Голубой Ютон

– Много людей – добро. В Риме, вон, почти миллион народу живет… ну, тысяч шестьсот на самом деле, Даша рассказывала, что второй раз в эту помойку она даже под страхом смертной казни не поедет. Но если учесть, что в римской империи народу уже миллионов шестьдесят… нам только патроны к пулеметам делать человек пятьсот потребуется.

– Ты хочешь всех их убить?

– Пока этот мальчик там императором, нам особо опасаться нечего. Но когда его убьют…

– Если убьют.

– Когда убьют: там экономика катится в сраное говно, одновременно и народ бузить начинает, и сенаторы недовольство проявляют, так что у Гордиана перспективы… практически без вариантов. А следующие императоры могут решить, что наши достижения они и у себя в империи повторить сумеют. И вот тогда производительность патронного завода будет очень важна. Так что лишние люди будут нам совсем не лишними.

– Ага. И сейчас они рождаются у нас со скоростью больше шести тысяч в год, а их всех еще учить надо. И кто этим займется?

– Ты конечно. Сама смотри: летом педучилище выпустило уже полтораста учителей, вполне годных для начальной школы. Куда пойдет, между прочим, меньше трех тысяч детишек. По человекорылу на небольшой класс, если даже на вторые классы народ распределить сразу, то по сорок детишек на учителя. Для начала терпимо, тебе не кажется?

– Это сейчас, а что будет через три года?

– Дочь твоя кому второй корпус педа строит? Через три года оттуда выпустится первая сотня преподавателей-предметников и уже четыреста «начальников». Да и нынешние, если не все, то половина как минимум, и опыта поднаберутся, и знаний. И это я не считаю пока Орловский пединститут.

– Вот уж институт…

– Ярославна, между прочим, сейчас готовит спецвыпуск уже не учителей, в преподов как раз для пединститута. Да, хреноватых – но по нынешним временам их всех минимум членкорами академий разных назначать можно. Задача всю эту братию прокормить и одеть-обуть не стоит: Саша по два трактора в неделю клепает, а четыре килолошадки от Марка Ливия потребности в гужевом тягле практически полностью закрыли. А если учесть ту тысячу, что по конным заводам распихали, с кониками и в будущем проблем не предвидится. Поэтому даже когда наплыв школьников достигнет десяти тысяч…

Лиза перелистнула блокнот, что-то в нем нашла, несколько секунд задумчиво поглядела в пол:

– Даже если не учитывать наплыва тех же сарматов-аланов, то примерно через восемь лет.

– Что через восемь лет?

– Школьник попрет по десять тысяч в год.

– Оптимистка. Максимум через пять. Хрен с ними, с аланами, но Ангелика жаловалась, что к ней на строительство Брянска попёрли луги массово. Кстати, да, они – лужицкие славяне, и нашего… в смысле, старого местного языка практически не понимают. С лугами понятно: их готы – северные которые, с Готланда, давят сильно. Кстати, еще один повод патронный завод кадрами порадовать… я не об этом. Готы эти уже до Буга практически добрались, они как раз по нему, оказывается, с Вислы к Черному морю пропутешествовали. А там сейчас и Рим вроде как пограбить можно… в общем, к Корочу послы с большими дарами пришли, под руку его проситься.

– И что? Почему мне Ангелика не сказала, интересно бы знать?

– Не интересно, она мне сказала и тебе просила передать, а я как раз и передаю, затем, собственно, и зашла.

– А чего теперь жалуется? Раньше жаловалась, что народу не хватает, теперь ей луги не нравятся…

– Короч с лугами договаривался, и, как он сам думал, договорился принять полторы тысячи человек. А придет полторы тысячи семей. У лугов язык другой – но как-то понять вроде можно. Вот он и понял… а эти семьи, которые уже приходить начали – не только муж-жена и дети, а еще и родители престарелые, братья-сестры неполовозрелые – в общем, минимум семь-восемь тысяч народу, а скорее вообще за десять будет. Взрослых, которых уже учить поздно, тысяч пять, может чуть больше, и остальное – дети. Да и хрен бы с тем, что дети… – Лера замолчала и печально поглядела в окно.

– О чем взгрустнулось?

– Сама считай: людей, с которыми мы хотя бы на русском языке разговаривать можем, у нас сколько? В Туле порядка семи тысяч взрослых, в Дубне тысячи три, в Вырке и Унде пара тысяч, пара тысяч в Корочевом посаде и Брянске, в Рязани полторы где-то и примерно с десяток тысяч во всех остальных поселениях. У меня получается, что около двадцати пяти тысяч взрослых и чуть больше детей… вдвое больше. Еще примерно раза в два меньше народу – это кто живет в окрестностях, русского еще не знает, но с «нашими» активно общается и потихоньку в нашу веру перековывается. А тут – население как раз нашего ареала разом вырастет процентов на двадцать, и эти двадцать процентов припрутся со своими традициями, с языком… Откровенно говоря, я не очень понимаю, как хотя бы аланов приобщать к нашей цивилизации – а их-то мы больше тысячи в год брать и не планировали, это если вместе с детьми считать. Как бы мы не утратили нашу цивилизацию, растворившуюся в чужом менталитете…

– Значит, будем рассеивать их менталитет в нашем. Если уж мы в шестьдесят четыре рыла практически семьдесят пять тысяч воспитали… Но ты права, мы столько новичков сразу не переварим, нам бы со своими пока разобраться. Короч им обещал поселение в Брянске?

– Вроде нет, я уточню конечно, но Ангелика бы сказала.

– Тогда поступим просто: две сотни… семей отправим Лемминкэйненовне, ей землекопов остро не хватает. С уговором, что дети их сразу отправляются в Орел и еще куда-нибудь в школы учиться. А кто не согласится – те пусть обустраиваются сами, вот здесь по речке Судость. Тут кто-нибудь сейчас живет?

– Два небольших городка были и с десяток выселок, но оттуда практически все к Корочу ушли уж года два-три назад.

– Отлично, так Ангелике и скажи… кстати, где она? Ты когда с ней говорила?

– Сама скажи. А я с ней говорила утром, она помчалась новую железку строить от Новомосковска до Каширы.

– А старую до Епифани она уже построила что ли?

– Нет, но ведь Катя твоя две новых домны в Туле заложила, вот Ангелика и волнуется, что сталь девать некуда будет… обратно она завтра поедет, заедет сюда: я ей пообещала на обед приготовить сомен с раками, а она такое пропустить не может. Андрюшка мой вчера два ведра раков приволок, до полуночи их варила-чистила…

– Заботливая какая… это я про Ангелику. На меня тоже приготовь – а это я про сомен.

Уважаемая Министр Дорожного Строительства была теперь «важной птицей» и ездила на «восставшем из пепла» Пассате. После того, как было налажено относительно «массовое» производство «мобильных электростанций», мотор от «Пассата» был заменен на «серийный» и Леночка вместе с Сашей постарались сделать еще одну работоспособную машину. Стараться пришлось много: в коробке передач две шестерни были сломаны, а от кузова вообще остались буквально ошметки. Выручило то, что с кузова срезались в основном куски ровного листового металла, а сварные силовые элементы остались почти нетронутыми. То есть их не порезали, причем главным образом из-за того, что они почти насквозь проржаветь успели – в общем, кузов пришлось делать новый, но конструкцию старого удалось по ошметкам восстановить. С большими трудностями, да и далеко не все детали оказалось возможным повторить…

Однако ранней весной двести сорок пятого года машина поехала – а так как именно Ангелике приходилось больше всего перемещаться между расположенными далеко друг от друга стройками, она и стала основным ее «пользователем». После запуска «нового» автомобиля Саша пригреб и жигулевский мотор – но от «Жигуля» ведь не осталось деталей трансмиссии и подвески, так что никто на скорое увеличение легкового автопарка и не надеялся.

Зато рос автопарк грузовой: к осени было изготовлено – кроме четырех использующихся на Баскунчаке – еще три грузовика, которые немедленно приступили к перевозке важных грузов. И в первую очередь одного такого груза – доломита, большое месторождение которого было найдено в районе Лебедяни. Оттуда доломит до Епифани таскали на небольших расшивах, а от Епифани до Тулы как раз грузовиками и возили. До появления грузовиков использовался гужевой транспорт, но лошадка тратила на дорогу в один конец пять дней и перетаскивала меньше тонны, а грузовик вез пять тонн и за день успевал съездить и туда, и обратно. Собственно, действующей металлургии столько доломита и не требовалось, но «запас карман не тянет», да и строительство новых печей уже велось довольно быстрыми темпами. Руда-то содержала очень много фосфора, так что весь чугун теперь приходилось перегонять на сталь в томасовских конвертерах, а если зимой реки встанут…

На самом деле Лена больше всего опасалась, что осенью дорога до Епифани станет непроходимой: все же глина в дождь почему-то превращается в грязь густую и липкую настолько, что в прошлые годы на грунтовках пришлось запретить даже гужевое движение чтобы перемешанная грязь не стекла и не переполнила дренажные канавы. «Миндорстрой» Ангелики усиленными темпами прокладывал рядом с грунтовкой дорогу уже железную, но это было делом все же не очень быстрым. Ангелика даже как-то в шутку сказала:

– А хорошо, что я раньше не успела прочитать, что в России железные дороги до революции на песчаном балласте делали!