Голубой молоточек. Охота за сокровищами
Шрифт:
— Вы мне не доверяете?
— Доверял, пока вы доверяли мне.
— Вы говорите совсем как Джейк. Он всегда умел все поставить с ног на голову.
— Кто продал ему картину?
— Скажу, когда получу деньги.
Я положил на стол пятьдесят долларов:
— Здесь половина. Вторую половину вы получите, когда назовете фамилию.
— Мои сведения стоят дороже. Это серьезное дело. Мне сказали, что я должна получить за них большую награду.
Не поднимаясь со стула, я наблюдал за ее лицом. Два дня назад, когда я появился здесь впервые, она,
— Кто же должен заплатить эту награду?
— Редакция газеты.
— Это вам пообещала Бетти Сиддон?
— В общем, да. Она сказала, что мне хорошо заплатят за эту информацию.
— И вы сказали ей, кто эта женщина?
Она отвела взгляд и уставилась в темный угол комнаты.
— Мисс Сиддон сказала, что это очень важно. А я не была уверена, придете ли вы еще. Вы же знаете, как у меня обстоят дела. Я нуждаюсь в деньгах.
Я знал, как обстоят дела. Знал я и то, что она продавала кости Джейкоба Уитмора, а я у нее их покупал. Я положил на стол остальные пятьдесят долларов.
Джесси снова потянулась за ними, но рука ее опустилась на полпути. Она взглянула на меня так, будто я собирался помешать ей. Мне уже прискучили эти игры.
— Возьмите же их наконец, — сказал я.
Она сгребла десяти- и двадцатидолларовые купюры и сунула их под рубашку, за лифчик, виновато посмотрев при этом на меня, готовая расплакаться.
— Не будем терять времени, Джесси, — сказал я. — Что это за женщина?
— Ее фамилия миссис Джонсон, — произнесла она тихим, неуверенным голосом.
— Мать Фрэда?
— Не знаю, чья она мать.
— Как ее зовут?
— Не знаю. Стэнли Мейер сообщил мне только ее фамилию.
— Какой Стэнли Мейер?
— Он работает санитаром в больнице. Художник-любитель. Продает свои картины во время ярмарок на пляже. Его киоск стоит рядом с будкой Джейка. Он видел, как Джейк покупал у нее ту картину.
— Вы имеете в виду женский портрет, который Джейк продал затем Полу Граймсу?
Она утвердительно кивнула:
— Ведь вас эта картина интересует, да?
— Да. Стэнли Мейер описал вам ту женщину?
— Более или менее. Он сказал, что она среднего возраста, лет пятидесяти, высокая, толстая. У нее темные, седеющие волосы.
— А он не говорил, как она была одета?
— Нет.
— Откуда ему известна ее фамилия?
— Он знает ее по больнице. Миссис Джонсон работала там медсестрой, пока ее не выгнали.
— А за что ее выгнали?
— Мейер понятия не имеет. Знает только, что потом она работала в доме для выздоравливающих «Ля Палома».
— Что еще он рассказал об этой миссис Джонсон?
— Больше я ничего не помню.
— Вы все это сказали Бетти Сиддон?
— Да.
— Как давно она была у вас?
— Точно не могу сказать. Джейк терпеть не мог часов. Он читал, что мы должны определять время по солнцу, как индейцы из племени чумашей.
— Бетти Сиддон была здесь перед заходом солнца или после?
— После. Теперь я вспомнила: она пришла сразу после вашего отъезда.
— Вы
сказали ей, что я здесь был?— Нет.
— А она не говорила, когда уезжала, куда собирается?
— Точно она не сказала. Но спрашивала про тот дом для выздоравливающих, «Ля Палома». Ей хотелось проверить, там ли работает сейчас миссис Джонсон.
Обратно я возвращался по почти пустынной автостраде, навстречу попадались лишь немногочисленные грузовики. Я чувствовал, что оставил позади барьер, отделявший конец ночи от холодного раннего утра, и в состоянии обходиться без сна, в случае необходимости, еще целый день.
Оставив машину на стоянке возле приюта «Ля Палома», я нажал звонок служебного входа. Внутри послышались бормотание и шлепающие шаги. Дверь приоткрылась на цепочке, и я увидел чернокожую медсестру.
— Я был здесь вчера вечером, — сказал я.
— Я вас помню. Если вы ищете миссис Джонсон, то пришли неудачно. Она второй раз за ночь оставила дом на меня. Я чуть жива от усталости, а до конца смены еще много часов. Разговор с вами не облегчает мне работу.
— Я вас понимаю. Мне тоже пришлось всю ночь работать.
Она недоверчиво посмотрела на меня:
— Чем же вы занимались?
— Я детектив. Вы позволите мне войти и немного поговорить с вами, мисс…
— Миссис. Миссис Холмэн. — Она со вздохом сняла цепочку. — Хорошо. Только побыстрее.
Мы остановились, прислонившись к стене, в темном вестибюле. Вздохи и стоны пациентов, вперемешку с неравномерным шумом, доносившимся с автострады, сливались в аккомпанемент, сопутствовавший музыке раннего утра.
Лицо девушки растворялось в темноте, а ее глаза казались блестящими глазами ночи.
— Что вы хотите узнать? — спросила она.
— Почему миссис Джонсон пошла домой?
— Позвонил Фрэд. Это ее сын. И сказал, что старик снова сходит с ума. Он жуткий пьяница, и только она способна его утихомирить, когда он в таком состоянии. Она взяла такси и поехала домой. Я на нее не в обиде: в конце концов, нужно же было что-то делать. — Она глубоко вздохнула; я почувствовал в темноте тепло ее дыхания. — Я не могу осуждать миссис Джонсон. У меня у самой есть пьяницы в семье.
— Вы когда-нибудь были у нее дома?
— Нет, — решительно отозвалась она. — Если у вас больше нет вопросов, то не стоит терять время.
— У меня еще несколько вопросов. Это очень важно… вопрос жизни и смерти.
— Чьей жизни? — удивленно спросила она. — Чьей смерти?
— Одной женщины по имени Бетти Сиддон. Она работает в редакции здешней газеты.
Я услышал, как она глубоко вздохнула.
— Вы слышали раньше это имя?
— Да. Слышала. Она звонила из редакции в самом начале моего дежурства. Ей хотелось знать, есть ли среди наших пациентов женщина по имени Милдред Мид. Я ответила ей, что эта женщина находилась у нас какое-то время, но теперь переехала. Ей захотелось самостоятельности, и она наняла домик в Магнолия Корт. Впрочем, мисс Мид поселилась у нас вследствие связей с миссис Джонсон.