Голубой молоточек. Охота за сокровищами
Шрифт:
— Как можно меньше. Я свяжусь с тобой позднее.
Через центр города я доехал до полицейского управления. Оно находилось в коробкообразном каменном здании, высившемся словно темный саркофаг в самом центре асфальтированной автостоянки. Я сумел уговорить вооруженную охранницу в форме пропустить меня в маленький, темноватый кабинет Маккендрика. Там стояли большой шкаф для документов, письменный стол и три стула, один из которых занимал сам Маккендрик. Единственное окно было зарешечено.
Капитан сидел, уткнувшись в лежавший перед ним лист бумаги с отпечатанным на машинке текстом, и не сразу поднял голову. Мне пришло в голову, не страдает ли он комплексом неполноценности и не хочет ли
— Мистер Арчер? Я думал, вы покинули наш город.
— Я ездил в Аризону за дочерью Баймейера. Он распорядился доставить нас обратно на одном из самолетов фирмы.
Мое сообщение произвело впечатление на Маккендрика и слегка удивило его, чего я и добивался. Он потер ладонью свою мясистую щеку, словно желая убедиться, на месте ли она.
— Да, да, разумеется, — произнес он. — Ведь вы работаете на Баймейеров, верно?
— Верно.
— Их интересует убийство Граймса?
— Граймс продал им тот портрет. Существуют некоторые сомнения относительно того, подделка это или подлинная работа Чентри.
— Если Граймс имел с этим что-то общее, сомневаюсь, что картина подлинная. Это та самая, которую украли?
— Вообще-то говоря, ее не крали, — отозвался я. — Во всяком случае не тогда, когда она исчезла в первый раз. Ее взял Фрэд Джонсон, чтобы произвести исследование в музее. А вот оттуда кто-то действительно украл ее.
— Это версия Джонсона?
— Да, и я ему верю. — Но когда я повторял ее, она и мне показалась малоубедительной.
— А я нет. И Баймейер также. Я только что разговаривал с ним по телефону. — Маккендрик усмехнулся с холодным удовлетворением: он выиграл у меня очко в бесконечной игре за влияние, которую он неустанно вел всю свою жизнь. — Если вы и впредь намерены работать на Баймейера, советую вам согласовывать с ним эти мелкие детали.
— Он для меня не единственный источник информации. Я довольно долго разговаривал с Фрэдом Джонсоном, и он не кажется мне преступником.
— Почти каждый им является, — сентенциозно заметил Маккендрик. — Стоит только подвернуться удобному случаю. А Фрэду Джонсону такой случай подвернулся. Возможно даже, он действовал в сговоре с Граймсом. Это был бы неплохой номер: продать Баймейерам фальшивую картину Чентри и украсть ее, прежде чем все обнаружится.
— Я думал о такой возможности, но сомневаюсь, что дело было так. Фрэд Джонсон не сумел бы ни спланировать такого рода операцию, ни осуществить ее. А Пола Граймса нет в живых.
Маккендрик наклонился вперед, положил локти на стол и оперся подбородком на сложенные ладони.
— В этом деле могут быть замешаны и другие лица. Почти наверняка так оно и есть. А может быть, мы имеем дело с шайкой воров, промышляющих кражей произведений искусства и состоящей из педиков и наркоманов? Ведь мы живем в сумасшедшем мире. — Он разнял ладони и помахал пальцами перед лицом, словно желая проиллюстрировать безумие окружающего мира. — Вам известно, что Граймс был педиком? — спросил капитан.
— Да. Сегодня утром мне сказала об этом его жена.
Маккендрик широко раскрыл глаза:
— Значит, у него есть жена?
— Была. Мне стало известно, что они давно жили раздельно. Но она имеет в Коппер-Сити магазин художественных принадлежностей.
Маккендрик записал что-то карандашом в своем блокноте.
— Фрэд Джонсон тоже педик?
— Сомневаюсь. У него есть девушка.
— Мне только что стало известно от вас, что у Граймса тоже была жена.
— Это правда. У Фрэда могут быть бисексуальные наклонности. Но я провел с ним довольно много времени и не заметил ничего такого. А если бы они у него и были, это
еще не доказывает, что он вор.— Он украл картину.
— Он взял ее с ведома и согласия дочери владельца. Фрэд начинающий искусствовед. Он хотел определить возраст и подлинность картины.
— Это он сейчас так говорит.
— Я ему верю. И считаю, что он не должен сидеть в тюрьме.
Ладонь и кулак Маккендрика соединились, как части какого-то механизма.
— Фрэд Джонсон платит вам за эту болтовню?
— Мне платит Баймейер за то, чтобы я разыскал его картину. Фрэд утверждает, что у него нет ее. Может, настало время поискать картину где-то в другом месте? Именно этим я и занимался, более или менее сознательно.
Маккендрик ждал. Я поделился с ним своими сведениями о жизни Граймса в Аризоне и о его связи с Ричардом Чентри. Сказал также о смерти Уильяма, внебрачного сына Милдред Мид, и поспешном выезде Ричарда Чентри из Аризоны летом сорок третьего года.
Маккендрик взял в руку карандаш и принялся чертить на желтом листке бумаги соединявшиеся между собой квадраты; они образовывали шахматное поле неправильной формы, отдельные клетки которого должны были, по-видимому, символизировать округа, города или иные территории в его мозгу.
— Я не слышал об этом, — признался он наконец. — Вы уверены, что эта информация заслуживает доверия?
— Большую ее часть я получил от шерифа, который проводил расследование по делу об убийстве Уильяма Мида. Вы можете проверить эти факты у него самого.
— Я так и сделаю. Когда Чентри приехал в Санта-Тересу и купил дом у океана, я отбывал воинскую службу. Потом вернулся из армии и с сорок пятого года начал работать в полиции; я отношусь к немногим людям, которые знали его лично. — Из слов Маккендрика следовало, что историю этого города он отождествляет с собственной жизнью. — В течение многих лет, пока меня не произвели в сержанты, я патрулировал тот отрезок пляжа. Таким образом я и познакомился с мистером Чентри. Он был помешан на своей безопасности и постоянно жаловался, что вокруг его дома околачиваются какие-то люди. Вы ведь знаете, как пляж и океан притягивают всех новоприбывших.
— Он был очень нервный?
— Пожалуй, можно было счесть его таким. Во всяком случае он жил отшельником. Я никогда не слышал, чтобы он устроил какой-нибудь прием или просто пригласил друзей в свой дом. Впрочем, насколько мне известно, у него их и не было. Он сидел все время дома со своей женой и одним парнем по имени Рико, который работал у них поваром и выполнял другие поручения. Я слышал, что Чентри беспрестанно работал. Иногда он писал ночи напролет, и, когда я проезжал там во время утреннего патрулирования, в доме еще горел свет. — Маккендрик поднял на меня глаза, устремленные в прошлое, а теперь с изумлением снова взирающие на настоящее. — Вы уверены, что он был педиком? Я никогда не замечал, чтобы кто-нибудь из них так любил вкалывать.
Я не стал ему говорить о Леонардо да Винчи, чтобы не осложнять дела.
— Я почти уверен в этом. Но можете спросить еще у кого-нибудь.
Маккендрик резко покачал головой:
— Я не могу спрашивать об этом в городе. Санта-Тереса обязана ему своей известностью; хотя он исчез двадцать пять лет назад, но по-прежнему является одним из наших почетных граждан. Поостерегитесь рассказывать о нем что-нибудь плохое.
— Это угроза?
— Просто предостережение. Вы должны быть благодарны мне за него. Миссис Чентри может обвинить вас в клевете, и не воображайте, что она этого не сделает. Она так прибрала к рукам здешнюю газету, что ей позволяют читать перед опубликованием все, что касается ее мужа. В особенности проблема его исчезновения должна трактоваться с большой осторожностью.