Гончаров и криминальная милиция

– Ну и чудесно, - доверительно улыбнулся Требунских.
– И зачем только вы так волновались. Сейчас вы пройдете в 348-й кабинет к капитану Кудрину, там заполните протокол опроса, подпишете и подождете в коридоре, а к нам пригласите рабочих.

Два мужика вошли просто и свободно, словно они по шесть раз на дню забегали в кабинет начальника криминальной милиции по делам или просто так словцом перекинуться, анекдот рассказать.

– Чего вызывали-то?
– остановившись посередине, спросил рябой парень с простым лицом опытного алкоголика.

– А у нас в деревне принято здороваться, - задумчиво глядя в глаза вошедшим, заметил полковник.

– Тем более при первом знакомстве.

– Извините его, гражданин полковник, - вступился за товарища бородатый мужичок менее внушительного телосложения.
– Молодой еще, потому и нагловатый. Пооботрется.

– Если не обопьется, - усомнился Потехин.
– Кто из вас за старшего будет?

– А я и буду, - выступая на шаг вперед, ответил бородач.
– Михаил Несторович Володченко. Бригадир, а вся моя бригада - я сам да этот дурень, Ромка Газетдинов. Вы уж его не шибко браните.

– Ладно, чего уж там, - проворчал полковник.
– Расскажите-ка нам, Михаил Несторович, как и чем вы закончили вчерашний день, где провели ночь и что было утром?

– Понимаю, - присаживаясь на краешек стула, вежливо откашлялся Володченко.
– Наверное, вы про ту могилку интересуетесь. Можно рассказать, нетрудно. Ковырять мы ее начали в половине четвертого, солнце еще не зашло. Обычно зимой в это время работу мы уже заканчиваем. А тут наш начальник, Сергей Владимирович, пристал как репей, я извиняюсь, к заднице и говорит, что назавтра у нас целая куча заказов и мы должны хоть одну могилку вырыть впрок уже сегодня. Делать нечего, с начальством не поспоришь, взялись мы с Ромкой за лопаты. Мудохались, я извиняюсь, часа полтора, но к пяти яма была готова. Тут, кстати, и сам Сергей Владимирович пришел. Произвел замеры, принял работу и выдал нам деньги. Ромка сразу же поехал в магазин, а я тем временем протопил вагончик и, поджидая гонца, сел смотреть телевизор. Обернулся он быстро, притащил две бутылки водки, банку консервов и разной колбасы. Сели мы, поужинали, а потом он забрал остатки водки и поехал домой, а я лег спать. Наутро...

– Погодите, - остановил его полковник.
– Вы что же, живете прямо на кладбище?

– А где же мне еще жить?
– недоуменно спросил могильщик.
– С тех пор как меня обманом вытурили из квартиры, кладбище для меня и работа, и дом, и санаторий.

– Это интересно, - оживился Требунских.
– Значит, и минувшую ночь вы провели на кладбище?

– И ту, и другую, и инако всякую, - невесело усмехнулся Володченко. Гостиница мне не по карману, а молодые вдовы смотрят на нас как на вонючих бомжей, хоть и зарабатываем мы прилично, и в чистоте себя содержим.

– Все поправится, - на всякий случай успокоил его Потехин.
– Ты вот что нам скажи, Михаил Несторович: если ты ночевал у себя в вагончике, то, должно быть, между двумя и тремя часами ночи слышал выстрелы.

– Her, никаких выстрелов я не слышал, потому что, во-первых, перед сном выпил граммов двести водки, а во-вторых, вагончик стоит в низине, и меня от той могилы отделяют два взгорка. Так что наутро, когда Сергей Владимирович рассказал нам о ночном убийстве, для меня и для Романа это было полной неожиданностью.

– В котором часу вы встретились со Стукаловым?

– Ровно в девять пропикал транзисторный приемник, который во время работы всегда висит у меня на дереве, и почти сразу к нам подошел Сергей Владимирович.

– Как вы отреагировали на его сообщение?

– Известное дело. Тут же поехали смотреть.

– И что вы там увидели?

– А что мы там могли увидеть?! Труп увидели.

– На каком расстоянии от тела вы остановились?

– Метрах в двух. Ближе не подходили. Имеем понятие, что вам там надо работать.

– Это хорошо, когда человек с понятием, - сощурился Требунских. Михаил Несторович, а вы хорошо рассмотрели убитого? Например, его руки? Роман, это и вас касается. Вы можете описать его руки?

– А чего их описывать, руки как руки, вы и сами их видели. Он лежал на спине, правая рука была откинута на земляной холмик, а левая отброшена на снег.

– То есть вы достаточно хорошо могли видеть его запястья и пальцы. Так?

– Так, а в чем дело?
– забеспокоился Володченко.

– Скажите, на какой руке убитый носил часы и перстень?

– Так не было у него никакого перстня, - озадаченно ответил бригадир. И часов тоже я не заметил. Как сейчас помню. Скажи, Роман.

– Точно, ничего у него не было, - возмущенно подтвердил Газетдинов. Ты что же, начальник, дело нам пришить хочешь? Не получится, не в того вперся.

– Успокойтесь, Газетдинов, и ведите себя надлежащим образом. Просто так никто и ничего пришивать вам не собирается. Я спросил - вы ответили, и на этом пока все. Михаил Несторович, скажите, в тот момент, когда вы осматривали тело, вы были одни или кто-то находился рядом? Возможно, вы заметили того, кто не хотел быть замеченным? Вспомните.

– Никого я не заметил, - немного подумав, решительно заявил могильщик.
– Одни вороны сверху каркали. Никого рядом не было. Только я, Роман и Сергей Владимирович.

– Сергей Владимирович?
– удивился Требунских.
– Он-то зачем пошел во второй раз?

– Не пошел, а поехал, - уточнил Володченко.
– И мы с ним вместе в кузове его пикапа. Пешком-то не ближний свет.

– Так-так, интересно. Значит, от места преступления до вашего последнего объекта расстояние значительное?

– А то! Много - не скажу, километра не будет, но близко к тому. Мужика замочили на одном конце, а мы с самого утра работали на другом.

– Вон оно как получается, - задумчиво глядя на Потехина, пробормотал полковник.
– Вот что, Михаил Несторович, посидите-ка немного в коридоре. Я вас еще вызову. Что скажешь, Гена?
– подождав, когда за мужиками закроется дверь, спросил начальник.

– Скажу, что это дело либо очень простое, либо чертовски сложное. Первое мне нравится значительно больше, но как сюда приклеить этот дурацкий "вальтер"? Находись мы в Латвии, с этим бы не было проблем, но тут, в центре России, его появление кажется мне достаточно странным.

– А чего тут странного?
– заваривая чай, удивился полковник.
– Ничего тут из ряда вон выходящего нет. Ты думаешь, что сразу после войны все мужики так и кинулись сдавать трофейные пушки?! Фигу с кетчупом! Наверняка таких оказалось не больше половины, другие же, любовно смазав и почистив стволы, бережно припрятали их до лучших времен. А теперь что получается? Умирают наши фронтовики, умирают отцы и деды, а перед смертью завещают своим детям и внукам хранить их трофейное оружие наравне с наградами, добытыми потом и кровью. Хорошо, ежели этот сынок или внучек окажется человеком сдержанным и порядочным. А если нет? Если он травку покуривает или водочку попивает, что тогда?