Гомер

в) Упорядочение рецитации Гомера при Солоне, тоже нашедшее у многих

исследователей квалификацию в качестве легенды, очень хорошо согласуется с

известиями о комиссии Писистрата, тем более, что в одном источнике эта реформа

связывается не с Солоном, а с Гиппархом, сыном Писистрата. Очень важно подчеркнуть

внутреннее единство обоих мероприятий: упорядоченной записи цельного Гомера и

рецитирования его на Панафинеях. Традиция о Солоне или Гиппархе внутренне

подкрепляет здесь традицию о Писистрате. Традиция же о Солоне, особенно если не

гнаться за формальным и буквальным использованием ее источников, такова, что даже те,

кто в ней сомневается, косвенно все же не могут с нею не согласиться, поскольку

упорядоченная гомеровская рецитация на Панафинеях переживалась всеми греками как

нечто весьма старинное. Противники признания Солоновского закона могут быть правы

только в том отношении, что Гомер в беспорядочной форме, а может быть, и в

упорядоченной, но официально еще не узаконенной форме, рецитировался на Панафинеях

значительно раньше Солона. Признать это, конечно, можно, хотя прямых данных для этого

не имеется.

После вопроса о записи поэм Гомера перейдем к вопросу о состоянии текста Гомера

в древности.

12. Текст Гомера в древности. Уже Пэли прекрасно доказал то, что вся греческая

доалександрийская литература либо 1) приводит гомеровские мифы в таком общем виде, в

каком они могли существовать и самостоятельно, безотносительно к пересказу их в

гомеровских поэмах, как общенародное достояние, или как предмет каких-нибудь других

поэм, либо 2) содержит самые общие указания на гомеровские поэмы без приведения

текстов, либо 3) приводит тексты не в том виде, в каком дошел до нас Гомер, и, либо,

наконец, 4) приводит цитаты не дошедшего до нас Гомера. А то обстоятельство, что даже и

самая правильная цитата из нашего Гомера у того или иного доалександрийского автора

отнюдь еще не доказывает наличие и всего нашего гомеровского текста целиком в руках

данного автора, это обстоятельство ясно само собою и без Пэли. Подобного рода

исследование обнаруживает, что текст [72] гомеровских поэм находился все время в

движении вплоть до александрийских времен. Это, конечно, не говорит ни против того,

что материал гомеровских поэм есть древнейшее и вековое достояние греческого народа,

ни против того, что комиссия Писистрата впервые записала эти поэмы. Речь идет только о

том, что текст Гомера как до его записи, так и после его записи все время продолжал

изменяться, впитывая самые разнообразные влияния того или другого времени. Приведем

некоторые материалы из Пэли, комбинируя и интерпретируя их по-своему и дополняя

своими текстами. Эти материалы собраны в предисловии к изданию The Iliad of Homer

with english notes by F. A. Paley. Vol. I, Lond., 1866.

У Гесиода, если не считать, вероятно, более позднего «Щита Геракла», совершенно

нет никаких прямых намеков на Гомера. В легенде о пяти веках при изображении

четвертого, героического, века упоминаются мифы о походе против Фив и о Троянской

войне из-за Елены (Орр. 161-165). О стоянке в Авлиде (в той же поэме – 650-653). У

Гомера, правда, имеются очень беглые указания и на фиванский поход (Ил., XXIII.677-

680), и на похищение Елены (III.442-445), и на Авлиду (II.303 сл.). Но, конечно, это

слишком общие указания, чтобы можно было судить о наличии какого-то готового

гомеровского текста в руках Гесиода. У него упоминается еще Ахилл, рожденный от Пелея

и Фетиды, «львинодушный рядов прорыватель» (Theog. 1006 сл.). Если на основании

подобного рода текстов Гесиода судить о поэмах Гомера, то тогда «Илиаде» пришлось бы

приписать ту концепцию гнева Ахилла, которую мы находим в песне Демодока на пиру у

Алкиноя (Од., VIII.75-82): когда Ахилл и Одиссей поссорились на пиру бессмертных, то

Агамемнон этому очень радовался, потому что в Дельфах ему был предсказан успех в

Троянской войне после этой ссоры героев. Тут нет ничего общего с «Илиадой». И имеются

в виду какие-то другие мифы или поэмы. Какой же отсюда мог бы быть сделан вывод для

поэм Гомера?

Что же касается, наконец, гесиодовского «Щита», то он, несомненно, есть

подражание XVIII песни «Илиады» с ее знаменитым изображением щита Ахилла. Но

какого времени этот «Щит» Гесиода и какому именно тексту «Илиады» он подражание,

неизвестно.

Если перейти к элегикам, то, по Павсанию (IX.9.5), Каллин приписывал «Фиваиду»

Гомеру (текст, отсутствующий у Пэли). Но Гомеру, как мы знаем, приписывались вообще

все произведения древнейшей греческой литературы. Приводимый у Пэли фрагмент из

Тиртея (4D) с указанием на Киклопов, Титана, Мидаса и др. не имеет никакого отношения

специально к Гомеру, и даже сам Пэли приводит его только предположительно. Мы со

своей стороны указали бы скорее на frg. 3, где рисуется красота павшего в бою молодого

героя и безобразный [73] вид погибшего старце, текст, который в последние десятилетия

не раз сопоставлялся с XXII песнью «Илиады», 71-76, где рисуется аналогичная картина,

хотя у Гомера здесь не побуждение к бою, а, наоборот, увещания Приама к Гектору не

выступать одному против Ахилла. Были мнения как о влиянии Гомера на Тиртея в данном

случае, так и о влиянии Тиртея на Гомера. Вопрос этот очень смутный и о времени

появления гомеровского текста тут трудно что-нибудь высказать.

Если нет ничего у Солона, то у Феогнида мы находим целых три текста, которые до