Гончаров и Бюро добрых услуг
Шрифт:
Согласно разработанному плану и благодаря имеющейся информации о Викторе Игнатьевиче Бурове, поближе к вечеру этого же дня мы с Максом подъехали к его дому. Если верить сведениям, то он то ли арендовал, то ли купил половину этого, совсем не маленького дома. Подойдя к добротным воротам ближе Макс профессиональным взглядом опытного собакодава осмотрел ничего не подозревающую рыжую псину и остался вполне ею доволен.
– Если что, так с этой жучкой, Иваныч, я расправлюсь как делать нечего. Она у них только с виду такая страшная, а на деле жидковатая сука будет. Стучи.
На мой звонок отреагировали
– Ты мудак?
– Кивнув на татуировку поинтересовался Ухов.
– Нет.
– Зевнув ответил волосатый символист.
– Я национал - коммунист и таких как ты мы скоро будем безжалостно уничтожать.
– И как скоро это случится?
– Перепугавшись на всякий случай осведомился Ухов.
– Или это ваша партийная тайна?
– Наступит семнадцатый год и настанет Ночь Длинных Ножей.
– Заучено, но неуверенно и даже лениво сообщил волосатый.
– Демократов повесим на столбах, евреев отправим в газовые камеры, а журналюг спалим в крематориях.
– А как быть тем кто не еврей, не демократ и даже не журналюга, как быть такими как мы, простым смертным?
– Прокатите за журналюг.
– Подумав, раз и навсегда решил властелин мира.
– Да вы не переживайте, там разберемся. А чего приперлись-то? Что вам здесь надо?
– Нам надо тебя, если ты Виктор Игнатьевич Буров.
– Это вы угадали, а кто вы такие и что вам от меня надо?
– Очень хорошо, гражданин Буров, вы то нам и нужны.
– Плотоядно улыбнувшись кивнул Ухов.
– Мы из милиции. Впустите нас в дом, а сами быстро собирайтесь.
– Что?
– Машинально открывая калитку не на шутку встревожился нацист.
– Уже два месяца я веду упорядоченный образ жизни! Не пью, никого не бью, за что?
– За Владимира Валентиновича Соколовского.
– Входя во двор пояснил Ухов, а я добавил.
– Вы действительно никого не бьете, вы убиваете.
– Что за чушь вы несете? Последний раз я чистил ему рожу два месяца назад. Потом в магазине я видел его собственными глазами. Живым и невредимым этот старый козел блеял и скакал перед Инкой. Я тогда тоже хотел рога ему погнуть, да передумал чего-то. Инку жалко стало, да и у меня дела пошли в гору. Чего вы мне лепите? Сами-то хоть знаете?
– Хватит травить нам баланду, эти байки мы слышали миллион раз. Понимающе ухмыльнулся Макс.
– Ближе к теме. Докладывай, чем ты руководствовался, когда в упор, на глазах у тещи, ты пристрелил Владимира Соколовского.
– Ну вы буреете, мужики.
– Рассеяно приземляясь на крыльцо Буров облизал пересохшие губы.
– Тут от своих грехов не знаешь как отмыться, а вы ещё и чужие шьете.
– Ладно, Буров, шуткуем мы.
– Сжалился я над несчастной рыжей сукой, что уставилась на меня тоскливыми собачьими глазами.
– А вот теперь отвечай серьезно, где твоя записная книжка, расческа и наручные часы?
– Ну и шуточки у вас, менты гребанные!
– Вместо того, чтобы
– Ведь я в самом деле подумал, что Инкиного козла ктото замочил. Думайте, что говорите! Такими вещами не шутят!
– Не волуйся, Витек, его и в самом деле замочили.
– Успокоил его Макс.
– Сейчас перед нами стоит задача, как можно скорее найти убийцу. Если мы этого не сделаем, то, как единственного реального подозреваемого мы захомутаем тебя, а там иди доказывай, что не верблюд. То есть ты не меньше нас заинтересован в скорейшей поимке преступников. Я правильно говорю?
– Правильно, неправильно, какая разница? Козла жалко, он хоть и замшелый снаружи, а внутри мужик был хороший. Что от меня - то требуется?
– Правды. Отвечай, куда ты дел часы, книжку и расческу?
– А хрен его знает. Может сам обронил, может в бане свистнули, а может те развратные узбеки обшмонали, или в трезвяке менты позарились. Точно-то вспомнить не могу. Когда я утром в трезвяке одевался тот капитан ничего этого мне не отдал и сказал, что у меня в кармане не было ни гроша, а я хорошо помню, что брал с собою в баню пятьсот рублей с какими - то копейками. Бабки тоже исчезли. А ты попробуй, поспорь с ним, себе дороже будет. Он жирный как американскй шериф и злющий словнемецкая овчарка. Извинился я, взял квитанцию и убрался восвояси.
– Когда это произошло?
– Вновь перехватил я инициативу.
– В баню я пошел двадцать четвертого, а домой вернулся двадцать пятого февраля.
– В какой бане ты мылся и в какой вытрезвитель потом пошел.
– Я не пошел.
– Обиделся Буров.
– Меня повезли. Повезли от бани "Родник" в заводской вытрезвитель. Спрашивается, зачем? Я и сам был в состоянии поймать тачку.
– А ты хоть помнишь на какой машине менты доставили тебя в вытрезвитель?
– Конечно, белая "шестерка" со спецполосой и надлисью "милиция".
– А ты случаем не запомнил её госномер?
– Ага, всю жизнь я спал и мечтал запоминать номера ментовских тачек!
– Опиши внешность этих ментов.
– Ага, так они и дали себя разглядывать! Как дьяволы из машины выпрыгнули, дубинками по балде стучать начали. Я заорал, а они ещё пуще. Тут я и вырубился. Очнулся когда мы во двор трезвяка заехали. Там меня вытряхнули на руки какого - то мента, а сами смылись. Наверное это они мои часы и бабки крысанули, дешевка!
– Успокойся, Буров, что сделано того не воротишь. Лучше расскажи нам с кем ты в тот день бухал в бане и кто в ту смену был банщиком? Помнишь?
– Конечно. Вадим Семенович Мыльников, хитрющий мужик, продувной. Ему, что своего нагреть, что чужого облапошить, разницы нет, были бы бабки. Наверное из - за это ему клюв и отшибли. Рот у него направо скошен, а носяра налево сломан. Вот с ним, в его подсобке мы и бухали. Он вкус бабок за версту чует. Не успел я прийти, как он ко мне с предложением. Мол, как Витек, бабки в моем сейфе спрячешь, или в штанах оставишь? Естественно я ему их отдал. Так он у тебя два, три червонца вытянет, а в брюках все потеряешь. Отдал и пошел в парилку. через десять минут выхожу, а он мне подмигивает, мол, с легким паром! Надо бы это дело отметить. А я и не возражаю.