Гомер

потрясающим для филолога обстоятельством является то, что и по своему сюжету

трагедии Эсхила, Софокла и Еврипида почти не имеют никакого отношения к поэмам

Гомера. Сюжетные реминисценции из гомеровских мифов здесь чрезвычайно редки, а по

содержанию своему слишком общи и только с большой натяжкой могут быть связываемы

с какими-нибудь текстами нашего Гомера.

Поразительно то, что из нескольких сот дошедших и не дошедших до нас трагедий

только две действительно развивают гомеровский сюжет, это – «Киклоп» и «Рес»

Еврипида. «Киклоп» развивает сюжет IX песни «Одиссеи», а «Рес» – сюжет X песни

«Илиады». Но «Киклоп» вовсе даже не трагедия, а сатировская драма; «Рес» же, как

думает большинство ученых, даже и совсем не принадлежит Еврипиду. Кроме того, ни та,

ни другая пьеса не играют никакой ведущей роли в творчестве Еврипида: они вполне

третьестепенны. Из нескольких сот трагедий V в. около 60 развивает сюжеты той или

другой циклической поэмы, но только не «Илиады» и не «Одиссеи». Спрашивается:

неужели это простая случайность? Если подходить к этому вопросу непредубежденно, то

следует признать, что в V в. до н. э. «Илиада» и «Одиссея» в том виде, в котором мы их

сейчас имеем, либо были непопулярны и малоизвестны, либо вовсе не существовали в

цельном и законченном виде. Всякий другой вывод из этого удивительного факта

несвязанности трагедии с Гомером является только субъективным вымыслом или

результатом некритического отношения к популярности Гомера, начиная с

александрийских времен. И если Эсхил говорил, что он питается крохами с богатого стола

Гомера, то ясно, что под Гомером он понимал здесь нечто чрезвычайно широкое и

неопределенное, может быть, все циклические поэмы или что-нибудь еще больше того

(как это вообще часто думали в древности). Но уж никак не нашу «Илиаду» и не нашу

«Одиссею», на сюжеты из которых у него нет вообще ни одной трагедии.

Несколько иначе обстоит дело с Аристофаном. Поскольку Аристофан часто

занимался всякого рода пародиями на прежних авторов, он был далеко не чужд разных

теоретико-литературных и критико-литературных интересов. Но и его [76] материалы

также безнадежны в смысле необходимости делать из них какие-нибудь выводы о прочно

установленном в его время тексте гомеровских поэм.

Наиболее ясным позаимствованием из Гомера представляется нам место в «Осах»

(Vesp. 180-186), где вся ситуация с Клеонославом, спрятавшимся под брюхо осла, как

Одиссей под брюхо барана, и называющим себя, тоже как Одиссей, «Никто», вполне

аналогична тому, что мы находим в «Одиссее» (IX.366, 447-455). Если угодно,

аристофановские выражения в данном случае являются перефразировкой

соответствующих выражений у Гомера.

Когда в «Птицах» (Av. 575) говорится, что «Гомер уподобил Ириду робкой голубке»,

то этого уподобления нет ни в «Илиаде», ни в «Одиссее». Значит, в данном тексте

Аристофан понимает под Гомером опять не то, что мы. В комедии «Мир» (Pax 1089-1091)

опять имеется ссылка на Гомера об уничтожении «тучи войны» и о принесении жертв

Тишине. Этих строк у Гомера также нет. Дальше в той же комедии в стихе 1092 – «они

сожгли бедра и вкусили внутренностей», наоборот, имеем точную цитату из «Илиады»

(I.464). Стих 1093 о вкушении вина и водительстве во время шествия может быть

пародией на какие-нибудь стихи Гомера. В стихах 1096 сл. – опять точная цитата из

«Илиады» (IX.63 сл.): «Ни очага, ни закона, ни фратрии тот не имеет, кто между собою

любит войну, столь ужасную людям». В стихах 1, 273 сл. той же комедии место о

столкновении в бою и звоне оружия можно приписывать «Илиаде» (IV.447 сл.), хотя речь

здесь может идти только о самой общей аналогии образов войны. Стихи 1280-1283 о

заклании быков и распрягании коней и пр. могут считаться таким же подражанием

гомеровским стихам, отчасти пародией на них.

Таким образом, за два текста Аристофана можно ручаться, как за прямые цитаты из

Гомера; два текста, приписанные Гомеру, отсутствуют у него; и все остальные тексты, не

упоминающие Гомера, но имеющие к нему отношение, являются более или менее близким

подражением ему или пародией на него.

Перейдем к прозаикам.

Геродот утверждает, что Гомер и Гесиод жили за 400 лет до него, т. е., надо полагать,

в IX в. до н. э. (II.53). Однако то, что он понимает под Гомером, настолько смутно и

неопределенно, что из этого трудно сделать какие-нибудь реальные выводы. Прежде всего

Гомеру и Гесиоду он приписывает создание всей греческой мифологии, равно как и то, что

Гомер выдумал реку Океан (II.23). Далее, хотя киклическая поэма «Киприи», по Геродоту,

и не принадлежит Гомеру (II.117), но зато он приписывает ему киклическую поэму

«Эпигоны», где упоминаются гиперборейцы (IV.32), хотя и не с полной уверенностью.

Однако какая-то часть нашего традиционного Гомера все-таки была известна Геродоту.

Последний знает, что Гомер [77] прославляет в своих поэмах Аргос и аргивян (V.67).

Геродот (VII.161) перефразирует слова из «Илиады» (II.552 сл.) об искусном вожде афинян

Менесфее. В главе II.116 содержится целых три цитаты из Гомера: об одежде, расшитой

сидонскими женщинами, и увозе Елены Александром через Сидон (Ил., VI.289-292); о

разных снадобиях, вывезенных Еленой из Египта (Од., IV.227-230); наконец, о слове

Менелая к Телемаху о задержке его богами в Египте из-за непринесения обильных жертв