Голубой Лабиринт

Глава 6

Наблюдение за вскрытием трупа занимало одну из нижних позиций в списке любимых занятий лейтенанта Питера Англера. У него не было проблем с видом крови. За его пятнадцать лет службы в органах, он много чего видел — выстрелы, удары ножом, избиения, отравления, сбивания автомобилем, расплющенные трупы на тротуаре, разделенные части тела на путях в метро. Не говоря уже о своих собственных ранах. Он не был рохлей: он доставал свое оружие при исполнении служебных обязанностей и использовал его дюжину раз. Он мог иметь дело с насильственной смертью. Что и заставляло чувствовать себя неловко, так это клинический холод от трупа, который систематически демонтировался, орган за органом, их обрабатывали, фотографировали, прокомментировали, даже шутили. Это и конечно, запах. Но в течение нескольких лет, он научился жить с задачей и он приблизился к тому, чтобы с мужеством уйти в отставку.

Относительно этого вскрытия трупа было что-то странное, однако, это дало особенно жуткое чувство. Англер видел много вскрытий — но он никогда не видел такого, что отец жертвы пристально наблюдал за этим процессом.

В комнате присутствовало пять человек: Англер, один из его детективов, Милликин - судебный патологоанатом, отвечающий за вскрытие трупа, его помощник - короткий, сморщенный и горбатый, как Квазимодо, и специальный агент Алоизий Пендергаст.

Конечно, у Пендергаста не было здесь официального статуса. Когда Пендергаст обратился со своей причудливой просьбой, Англер счел отказать ему. В конце концов, агент не сотрудничал в расследовании до сегодняшнего дня. Но Англеру удалось проверить некоторые данные о Пендергасте и узнал, что — в то время как он был известен в Бюро своими неортодоксальными методами — он также вызывал страх за превосходные успехи. Англер никогда не видел досье, настолько полное благодарностей и осуждений. В конце концов он решил, что не стоило запрещать человеку присутствовать на вскрытии, тем более это был его сын. И кроме того, Пендергаст нашел бы способ присутствовать, независимо от того, чтобы он сказал.

Патологоанатом, доктор Константинеску, также, похоже, знал о Пендергасте. Константинеску походил больше на доброжелательного сельского доктора, чем на медицинского эксперта, и присутствие специального агента расстроило его. Он был так же напряжен и возбужден, как кот в новом доме. Раз за разом, поскольку он бормотал свои медицинские наблюдения в висящий микрофон, он останавливался, оборачивался через плечо, чтобы посмотреть на Пендергаста, а затем откашливаясь начинал снова. Ему потребовался почти час, чтобы закончить одну только внешнюю экспертизу — что считается весьма впечатляющим показателем, учитывая почти полное отсутствие доказательств, чтобы их обнаружить, собрать и маркировать. Удаление одежды, фотографии, рентгеновские снимки, взвешивание, тест на токсичность, замечания различных отметок и остальная часть этого процесса продолжалась бесконечно. Как будто бы патологоанатом боялся совершить ошибку, или имел странное нежелание продолжать работу. Помощник, который казалось был нетерпелив, покачиваясь с одной ноги на другую, перекладывал инструменты. На протяжении всего этого, Пендергаст стоял неподвижно позади других, халат подобно саванну окружал его, глаза перемещающиеся с Константинеску на тело его сына и обратно, ни говоря ни слова, ничего не выражали.

— Нет очевидных внешних ушибов, гематом, колотых ран, или других травм, — говорил патологоанатом в микрофон. — Первоначальный внешний осмотр, наряду с рентгеновским доказательством, указывает на то, что смерть наступила в результате сокрушительной травмы шейных позвонков С3 и С4, наряду с возможным боковым поворотом черепа, пересекающий позвоночник и спину, вызывая шок.

Доктор Константинеску отступил от микрофона, откашливаясь снова и снова:

— Мы... мы собираемся начать внутренний осмотр, агент Пендергаст.

Однако Пендергаст остался неподвижным, за исключением возможно, наклона его головы. Он был очень бледен: его характерные черты уже неоднократно видел Англер. Чем больше он узнавал о Пендергасте, тем меньше он ему нравился. Человек был своего рода фриком.

Англер возвратил свое внимание к телу, лежащему на каталке. Молодой человек был в превосходной физической форме. Уставившись на гладкую мускулатуру трупа и линии, изящные даже при смерти, они напомнили ему об определенных описаниях Гектора и Ахиллеса в картинах глиняной посуды Черной статуэтки.

"Мы собираемся начать внутренний осмотр". Телу оставалось недолго быть в превосходной форме.

От одного кивка Константинеску, помощник принес пилу Страйкера. Запустив ее, патологоанатом проехался рядом с головой Альбана — поскольку он распилил кость, пила сделала конкретное, шлифовальный визг, Англер это ненавидел — и удалил макушку. Англеру казалось, что мозг был одним из последних органов, который удаляли. Большинство вскрытий начиналось со стандартного Y-образного разреза. Возможно, это имело некоторое отношение к причине смерти, являющейся сломанной шеей. Но Англер чувствовал, что более вероятной причиной был другой наблюдатель в комнате. Он украдкой взглянул на Пендергаста. Человек выглядел, во всяком случае, еще более бледным, его лицо, более закрытое чем когда-либо.

Константинеску исследовал мозг, тщательно удалил его, поместил его на весы и бормотал еще некоторые наблюдения в микрофон. Он взял несколько образцов ткани, вручил их помощнику, и затем — на этот раз не оглядываясь — заговорил с Пендергастом:

— Агент Пендергаст... Вы планируете открытый гроб?

На мгновение, тишина. И затем Пендергаст ответил:

— Не будет никакого гроба — и похорон. Когда тело будет выдано, я сделаю необходимые приготовления, чтобы кремировать его. — Его голос звучал подобно чистке лезвия ножа против льда.

— Ясно. — Константинеску заменил мозг в полости черепа, и поколебался. — Прежде чем продолжить, я хотел бы задать вопрос. Рентген показал, что в желудке умершего находится объект округлой формы. И все-таки нет никаких шрамов на теле, чтобы указать старые огнестрельные раны или хирургические процедуры. Знаете ли вы о каких-либо имплантантов содержащихся в теле?

— Нет, — сказал Пендергаст.

— Очень хорошо. — Константинеску медленно кивнул. — Теперь я сделаю Y-разрез.

Когда все молчали, патологоанатом снова взял пилу Страйкера, чтобы сделать разрезы в левом и правом плече и поворачивая их вниз, чтобы они встретились на грудине, а затем завершил разрез в одной линии к лобку скальпелем. Помощник вручил ему набор ножниц и Константинеску завершил открытие грудной полости, поднимая прочь отрезанные ребра и плоть, подвергая сердце и легкие.

За плечом Англера, Пендергаст оставался жестким. Определенный запах начал распространяться по комнате - запах, который всегда оставался с Англером, так же, как визг пилы.

Один за другим, Константинеску удалил сердце и легкие, исследовал их, взвесил их на весах, взял образцы тканей, прокомментировал свои наблюдения в микрофон, и поместил органы в полиэтиленовый пакет для их возвращению к телу во время последнего, восстановления фазы аутопсии. Печень, почки и другие основные органы тоже были помещены в пакет. Затем патологоанатом обратил свое внимание на центральные артерии, разъединил их и быстро сделал проверки.

Затем появился желудок. После осмотра и взвешивания, фотографирования и отбора проб ткани, Константинеску потянулся за большим скальпелем. Эту часть вскрытия Англер действительно ненавидел: исследование содержимого желудка. Он немного отошел от каталки.

Патологоанатом парил над металлическим бассейном, в котором лежал желудок, работая с ним в перчатках на руках, используя скальпель и пару щипцов. Запах в комнате становился все хуже.

Внезапно раздался шум: громкий звон, что-то твердое упало в стальной контейнер. Патологоанатом затаил дыхание. Он что-то пробормотал помощнику, который вручил ему свежую пару щипцов. Сунул их в металлический бассейн, удерживая желудк и его содержимое, Константинеску поднял что-то в пинцете - что-то округлое, пятно с непрозрачными жидкостями - и повернулся к раковине, где он тщательно ополоснул его. Когда он обернулся, Англер увидел к своему огромному удивлению, что между щипцами лежал камень, неправильной формы и чуть больше, чем мрамор. Темно-синий камень - драгоценный камень.

Со своим периферийным зрением, он увидел, что Пендергаст наконец-то, отреагировал.

Константинеску держал камень в щипцах, смотрел на него и поворачивал его так и этак.

— Ну, хорошо, — пробормотал он.

Он положил его в мешок доказательств и приступил запечатывать его. Как только он сделал это, Англер обнаружил, что Пендергаст подошел ближе, глядя на камень. Исчезло удаленное, непроницаемое выражение лица.

— Этот камень, — сказал Пендергаст. — Я должен взять его.