Гончаров и смерть репортера
Шрифт:
– Опять визгливо вклинилась Милка,
– Скажи спасибо, что все случилось именно так, а не иначе.
– Какой ужас, моя дочь стала убийцей.
– И ты бы им стал, когда бы у твоего виска полсуток держали автомат. Уверяю тебя, очень неприятное ощущение. Что нам, рядовым гражданам остается делать, если наша доблестная милиция уже не может защитить горожан от произвола банд и гриппировок?
– Боже мой, замолчи. Костя где это произошло?
– Могу сказать, только стоит ли, чем меньше вы будете знать, тем меньше вам придется притворяться когда они найдуться. Если они вообще найдуться.
–
– Именно так мы и сделали,
– живо и категорично вклинилась Милка,
– И пусть этот вопрос тебя больше не тревожит.
– Да, наверное так оно лучше, один черт мне уже пенсионный чемодан собирают. К середине лета думаю соберут. Да и тебе, Костя надо на этом деле ставить точку. Копать его глубоко значило бы копать себе могилу. Продадим квартиры и махнем куда
– нибудь к морю, купим небольшой домик и заживем себе на радость.
– Да, конечно, вы фотографии
– то отпечатали?
– Отпечатал, причем лично, и вместе с негативами ещё вчера положил их тебе на стол. Господи, да вот же они.
– Ефимов протянул мне три фотографии одного и того же лица.
– Я не стол печатать сельский пейзаж и прочее,отшлепал только этого мужика.
– Спаситбо, вам не приходилось его видеть раньше, где
– нибудь на светских раутах в высоких кругах?
– Нет, я впервые его вижу, кто это может быть?
– Не знаю,про себя я окрестил его Большой Мен. Но является ли он таковым пока не знаю, нужно кое что проверить.
– А может ну их всех на йех. Великое это дело, остановиться вовремя.
– Полностью с вами согласен, но Дунаев был моим хорошим знакомым и я хочу, чтобы его убийцы были найдены. В связи с этим у меня к вам будет маленькая и последняя просьба. Вы помните мы с вами говорили о некоем Викторе, бывшем сожителе сгоревшей Марго, ныне благополучно проживающем в одной из наших многочисленных зон?
– Естественно, пока я ещё не страдаю склерозом и отлично помню, что обещал о нем навести справки. Я не забыл и займусь им на этой же неделе. А теперь хватит об этом, дайте чего
– нибудь пожрать. Открытое кафе у Пяти Фонтанов начинало функционировать с десяти часов, но уже в девяь сорок пять под его зонтиком можно было заметить не совсем трезвую фигуру утреннего страдальца Константина Ивановича Гончарова, одетого весьма своеобразно. Комуфляжные штаны и десантные ботинки плохо сочетались с просторным штатским пиджаком, но сделал я это сознательно, потому чио в его карманах удобно расположились две водочные бутылки заправленные водой и газовый пистолет. Одну настоящую, ополовиненную бутылку, я запрятал под ножку стола, так чтобы её хорошо было видно всем окружающим алкашам. Первым кто попался на мою удочку была буфетчица. Открыв бронированный щиток амбразуры, и высунувшсь из неё по пояс она громко затрясла грудями и с негодованием объявила мне кто я есть.
– Алкаш несчастный, расселся здесь, быстро уматывай.
– Пардон, леди, позвольте вам заметить, что вы не правы по сути, потому как похмелившийся алкаш не может быть несчастен. В душе только что выпившего алконавта поют скрипки Моцарта и щебечет утренний соловей.
–
Ты мне тут не философствуй, проваливай поскорее, здесь тебе не распивочная.– Ах, простите, но куда же я попал, неужели опять по пьянке меня занесло в концертный зал имени Петра ИЛьича Чайковского, в таком случае сбацай ка мне, подруга, пятый концерт Баха и неприменно со скрыпочкой. Нет, лучше Шопена, сегодня в моей душе траур, а в мозгах похоронная медь. Прошу вас, маэстро.
– Ты мне тут мозги не суши, убирайся пока милицию не позвала, будет тебе Чайковский, будет тебе Жопень, не положено вам здесь квасить, иди вон в кусты и пей себе, хоть залейся.
– Простите меня сударыня, но тогда я не понимаю назначение этого заведения.
– Здесь собираются приличные люди.
– Понятно и они пьют у вас молоко.
– Ну почему же, пьют коньяк, шампанское, я и водочку им наливаю, но они то не тащат её с собой, а отовориваються в моем баре.
– А если и я отоварюсь в вашем баре, вы перестанете гнать меня как шелудивого пса, укравшего у вас кусок вашей грудинки?
– Конечно, для того и столики здесь поставлены, вы что пить будете?
– Бутылку шампанского, четвертинку водки и стакан, шампанское откройте.
– Открыть недолго, ты расплатись сперва. Недоверчиво похрустев сторублевкой она наконец протерла бутылки и стукнула ими о стойку, не забыв при этом отсыпать мне сдачу. Подхватив четвертинку я поспешно вернулсяя на место потому что к павильону козлинной походкой двигался никто иной как волосатый глист по имени Серега, друг и благодетель малолетних проституток и наркоманок.
– А чего это вы шампанское не взяли,
– совсем некстати влепилась бармеша.
– Я же просил вас открыть.
– А сам
– то что, уже не в состоянии. Ты что будешь, Сережа?
– Сразу же забыв про меня, подобострастно обратилась она к тощему подонку.
– Бутылку джина и пачку "ЛМ".Валя, а что это за синяк у тебя торчит?
– А черт его знает, с утра приперся и митингует. Допился уже до чертиков, шампанское открыть не может.
– А, ну тогда все ништяк, пускай отдыхает. Из пацанов никого не было?
– Нет, ты первый. Да и рано еще, десяти нет. С громким шлепком вылетела пробка суррогатного шампанского, а следом раздался призывный вопль.
– Эй, мужчина, заберите свою бутылку.
– Мне не надо,
– заплетающимся языком, с трудом выговорил я плеснул ещё полстакана воды.
– Зачем же заказывал, недотепа, уже лыка не вяжешь, куда я теперь его дену?
– А ты выпей его за мое горе, жена от меня ушла, хоть и баба, а все равно жалко, десять лет прожили...
– Не скули, мужик,
– подсаживаясь ко мне успокоил глист,
– хочешь я тебе козырную телку найду, хоть на час, хоть на весь день?
– Не, телок мне не надо, мне надо мою жену.
– Да чо ты, твоей
– то годов за тридцать будет, а я тебе свежатинки подкачу, прикинь, только тринадцать стукнуло.
– Да пошел ты, пес поганый,
– Едва себя сдерживая посоветовал я мерзавцу.еще одно слово и ты труп.
– Ну
– ну,
– мерзко улыбнувшись он отошел и уже от своего столика добавил,