Гомер

микенские письмена XIV–XII вв. до н. э., которые сулили возможность найти для Гомера

отдаленную письменную традицию. Ведь действительно было странным положением дела

то, что между Микенами и Гомером залегал огромный промежуток времени в несколько

столетий и что тем не менее у Гомера на первом плане микенские воспоминания.

Расшифровка «линейной письменности В» привела в этом вопросе к полному

разочарованию, т. к. вместо ожидаемых поэтических памятников здесь были найдены

материалы экономического и бытового характера, хотя и с упоминанием как многих

олимпийских божеств, так и многих гомеровских героев. Этим вопросом занимается

английский исследователь Бовра в своей работе «Гомер и его предшественники» ( М.

Bowra, Homer and his forerunners. Edinburgh, 1955). Изложим кратко эту работу.

После дешифровки «линейного письма В» поэмы Гомера должны рассматриваться в

связи с ранним греческим миром. Однако микенские надписи не подтверждают мнения о

том, что Гомер использовал письменные тексты более или менее исторически

достоверные, как это, например, предполагает Т. В. Аллен ( Т. W. Allen, Homer. The origins

and the transmission, p. p. 146-169), считая, что Гомер и Диктис знали такую письменную

хронику, а также А. В. Гомм ( A. W. Gomme, The Greek Attitude to Poetry and History). Нет

доказательств наличия в Греции микенского письма после 1200 г. до н. э. Нет его следов и

в т. н. [30] протогомеровский период или около середины VIII в. до н. э., когда стал

складываться новый греческий алфавит. Целое общество как бы внезапно лишилось

письменности и на долгие века, т. е. должно было погибнуть целое сословие, владевшее

этим письмом.

Таким образом, исследователям приходится начинать снова с Гомера, считая, что он

жил во второй половине VIII в. до н. э. и пользовался очень древним материалом,

бытовавшим в таких местах, как, например, Аттика, оставшаяся вне дорийского

нашествия и связанная с Ионией, а также Пилос, давно посылавший иммигрантов в

Колофон и Смирну. В Ионии же Гомер присоединил к этим сказаниям новый материал и

сохранил поэтическую словесную традицию. Эта устная традиция, по мнению Бовра, не

нуждалась в записях и всегда существовала без них, между 1200 и 750 гг. Греческая

героическая поэзия, судя по ее технике, искони была устной. Новое же письмо не

употреблялось в столь узких официальных рамках, как микенское, а носило широкий,

общенародный характер и менялось непрерывно, не в пример микенскому. Новый

греческий алфавит развивался независимо от «линейного письма В» и, выражая собою

звуки, а не слоги, прекрасно передавал эпический размер, способствуя расцвету поэзии.

Если бы эти поэмы были созданы в VIII в., то, но мнению Бовра, они, конечно, были бы и

записаны. Но памятники письменности навсегда расстаются с приемами устной передачи,

а этого мы у Гомера не видим. Иной раз, правда, Гомер употребляет нетрадиционные

выражения, но крайне редко («Илиада», XXII.92, IV.66 сл., «Одиссея», II.246), но

употребляемая им обычная традиция приводит его даже к противоречию со смыслом

(Полифем «богоподобный» «Одиссея», I.70, звездное небо днем, «Илиада», VIII.46).

Гомер, несомненно, письма не знал, но так блестяще пользуется поэтической

техникой, что, кажется, будто он тщательно продумал и продиктовал свою поэму. Гомер

стоит на распутье древней устной традиции и нового искусства письма, и этому

последнему он обязан своей тонкостью и изяществом. Устная традиция не мешает поэту

создавать свои сюжеты, свои имена и характеры, своеобразно преломляя историю. Гомер –

иониец, но он живет еще микенским прошлым и все описывает с точки зрения своей

прежней родины, т. е. с точки зрения колониста, который не может оторваться от своей

родной земли. И хотя многие герои Гомера отражают реально существовавших людей его

времени, но большинство из них имеют микенское прошлое. Поэтому Гомер не знает

древних генеалогий, уходящих в глубь веков, или потомства своих героев. Его Одиссей

или Нестор знают своих отцов и дедов, известны их сыновья, т. е. все те, кто связан с

микенским миром, но домикенское прошлое и время после него смутно и неясно Гомеру.

Вот почему Гомер с большой [31] тщательностью излагает истории Геракла, Тезея,

калидонскую охоту, нашествие на Фивы, битву с амазонками, т. е. опять-таки, те сказания,

которые связаны с прошлым его родины, с ее историей, которую он хорошо знает.

В поэмах Гомера нашли свое отражение микенская эпоха, время с 1200 г. до

ионийского переселения, и, наконец, само это ионийское переселение.

От Микенского времени идет упоминаемое у Гомера оружие из железа или бронзы,

дворцы, вещи, военные обычаи. Микенские таблички дают нам имена многих гомеровских

героев-греков (стр. 24-26), в том числе тех, которые у Гомера считаются троянцами

(Антенор, Гектор, Трос).

Второй период дал Гомеру сведения о сжигании трупов, употреблении железа для

топоров и ножей, упоминания о Египте, сведения о множестве разных народов на Крите.

Ионийские же колонисты добавили к родным мотивам нечто новое. Не могут быть

ранними упоминания о сокровищнице Аполлона в Дельфах («Илиада» IX.404), о Горгоне

на щите Агамемнона (XI.36), о треножниках на колесах у Гефеста (XVIII.373), сведения о

финикийцах. Щит Ахилла, по форме микенский, по содержанию же ионийский. Он

доказывает то, что героическая традиция у поэта уживается с окружающим его новым