Голый конунг. Норманнизм как диагноз

Довольно любопытно заглянуть в творческую лабораторию археолога Клейна, в которой слова превращаются, по известному с детства принципу ««А» упала, «Б» пропала», в скандинавские заимствования. Так, объясняет он, «например, в слове «князь» первоначально на месте «я» стояла буква «юс», произносившаяся как гласная с призвуком звука «н»; буква «з» появилась в результате смягчения первоначального «г», сохранившегося в слове «княгиня»; после «к» стояла гласная «ъ», впоследствии ставшая непроизносимой… Итак, «князь» в древности звучало близко к «конинг», которое норманисты производят «из скандинавского древнегерманского «конунг» («король»)» [120] . Слово же «витязь» Клейн выводит от слова «викинг».

120

Там же. С. 77.

Но оба эти якобы скандинавских слова распространены в языках многих славян, включая тех, кто вообще не сталкивался со скандинавами с их конунгами и викингами: «князь» – в болгарском, сербском, хорватском, чешском, словенском, словацком, польском, верхнелужицком, нижнелужицком, полабском языках; «витязь» – в болгарском, сербском, хорватском, чешском, словацком, словенском, чешском, польском, верхнелужицком языках [121] .

Как справедливо сказал С.А. Гедеонов 150 лет назад в адрес «лингвистов» типа Клейна, «к словам, долженствующим обнаружить влияние норманского языка на русский в следствие призвания варяжских князей, норманская школа вправе отнести только такие, которые, являя все признаки норманства, с одной стороны, не встречаются у прочих славянских народов, а с другой, не могут быть легко и непринужденно объяснены из славянских этимологий». И в качестве примера он привел слово «боярин», которое тогда и, конечно, «научно» производили «от составного норманского b'olpraedium, villa, Jarl-comes…», заметив, что ни одна их этих «отживших псевдоскандинавских» «этимологий не объясняет, каким образом германо-скандинавское b'ol-jaul, исландское baear-mann» перешли к хорватам, словенцам, сербам, полякам, чехам, рагузинцам, молдаванам, валахам, венграм. А далее он в полном согласии с лингвистом и норманнистом И.И. Срезневским, решившим в 1849 г. именно с позиций действительной науки проверить лингвистические доводы сторонников норманнской теории, заключил, «что русский язык не принял от скандинавского ни одного слова» и что «покуда не будет выяснено, каким образом из мнимоскандинавских слов, будто вошедших в русский язык, б'oльшая часть обретается и у прочих славянских народов, остальные же просто и без натяжек объясняются из славянских этимологий, историческая логика не может допустить норманства в словенорусском наречии» [122] .

121

Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. Т. I. М., 1986. С. 322–323; т. II. М., 1986. С. 266.

122

Гедеонов С.А. Указ. соч. C. 68, 70–71, 78, 85–86.

В данном случае нельзя не привести замечание Ф. Эмина, в 1767 г. указавшего, что сходство слов Knecht (холоп) и «князь», «научно» выдвинутое А.Л. Шлецером, равно тому, если немецкое K"onig, «у вестфальцев произносимое конюнг», сопоставить с русским «конюх» [123] . И после чего столь же «научно» начать утверждать, по примеру Клейна, коря, разумеется, несогласных и упорствующих скандинавов в проявлении «ультра-патриотизма», «шовинизма», «национального самолюбия», «комплекса неполноценности» и, ну как же без него, «застарелого синдрома Нарвы!», что от русского «конюх» образовалось «скандинавское древнегерманское «конунг» («король»)».

123

Эмин Ф. Российская история. Т. I. СПб, 1767. С. 36–37.

Полезно будет привести и рассуждения А.А. Зализняка (2009) о «любительской лингвистике», строящей свои выводы «на случайном сходстве слов» и не учитывающей, что «внешнее сходство двух слов (или двух корней) само по себе еще не является свидетельством какой то бы ни было исторической связи между ними». «Нынешние любители, – поясняет академик, – в точности продолжают наивные занятия своих предшественников XVIII века», убеждая в том, что т может превращаться в д, или ц, или с, или з, или ж, или ш, б в в, или п, или ф, а при сравнении слов какие-то буквы отбрасывать, другие добавлять и легко допускать перестановку букв. «Ясно, – продолжает далее наш крупнейший лингвист, – что при таких безбрежных степенях свободы у любителей нет никаких препятствий к тому, чтобы сравнивать (и отождествлять) практически что угодно с чем угодно…». И такие сочинения, подводит черту ученый, принадлежат «области фантастики – сколько бы ни уверял вас автор в том, что это научное исследование» [124] .

124

Зализняк А.А. О профессиональной и любительской лингвистике // Наука и жизнь. 2009. № 1. С. 16–22, 24; № 2. С. 54, 58, 62.

Можно напомнить Клейну и очень умные слова Шлецера 1768 г., которые были приведены выше и которые не потеряли своей актуальности потому, что дело О. Рудбека XVII в., возбуждавшего, по оценке С.М. Соловьева, «отвращение и смех в ученых», живет и процветает в XXI в.: «Неужто даже после всей той разрухи, которую рудбекианизм учинил, пройдясь по древним векам, они все еще не устали творить из этимологий историю, а на простом, может быть, случайном совпадении слов выстраивать целые теории?» А как тогда на «случайном совпадении слов» и даже без всякого совпадения, как и в случае с «князь» и «конунг», «витязь» и «викинг», выстраивали целые теории, продемонстрировал в 1740-х – 1750-х гг. шведский королевский историограф О. Далин. Следуя примеру Рудбека, Далин причину, по которой русские якобы называли шведов «варягами», объяснял тем, что они, как и финны, плохо выговаривая две согласные буквы, всегда выпускают первую, в связи с чем вместо сверигов (sverige) произносили «вареги или варяги», а наименование самой Швеции выводил от «Сеэ, Зеэ, Сиав, Свеи, то есть, море, вода» [125] . И всем этим благоглупостям, в силу тотального норманнизма, верили и на их базе с увлечением создавали другие благоглупости норманнской теории. Тот же благоглупостный процесс продолжается и сегодня.

125

Dalin O. Geschichte des Reichs Schweden. Bd. 1. Greifswald, 1756. S. 46–47; Далин О. История шведского государства. Ч. 1. Кн. 1. СПб., 1805. С. 71–72, 385, прим. ^ц.

Клейн, доставая из своего норманнистского ларя якобы русско-скандинавские слова, почему-то не говорит, что скандинавы заимствовали у славян очень важные слова, прямо указывающие, кто их приобщил, например, к торговле: torg – «торг», «рынок», «торговая площадь», besman – «безмен», tolk – «объяснение», «перевод», «переводчик», «толковин», pitschaft – «печать», sobel – «соболь», silki – «шелк», lodhia – «ладья», loka – «лука», «хомут», sodull – «седло» и др. Как подчеркивали в 1986 г. археологи А.Н. Кирпичников, И.В. Дубов и Г.С. Лебедев, славянские слова в скандинавском охватывают «наиболее полно и представительно – торговую (включая и транспортную) сферу культуры» (они также отметили, что слово «скот» в значении «деньги» заимствовано «из третьего, общего для северного и славянского языка источника…») [126] . И охватывают понятно почему. Беря во внимание тот факт, что слово «torg» распространилось по всему скандинавскому Северу, до Дании и Норвегии, «мы должны признать, – заключал в 1912 г. С.Н. Сыромятников, – что люди, приходившие торговать в скандинавские страны и приносившие с собою арабские монеты, были славянами» [127] . В 1912 г. Г. Фальк констатировал, что скандинавы заимствовали у южнобалтийских славян «ряд морских терминов» [128] , т. е. также у славян они учились морскому искусству, как параллельно с тем у них же учились и ведению торговли.

126

Кирпичников А.Н., Дубов И.В., Лебедев Г.С. Указ. соч. С. 280.

127

Сыромятников С.Н. Древлянский князь и варяжский вопрос // ЖМНП. Новая серия. Ч. XL. Июль. СПб., 1912. С. 133.

128

Гильфердинг А.Ф. История балтийских славян // Его же. Собрание сочинений. Т. 4. СПб., 1874. С. 26–29, 53, 63, 379; Котляревский А.А. Древности юридического быта балтийских славян. Опыт сравнительного изучения славянского права. Т. I. Прага, 1874. С. 49–50; его же. Книга о древностях и истории поморских славян в XII веке. Сказания об Оттоне Бамбергском в отношении славянской истории и древности. Прага, 1874. С. 63, 90, 111; Забелин И.Е. Указ. соч. С. 152; Лебедев И.А. Последняя борьба балтийских славян против онемечения. Ч. 1. М., 1876. С. 51, 173, 175; Falk H.S. Altnordisches Seewesen // W"orter und Sachen. Kulturhistosche zeitschrift f"ur sprach– und sachforschung. Bd. IV. Heidelberg, 1912. S. 88–89, 94.

Клейн заверяет, что слово «варяги» «является лингвистически точной передачей скандинавского слова «варинг» (кириллический «юс малый», замещенный потом «я», передавал германские «-ен», «-ин»), а слово это у скандинавов образовано от корня «вар» («клятва», «присяга») с германским суффиксом «-инг-», проникло к византийцам, означая воинов-наемников с севера». Но вот что говорил историк А.Г. Кузьмин, многие годы профессионально занимавшийся варяго-русским вопросом и досконально знавший все его нюансы. Констатируя наличие в индоевропейских языках основного обозначения воды словом «вар», он заключил, что «романо-кельтскому суффиксу «ин» в этнонимах в германских языках часто соответствует «инг», переходящий у западных славян в «анг» и у восточных в «яг». «Варяги», следовательно, значит «поморяне» [129] . Прошу лишь обратить внимание на избирательность «кудышного лингвиста» Клейна. Так, он категорично отрицает явную связь между словами «варяги» и «варины», но с той же категоричностью говорит о тождестве svear и «свеоны», «викинг» и «витязь», «конунг» и «князь», совершенно далеких друг от друга (и скандинавского «начала» в них нет), как далеки друг от друга историк Фомин и археолог Клейн, как далеки друг от друга фамилия Клейн и слова «клей», «клён», «клин», «клан».

129

Кузьмин А.Г. Одоакр и Теодорих // Дорогами тысячелетий. Сборник исторических очерков и статей. Кн. 1. М., 1987. С. 123–124; Откуда есть пошла Русская земля. Века VI – Х / Сост., предисл., введ. к документ., коммент. А.Г. Кузьмина. Кн. 1. М., 1986. С. 26.

У норманнистов есть еще один и, наверное, главный лингвистический довод, что слово «Русь» образовалось от финского наименования Швеции Ruotsi. Этим доводом, кстати сказать, очень любят оперировать наши археологи, что прямо говорит о недостаточности у них собственной аргументации. Но о научной несостоятельности этого «довода» свидетельствует обширный лингвистический материал, который мною впервые был собран в книге «Начальная история Руси» [130] . Я – историк, а не лингвист. Поэтому я лишь свел воедино все точки зрения, которые за несколько столетий высказывали и опровергали (в том числе и собственные) сами же норманнисты. С такой подборкой надо обязательно познакомиться каждому, кто занимается варяго-русским вопросом.

130

Фомин В.В. Начальная история Руси. С. 78—162.

В финском названии Швеции Ruotsi основу имени «Русь» увидели еще родоначальники норманнской теории – шведские авторы XVII века. Параллельно с тем они заговорили о якобы существующей лингвистической связи между именем «Русь» и Рослагеном (частью береговой полосы шведской области Упланд напротив Финского залива, жители которой во время войны должны были поставлять корабли для морского ополчения). Так, Ю. Буре (ум. 1652) выводил финское слово ruotsolainen – «швед» – от древних названий Рослагена Rohden и Rodhzlagen, считая, что название Рослаген произошло от ro – «грести» и rodher – «гребец», а И.Л. Локцений (ум. 1677) переименовал гребцов и корабельщиков Рослагена в роксолан, т. е. русских [131] .

131

Розенкампф Г.А. Обозрение Кормчей книги в историческом виде. Изд. 2-е. СПб., 1839. С. 259; Шаскольский И.П. Вопрос о происхождении имени Русь в современной буржуазной науке // Критика новейшей буржуазной историографии. Вып. 10. Л., 1967. С. 132, прим. 13.

В 1774 г. швед Ю. Тунман, вспомнив об идее своих предшественников, начал выводить из финского Ruotsi «русь», уверяя, что шведов восточные славяне стали именовать «русью» посредством финнов. Но при этом он констатировал, что шведы никогда не называли себя русами. В начале XIX в. А.Л. Шлецер в «Несторе» вдохнул новую жизнь в другой аргумент шведских донаучных авторов XVII столетия – в Рослаген, считая, что из этого названия образовались финское Ruotsi и славянская «Русь» и что из этого прибрежного округа вышли варяги-русь, давшие восточным славянам свое имя. Преподнося эту версию в качестве непреложной истины, Шлецер встал на путь отрицания черноморской руси, нападавшей на Византию задолго до призвания варягов и их прихода в Киев и своим историческим бытием уничтожающей норманнскую теорию [132] .

132

Thunmann J. Untersuchungen "uber die Geschichte der "ostlichen euro-paischen V"olker. Theil 1. Leipzig, 1774. S. 374–377; Шлецер А.Л. Указ. соч. Ч. I. С. XXVIII, 258, 315–317, 327–328, 330, 342–343, прим. *; ч. II. СПб., 1816. С. 86, 107, 109–110, 114, 172.

В теории Шлецера сразу же усомнился его ученик Г. Эверс. В 1808 и 1814 г. он указал на очень позднее появление названия Рослаген (а оно стало прилагаться к прибрежной части Упланда Роден лишь к XVI в.), после чего сказал: «и потому ничего не может доставить для объяснения русского имени в 9 столетии». К этим словам он добавил, что «беспримерным и неестественным мне кажется, чтоб завоевывающий народ переменил собственное имя на другое, употребляющееся у соседа, и сообщил сие принятое имя основанному им государству» и что «мы видим только сходство звука, но самое величайшее сходство не предохраняет от заблуждения. В самых далеких между собою странах звуки по одному случаю часто бывают разительно сходны».