Гомер

растительного масла и вина, развитая обработка металлов, переходящая в художественное

[19] ремесло, повозка и боевая колесница, постройка судов из бревен и досок, зачатки

архитектуры как искусства, города с зубчатыми стенами и башнями, гомеровский эпос и

вся мифология – вот главное наследство, которое греки перенесли из варварства в

цивилизацию». Такова основная социально-экономическая характеристика Гомера.

Но за этим следует и социально-политическая характеристика Гомера, которую

Энгельс дает в очень выпуклой форме, используя данные Л. Г. Моргана и К. Маркса. Здесь

критикуются традиционные и обывательские представления о гомеровских царях как о

представителях абсолютной власти и о народном собрании как о бессильном и бесправном

учреждении. В качестве итога этой характеристики можно было бы привести такие слова

Энгельса (стр. 110-111): «Мы видим, таким образом, в греческом строе героической эпохи

еще в полной силе древнюю родовую организацию, но вместе с тем уже и начало подрыва

ее; мы видим здесь отцовское право с наследованием имущества детьми, что

благоприятствовало накоплению богатств в семье и усиливало семью в противовес роду;

обратное влияние имущественных различий на общественный строй посредством

образования первых зародышей наследственной знати и царской власти; рабство, сперва

одних только военнопленных, но уже открывающее возможность порабощения

собственных соплеменников и даже сородичей; начавшееся уже вырождение древней

войны племени против племени в систематический разбой на суше и на море в целях

захвата скота, рабов и сокровищ, превращение ее в регулярный промысел; одним словом,

восхваление и почитание богатства как высшего блага и злоупотребление древними

родовыми учреждениями для оправдания насильственного грабежа богатств. Недоставало

еще только одного: учреждения, которое не только обеспечивало бы вновь приобретенные

богатства отдельных лиц от коммунистических традиций родового строя, которое не

только сделало бы прежде столь мало ценившуюся частную собственность священной и

это освящение объявило бы высшей целью всякого человеческого общества, но и

приложило бы печать всеобщего общественного признания к развивающимся одна за

другой новым формам приобретения собственности, а значит, и к непрерывно

ускоряющемуся накоплению богатств; не хватало учреждения, которое увековечило бы не

только начинающееся разделение общества на классы, но и право имущего класса на

эксплуатацию неимущих и господство первого над последним.

И такое учреждение появилось. Было изобретено государство».

Промежуточный характер гомеровского общества охарактеризован здесь очень

ярко, и такая характеристика должна лечь в основу всякого марксистско-ленинского

изучения Гомера. [20]

Из многочисленных произведений классиков марксизма-ленинизма мы бы указали

еще на подготовительные материалы к «Капиталу» Маркса, которые изданы у нас под

названием «Формы, предшествующие капиталистическому производству», Госполитиздат,

М., 1940. Здесь читатель найдет вызывавшее перед тем большие споры разграничение

восточного и античного способов производства и в связи с этим учение о специфике

античного общества. Глубокие мысли в этих записях Маркса еще не вполне использованы

в советской науке и могут много дать для характеристики гомеровского общества.

В настоящее время необходимо также отдавать себе полный отчет и в разного рода

увлечениях, имевших место у прежних излагателей Гомера. Так, классовая точка зрения на

Гомера, очевидно, не может проводиться безоговорочно, поскольку общинно-родовая

формация, на которой вырастает гомеровское творчество, является формацией

доклассовой, и здесь можно говорить только о кануне классовой, а именно

рабовладельческой, цивилизации. В частности, в настоящее время отпадает понимание

гомеровского общества как феодализма, а гомеровского творчества как специально

придворного, рыцарского и исключительно аристократического. Были уклонения и в

обратную сторону, когда в творчестве Гомера начинали видеть только один демократизм,

только одну оппозицию к аристократии, только один антимилитаризм или только одну

наивную и нецивилизованную народность. На самом деле, ввиду отмеченного выше

промежуточного положения Гомера, мы находим у него, несомненно, аристократическую

идеологию и идеологию родовой знати, однако с такими интенсивными

демократическими, антимилитаристскими и даже антимифологическими тенденциями,

что может возникнуть даже вопрос, чего больше у Гомера, старого или нового. Точно так

же, уходя в народные глубины и являясь подлинно народным творчеством, поэмы Гомера

свидетельствуют о наличии многовековой поэтической техники, давно превратившейся в

традицию и уже близкую к поэтическому формализму. Некоторые так и думали, что,

например, весь аппарат богов у Гомера является не чем иным, как данью

формалистической технике эпоса. В чистом виде такое воззрение в корне неправильно.

Однако черты поэтического формализма, отстоявшиеся на почве вековых народных

традиций, должны быть учтены в полной мере. Но выдвигать ли на первый план у Гомера

аристократические или демократические тенденции и выдвигать ли на первый план

поэтический формализм или непосредственное вдохновение, все это в настоящее время

может толковаться только как продукт народного творчества, и без проблемы народности