Гончаров разгадывает семейную тайну

– Господа, я надеюсь, вы джентльмены?

– О да!
– горячо заверил я ее.
– А чтобы вы в этом не сомневались, позвольте вам вручить наш маленький презент.
– И с этими словами я протянул ей пластиковый пакет с бутылкой шампанского и коробкой конфет.

– Это совершенно лишнее, я делаю это исключительно в своих корыстных целях, потому что хочу принести этой семье как можно больше горя. Почему? Позвольте мне на этот вопрос не отвечать. Но шампанское я все-таки возьму, приятно его получить из рук таких обаятельных и мужественных мужчин.

Да не тяни ты резину, чертова кукла!
– подумал я, внутренне соглашаясь с ее комплиментами. Макса они, конечно, не касались, потому как его рожу только в темноте и на приличном расстоянии можно было назвать обаятельной.

– Я проверила по карточкам, и мое предположение подтвердилось, оправа действительно принадлежит Вике Кравецкой, дочери нашей заведующей. Ошибки тут быть не может, потому что месяц тому назад я их ей сама подгоняла.

– Огромное вам спасибо, но не могли бы вы сообщить нам ее адрес?

– Да, непременно и адрес, и телефон. Я думаю, нет нужды вам говорить, что я от них зависима и ваши неосторожные действия мне могут сильно повредить.

– О чем вы говорите, мы даже не знаем, как вас зовут, и вообще видим в первый и последний раз. На этот счет у вас не должно быть никаких опасений.

– Благодарю вас, вы правильно меня поняли. Записывайте адрес и телефон. Она живет возле магазина "Меха". Живет с матерью и отчимом, который неизвестно с кем из них живет.

– Ну и что будем делать дальше?
– отъезжая от павильона, спросил меня Макс.
– Как мы ее будем выковыривать?

– Придумаем, главное, ее координаты у нас в руках, а ты боялась, дурочка.

– Я же не мог предположить, что мы нарвемся на такую стерву. Но что ты планируешь дальше, я пока ничего путного придумать не могу.

– Я тоже, но в любом случае нам на моей машине к ней появляться нельзя, она может все неправильно истолковать. Значит, для начала нужно пересесть на твою. Вперед, Ухов, и да поможет нам Бог и сорок его апостолов!

Уже через полчаса уховская "девятка" с приоткрытой задней дверцей стояла возле ее подъезда, а я через двор напротив накручивал диск телефона-автомата. Зафрахтованная мной сговорчивая девица зубрила текст. Похоже, ответила сама Кравецкая. Кивнув, я передал трубку своей помощнице. Действуя строго по правилам, она на едином дыхании выпалила: "Вика, ну ты коза, блин, прикинь, я за дохой к вам в "Меха" прискакала и облом. Стольника не хватает, блин. Вынеси, я на ступенях буду". После чего, не слушая возможных возражений, она бросила трубку.

Получив положенное вознаграждение, девица, как и было договорено, тут же исчезла, а я, обогнув двор, вдоль стеночки попрыгал к ее подъезду, моля Бога, чтобы ловушка сработала, потому что в другой раз все будет сложнее и хлопотливее. Сидя за рулем, Макс читал книжку про Азефа, а на третьем этаже хлопнула дверь. Легко, как бабочка, она выпорхнула из дверей и пропорхала вплоть до машины, и тут ее полет был прерван бандитской рукой Гончарова. Подскочив сзади, я распахнул дверцу и чуть изменил направление ее стремительного полета. Пикирующим истребителем, головой вперед она въехала в салон и затихла то ли от испуга, то ли свернув себе шею. Но в этом нам предстояло разобраться позже. Пока я запрыгивал следом, Ухов уже ворочал коробку передач, и, как только дверь за мной захлопнулась, он вылетел со двора и через триста метров свернул в определенный заранее переулок.

Между задней стеной общественного сортира и глухим школьным забором, на кучах битого кирпича и бутылок мы, наконец, перевели дух.

– Ну чего она там, живая, что ли?
– вроде безразлично спросил Макс, но я понял, что этот вопрос его волнует сильно и даже очень.

Осторожно перевернув наш трофей на спину, я, уже готовый к самому наихудшему, попытался нащупать на ее горле пульс. Слава Богу, она была жива, о чем тут же истошно заявила.

– Помогите!!!
– заорала она благим матом, пытаясь выскользнуть из-под моей руки.
– Убивают! Душат!

– Если будешь так орать, то мне придется в самом деле тебя удушить, спокойно пообещал я, надевая на нее свалившиеся очки.
– Узнаешь меня, Викуша?

Мне показалось, что ее глазные яблоки с обезумевшими зрачками сейчас вылезут из орбит и вместе с увеличительными линзами поскачут по салону, но произошло совершенно обратное - они вдруг подернулись мутной пленкой и закатились вверх.

– Нервная девушка, чувствительная, - констатировал я обморок.
– У тебя водочка есть?

– А як же. Я ж понимаю, кого вожу, но только мне кажется, ей больше подойдет хорошая пощечина. Косит, шалава, а может, и нет. Гляди, зенки-то подрагивают. Дай-ка я сам попробую, сейчас узнаем, косит или нет.

Сложив пассажирское кресло, Макс методично и основательно принялся приводить ее в чувство. Почти по локоть он запустил ей под свитер лапищу и начал массированную щекотку. От таких прикосновений проснулся бы и медведь, а ее зрачки оставались на прежнем месте и на щеках появилась нездоровая белизна.

– Нет, кажется, не косит.
– Немного обиженно он выдал свой диагноз и, приподняв девушке голову, вылил немного водки ей в рот. Зафырчав, она ожила и порозовела, но, увидев меня, заорала с новой силой:

– Не хочу! Не надо! Я больше не буду!

– Что это с ней?
– озабоченно спросил Макс.

– Кажется, она думает, что уже в аду, - предположил я.
– Наверное, они решили, что грохнули меня справно и качественно. Поэтому мое появление вызывает у нее некоторое замешательство. Я прав, Викуша?

Наконец до нее дошло, что все происходящее вполне реально и имеет объяснимые причины. Поэтому, закрыв глаза, она сейчас решала, как вести себя дальше: прикинуться ли полной дурой или все от начала до конца отрицать. Второй вариант ей глянулся больше, и, не сходя с места, она сразу же начала атаку:

– Кто вы такие? Так просто вам это не пройдет. Я буду жаловаться.

– И правильно, моя золотая, в нашей правовой и демократической стране свобода и неприкосновенность каждого человека защищены государством. Валяй, твои действия я могу только приветствовать. Но сначала окажи мне маленькую услугу, сообщи адресок своего подельника, тогда и гуляй себе спокойненько и письма в суды пиши на здоровье, и заявления в прокуратуры. Вот только адресочек шепни да как зовут его.

– Кого?
– приготовилась травить баланду Виктория.

– Своего подельника, - любезно напомнил я.
– Того, кто так мастерски долбил мой череп, пока я на тебе лежал.

– Не знаю я никакого подельника, о чем вы?

– Все о том же, о позавчерашнем дне, об угоне моей машины, "девятки" цвета мокрый асфальт. Какие подробности тебя еще интересуют? Ах да, еще вы вытащили деньги и документы. И это у мертвого человека! Нехорошо. Это уже называется мародерство, и по законам военного времени вы подлежите немедленному расстрелу на месте преступления. А так как в нашей стране есть места, где введено военное положение, то мы имеем полное право расстрелять и тебя, - вдохновенно и велеречиво нес я ахинею в надежде, что она сломается, но ошибся.