Гончаров разгадывает семейную тайну
Шрифт:
– Как мне надоело слушать твой треп и... Костя, но ведь они тоже гадят! удивленно воскликнула супруга, пробуя тапочкой кроличий горох, и даже дернула носом, показывая высшую степень брезгливости.
– А ты думала, это исключительно твоя привилегия? И по-твоему, они все должны носить с собой?
– Мне плевать, что они должны, а что нет, только сейчас же убирай их отсюда.
– Куда?
– задал я гамлетовский вопрос и нырнул в холодильник.
– А меня это не интересует, здесь у меня жилая квартира, а не уголок юного натуралиста. Чтобы через час их не было.
Плотно прикрыв комнату, она
Проснулся я поздним вечером от какого-то стука и неописуемой вони. Причину стука я определил сразу: верные своим привычкам, расположившись под столом, кролики азартно занимались любовью, но до этого они настолько старательно загадили кухню, что я был вынужден согласиться с Милкиным решением по поводу их выдворения.
– Проснулся?
– не решаясь открыть дверь, через стекло спросила жена. Какого же черта ты врал мне про машину? Или делать тебе больше нечего?
– Клянусь, моя лапушка, все как на духу рассказал. Ничего не утаил, чтоб лопнули мои глаза, чтоб век мне не видать воли.
– Ну хватит, я от тебя ухожу, - напряженно следя за моей реакцией, осторожно сообщила она.
– Всему есть предел, и твоему вранью тоже. Ну что ты молчишь?
– Жду, когда ты пойдешь.
– Не дождешься, а вот врать я тебя отучу.
– Да клянусь тебе, все, что я рассказал, - чистой воды правда.
– Посмотри в окно.
– Смотри, если тебе надо, а у меня есть занятие куда более увлекательное.
– И с этими словами я выпил остатки водки и показал ей язык.
– Я-то уже смотрела, а тебе не вредно, может, поменьше врать будешь. Ты бы хоть поставил ее не так заметно, а то прямо на виду, перед самым подъездом.
– Кого поставил? Перед каким подъездом?
Ничего еще не понимая, я подошел к окну и ахнул. Совершенно без намордника, живая и невредимая, перед входом стояла моя машина, и отрицать этот факт было бессмысленно. Идиотски открыв рот, я смотрел то на нее, то на стоящую за стеклом Милку.
– Только не делай вид удивленного браконьера, которому с неба на спину упал кабан. Смотреть на тебя противно.
– Милка, - жалобно заныл я, - я правда не знаю, как она здесь очутилась. Может, ее заминировали и коварно нам подогнали?
– Совесть у тебя заминировали, и когда только она у тебя взорвется?
– Хоть на куски меня режь, я ничего не понимаю.
– Зато я прекрасно все понимаю, кобель ты бесхвостый. С какой бабы очки снял?
– Выдернув из носового платка очки, она возмущенно тыкала ими в стекло.
– Тупица, там же отпечатки, - застонал я от собственного бессилия перед ее необузданной глупостью и непомерной ревностью.
– Я содрал их с преступницы в самый последний момент, когда они разбивали мою голову.
– Ты не очки с нее сдирал, скотина, ты трусы с нее сдирал! За это и получил по своей безмозглой голове. И мало получил, насильник собачий, я на ее месте вообще бы тебя убила.
– Да пойми же ты, наконец, чертова кукла, - взмолился я в изнеможении, - я говорю тебе правду. А вот насчет машины, тут я и сам ничего не понимаю.
– Ах, не понимаешь? И откуда у тебя
в кармане оказались золотые женские часики, ты, конечно, тоже не понимаешь. Мне бы такое непонимание.– Про часы я знаю, часы той женщины, которая к нам позавчера приходила.
– Вот как, оказывается, она расплачивается не только зайцами, но и золотом. Гончаров, я горжусь, твои котировки растут.
– Оставь часы, дура, - не выдержав, вспылил я.
– Это часы ее матери.
– А что же она у тебя такая неряха, дарит тебе дорогую вещь в ужасном состоянии. Могла бы хоть их почистить, отремонтировать...
– Нет, не могла, потому что часы только недавно сняли со скелета ее матери, который был замурован в фундамент их дома, а не идут они по той причине, что двадцать лет, пока она там лежала, их никто не заводил.
– О Боже!
– Кажется, наконец-то она мне поверила, потому что, брезгливо дернувшись, она уронила реликт на пол.
– Ой, что я наделала...
– Если сломала механизм, тебе придется уплатить стоимость всех часов или купить аналогичные, - бесстрастно, но с внутренним ликованием констатировал я.
– По моей прикидке, чистый вес корпуса и браслета составляет не менее тридцати граммов. Учитывая, что они 583-й пробы, несложно подсчитать, что у тебя таких денег нет.
– Прости, но я же не нарочно, я не хотела.
Дрожащей рукой, через салфетку она подняла их и, чуть не плача, протянула мне.
– Это будет тебе трудным, но хорошим уроком, - монотонно, не слушая ее, продолжал я.
– И впредь перед тем, как лезть в чужой карман, ты хорошенько подумаешь.
– Конечно, но зачем ты притащил домой такую страшную штуку?
– Это не твоего хилого ума дело, женщина, не мешай мне, лучше займись домашним хозяйством, а я должен подумать.
– Куда мне девать твоих тварей? Я их выброшу.
– Не возражаю, но лучше свезем их к тестю на дачу, и всего через год мы получим от них миллионное потомство, поскольку они размножаются в геометрической прогрессии. Но это потом, а пока не забудь помыть за ними пол.
В комнате, вооружившись лупой, я приступил к обследованию часов.
Название их я прочесть не мог, но для меня значения это не имело, меня больше интересовала задняя крышка. Но и здесь меня ждало разочарование. К сожалению, даривший словоблудием не страдал, это я понял по более чем лаконичной гравировке: "Любимой Ольге" было написано по кругу, а в центре значилась дата - 1965. Вот и вся информация, которую мне удалось почерпнуть. От огорчения мне даже пришлось немного выпить.
Особо ни на что не надеясь, я скальпелем отковырнул крышку, и тут меня ожидал сюрприз. На ее обороте я без труда прочел переплетенную вязь аббревиатуры: "АСБ-ОИТ". Буквы эти ровно ни о чем мне не говорили, и, как я ни старался, инициалы Логинова С. В. никак к ним привязать не получалось.
Вторая группа букв - ОИТ - тоже вызывала некоторое недоумение, но его разрешить я был в состоянии. Найдя врученную мне Варварину визитку, я с удивлением вчитался в номер. Он был шестизначным, а значит, городским. Озадаченный этим обстоятельством, я накрутил диск, уже готовый к любым неожиданностям. Но на сей раз Бог миловал, к аппарату подошла Татьяна и на мою просьбу пригласить Варвару ответила неожиданно вежливо и располагающе: