхо и его личная охрана – все они были мертвы.

Несколько минут Альбан продолжал стоять среди крови и разрушений. И потом – очень медленно – он упал на пол, приземлившись в текущие потоки крови.

Наблюдая за ним, Пендергаст вспомнил слова Фабио. «Вы совсем не поняли. Что-то в нем изменилось, когда его жена и ребенок были убиты».

С порога, своим мысленным взором, Пендергаст наблюдал, как его сын: осел на пол, молча и неподвижно, кровь растеклась по его одежде, окруженный смертью, сотворенной его собственными руками. Неужели Фабио говорил правду? Было ли это, чему Пендергаст сейчас стал свидетелем, нечто большее, чем просто жестокая месть? Возможно ли, что это было раскаяние? Или своего рода правосудие? Неужели Альбан познал, что зло – истинное зло – существует на самом деле? Изменился ли он?