Голубой Ютон
Шрифт:
– И почему это хорошо? – решила уточнить у нее Люда.
– Потому что тогда дорога к Колпине уже бы размылась дождями, а на щебенке она до сих пор как новенькая. Опять же есть куда девать гравий из песчаных карьеров.
После просева песка гравия получалось все же очень немного, так что на новую дорогу шел в основном щебень с карьеров известняковых, и таскать его было тоже не самой простой задачей – но дорога постепенно строилась. Жанна обещала, что осенью дорога будет достроена, что всех сильно порадовало, так как Ходан в августе достроил шлюзы в Лебедяни и теперь (правда пока лишь теоретически) открывался прямой путь к Черному морю.
А чуть раньше, в конце июля, Жена Сорокина остановила алюминиевый завод. По одной простой причине: ГЭС на Зуше тоже пришлось остановить. Кати решила спустить воду в небольшом водохранилище чтобы поставить
Новый двести сорок шестой год был встречен спокойно: никаких особых новых достижений не случилось, однако уровень жизни учительницам казался вполне приемлемым. Как высказалась Марина во время новогоднего застолья, «мы уже обеспечили себе и сытый обед каждый день, и теплые сортиры, так что цивилизация не умерла». Лиза же считала, что главным в прошедшем году стал «восьмичасовой рабочий день» – не для всех, конечно, но «попаданцам» вроде как и особой нужды рвать жилы не возникало. Все делалось «по плану»: и железная дорога до Епифани была выстроена, и дамбы вокруг водохранилища на Зуше насыпаны. Правда теперь Кати решила, что можно и новых дамб понастроить чтобы вторую ГЭС поставить непосредственно возле Мценска, но это было планом уже на следующий год.
Или на «послеследующий», или вообще на «никогда»: Михалыч предложил Кати Лемминкэйненовне «подумать насчет ГЭС на Оке». По его прикидкам выходило, что на Оке от Орла и до устья Зуши можно было поставить три или даже четыре небольших низконапорных (до трех метров) электростанции, каждая мощностью за два мегаватта. Почти десять мегаватт электричества – это дофига, но и требуемые для утилизации этого электричества почти девяносто километров ЛЭП – тоже немножко слишком много в условиях отсутствия алюминиевых проводов для них, так что никакого решения по этим стройкам пока не принималось.
А вот по другим – решения появились. Так что уже в марте Вера Кузнецова в сопровождении Дениса и сотни с небольшим прошлогодних выпускников школ отправились ставить город Тверь. Вера – потому что она была родом из Твери и кое-что по поводу «природных богатств» родного края помнила, а Денис был назначен комендантом будущего города. Просто потому, что одним из первых сооружений там предстояло поставить цементный завод. А это – занятие не самое быстрое, поэтому в будущую Тверь народ отправился на двух «больших» расшивах и трех «маленьких».
А в будущий Соликамск народ – под предводительством Лиды – поехал уже на трех «больших» расшивах, каждая из которых везла по полтораста тонн груза, и пяти «маленьких» сорокатонных. С сырьем для цемента в тех местах было неважно, так что цемент тоже с собой тащили уже в готовом виде. Причем далеко не весь потребный, по планам до осени туда предстояло перевезти цемента слегка за тысячу тонн…
Самая «легкая» экспедиция отправилась из Усть-Непрядвинска на выстроенной греком (и «улучшенной» Маркусом) онерарии (с двумя моторами онерарии, как выяснилось, лучше плавают) в Пантикапей. Состав экспедиции был вовсе простой: Люда, Ника и два десятка «охранников». Цель же этой экспедиции была понятна лишь самим «богиням», причем и тем, кто поехал, и тем, кто остался. Просто
когда Марина в сердцах обругала старшую внучку по поводу того, что Катя «совсем себя не бережет», та вежливо (ну как смогла) ответила, что местная промышленность не обеспечивает должную бережливость расходными материалами…В конце мая в Новомосковске заработал торфококсовый завод, который выдавал в день по двадцать тонн основной своей продукции. А чтобы он работал, с торфоразработки, расположенной в пятидесяти километрах по Оке ниже Коломны, семь грузовиков ежедневно перетаскивали на десять километров к берегу реки около двухсот тонн подсушенного торфа, который затем расшивами перевозился в Алексин. Оттуда его восемь уже грузовиков перевозили к Упе, дальше ценное сырье пятью маленькими расшивами везлось в Тулу, потом по железной дороге – в Новомосковск. Ну а обратными рейсами вагоны везли в Тулу столь нужный металлургам кокс. Очень экзотический получился маршрут, но пока никто его менять не собирался: пуск железной дороги до Каширы ожидалась уже в середине лета, а с ней доставка торфа на завод окажется гораздо менее головоломной.
Вера Сергеевна на побочную продукцию коксового завода составила грандиозные планы… вот только воплощать их пришлось уже без нее: в конце мая эта милая старушка просто не проснулась. После похорон Лиза зашла к Трофиму:
– Ты умеешь работать с мрамором? Нужно Вере Сергеевне поставить достойный памятник, а у нас камнерезов почти нет. Те, что римляне подарили, статуи делать не умеют… Или ты знаешь кого-то, кто мог бы такой памятник сделать? Хотя бы бюст ее. Если знаешь, то съезди в Рим, или куда-нибудь еще, когда Лида вернется, я под это онерарию специально выделю. Только я вообще не представляю, сколько мастера за такую работу денег берут.
– Римляне вообще только цветы и узоры резать могут, а людей никогда ваять не умели. Мастеров, если вы мраморную статую делать хотите, лучше в Греции искать. Сам я никого там не знаю, но о многих слышал. Только я думаю, что тогда и камень придется оттуда везти, причем много: никогда заранее никто не знает, какой блок подойдет для работы. Но если уважаемую Елизавету заинтересует мое мнение…
– Говори.
– Здесь у вас каждый год зима…
– Я что-то об этом слышала. Зимой в мастерской слишком холодно чтобы делать статую?
– Я знаю много разных красок, но уверен, что за несколько зим, даже за две-три всего, эти краски испортятся и статуя покажется оскорбительной для уважаемой Веры Сергеевны.
– Я не предполагала ее красить.
– Я тоже так думаю. Уважаемая Виктория Витальевна научила меня работе с красками, которые не портятся от зимы, но я умею их использовать только с керамикой.
– Ты хочешь сделать скульптуру из керамики?!
– Если вы будете не против. Надеюсь, у меня получится сделать скульптуру, показывающую все то уважение, которым была окружена Вера Сергеевна. Посмотрите сами, вышло ли у меня передать в статуе хотя бы мое уважение? – и с этими словами Трофим отодвинул занавес, огораживающий приличный кусок его мастерской. Лиза, как и все прочие, никогда даже не видели, что находится за ним: Оля-маленькая всем давно и твердо внушила, что глядеть на незавершенные работы художника просто неприлично. А когда Лиза, протерев глаза, убедилась, что у нее не случилась внезапная галлюцинация, она лишь смогла сказать:
– Я тебе напечатаю фотографии Веры Сергеевны, столько сколько потребуется. Только… давай сейчас зайдем ко мне, ты посмотришь все и выберешь те, которые будут нужны для работы.
– Можно я зайду к вам через несколько минут? Я бы руки вымыл и надел чистую одежду…
Шагая обратно домой Лиза даже вспомнила ту фотографию: Нина, стоящая в своем синем костюме с телефоном в руках и с привычно-снисходительным видом объясняющая всем, что солнечные затмения случаются строго по расписанию. Разве что на фотографии она опиралась не на «мраморную» колонну с лежащим сверху секстаном, а на деревянную треногу с валяющимися на ней транспортиром и расческой, тенью от которой Нина измеряла высоту солнца над горизонтом. Сделанная Трофимом скульптура была настолько «живая», что Лиза, не удержавшись, потрогала ее чтобы убедиться в том, что видит не ожившую учительницу. И почти не удивилась, почувствовав пальцами «вязаную» структуру «ткани» костюма. К тому же Трофим сразу же уточнил, что при лепке всякие «мелочи» воссоздавать куда как легче чем при высекании из камня: отпечатанную на гипсе текстуру ткани на глину перенести – дело пары минут, а вырезать ее же из камня – работа на долгие недели…