Гончаров

Спасович [274] и много знакомых». [275] Петербургская газета «Правда» дополняла: «16-го, 17-го и 18-го сентября на квартире происходили панихиды, на которых всегда присутствовала масса лиц, желавших почтить усопшего. Некоторые почитатели покойного И. А. приехали из Москвы, Дерпта, Твери и др[угих] городов. Тело усопшего было набальзамировано и положено в дубовый гроб, 19-го сентября состоялось погребение тела в Александро-Невской лавре. За гробом шла тысячная толпа. Гроб всю дорогу несли на руках, а печальная колесница была украшена венками, в числе которых было несколько дорогих серебряных. Отныне имя автора «Фрегата «Паллады», творца «Обрыва» и «Обломова» стало достоянием истории, со страниц которой оно никогда не сойдет».

274

Спасович Владимир Данилович (1829–1906) — юрист, публицист и литературный критик круга «Вестника Европы», общественный деятель.

275

Там же.

Некоторым диссонансом звучат воспоминания художника И. Е. Репина: «Третьего дня были на похоронах Гончарова, довольно скромно прошли и было бы совсем тихо. Стройно запели студенты «Святый Боже…». Но яростно и энергично влетел к ним в середину верховой полицейский чин и потребовал прекращения. Замолчали, но, когда он отъехал, пение раздалось снова. Тут полиция налетела с таким азартом!.. Пение не возобновилось, толпа очень поредела, и только на могиле к похоронам немножко собрались люди». [276] На самом деле людей на похоронах Гончарова было много, недаром газета «Правда» отмечала, что за гробом шла тысячная толпа. Наиболее объективную картину похорон писателя дает его духовник, протоиерей Василий Перетерский. В письме к М. Ф. Сперанскому 11 октября 1912 года отец Василий вспоминал: «Я служу в приходе Пантелеймоновской церкви с 1869 г., постоянно свыше 40 лет. В этом же приходе, Моховая ул., д. № 3… все в одной квартире свыше 30 лет жил и Иван Александрович Гончаров. Известие, что он был человек совершенно индифферентный к религии, не исполнял обрядов церкви, не причащался et cet., думаю, кем-то выдумано и совершенно не соответствует действительности. Я могу свидетельствовать, что он был человек верующий, хотя, может быть, по обычаю времени и по светским отношениям не всегда в жизни точно соблюдал обычаи и порядки церкви православной. В храм Божий в воскресные и праздничные дни ходил; ежегодно исполнял христианский долг исповеди и св. причащения в своем приходском храме, что особенно памятно нам потому, что он исповедался и причащался тогда, когда причастников в приходской церкви было уже очень немного, именно в Великую субботу за поздней литургией, которая начинается только в 1-м часу дня и по предположительности кончается уже в 3-м часу дня, почему причастников на ней бывает уже мало, но всегда обязательно И. А. Гончаров». [277]

276

И. Е. Репин — Е. Г. Мамонтовой. 21 сентября 1891 года // Репин И. Е. Т. II. М. —Л., 1949. С. 54.

277

Литературное наследство. Т. 102. М., 2000. С. 633–634.

Отец Василий был одним из немногих, знавших истинную духовную жизнь писателя, он свидетельствует о христианском смирении Гончарова: «Я его и напутствовал в последней предсмертной болезни; я тогда получил от него христиански смиренную просьбу, чтобы не хоронили его как литератора, на Волковском кладбище, а чтобы похоронили как простого христианина, скромно, просто, без всяких обычно устрояющихся учащеюся молодежью при погребении литераторов помпы и намеренной пышности и шума, в Невской Лавре [278] ». После смерти писателя отец Василий служил над его прахом панихиды, провожал гроб с телом покойного романиста в Лавру и обычным порядком после отпевания в Свято-Духовской церкви предал земле на Никольском лаврском кладбище, которое в 1891 году называлось Новым.

278

Ср. мнение Д. Н. Мамина-Сибиряка, выраженное в письме к A.C. Маминой от 22 сентября 1891 г.: «Его хоронили не на Волковом, где покоится русская литература: Добролюбов, Писарев, Салтыков, Шелгунов, Помяловский, Решетников, а в Александро-Невской лавре, где хоронят только генералов и купцов первой гильдии…» К сожалению, знаток старообрядчества так и не сумел правильно «прочитать» судьбу, да и романы Гончарова, не сумел увидеть и оценить в нем христианина.

А. Бахтиаров в журнале «Колосья» (1891, ноябрь) отмечал: «Городская дума в ближайшем после смерти Гончарова заседании постановила: переименовать Моховую улицу — в Гончаровскую». Однако улица так и носит до сих пор старое название.

Лики эпохи

Жизнь Гончарова проходила в кругу самых разных людей: это были писатели, чиновники, министры, журналисты, учёные, священники, железнодорожники, педагоги, фотографы, юристы, переводчики, военные моряки, врачи и пр. и пр. Среди его знакомых были и самые известные люди своего времени. Он поддерживал личное знакомство с царской семьёй, со многими литераторами, художниками, актёрами, несколько раз воочию видел Пушкина, встречался с Гоголем, служил с поэтом Тютчевым в цензурном ведомстве. Его отношения со святителем Иннокентием (Вениаминовым), с Достоевским, Л. Толстым, Тургеневым, Никитенко и некоторыми другими личностями, именами которых отмечено развитие русской культуры той поры, выстраиваются в занимательный сюжет. Словом, эти отношения заслуживают особого подхода, который плохо вписывается в общую хронологическую канву его биографии. А потому коснёмся хотя бы некоторых из указанных сюжетов, чтобы его жизнь стала читателю понятнее и ближе.

Пушкин

Великое здание гончаровской трилогии воздвигалось не на пустом месте. Его бы не было, если бы у Гончарова не было великих литературных учителей: от Гомера до Пушкина и Гоголя. Романист не скрывал своей учёбы, более того, всегда подчёркивал, что внимательно читал, переводил, изучал классиков литературы: русских и европейских. Правда, самая «лаборатория учёбы» остаётся «за кадром». И не потому, что это секрет, а потому, что слишком многое пришлось бы объяснять. Однако у нас есть возможность хоть немного вглядеться в этот процесс и увидеть, как усваивал Гончаров уроки великих мастеров. В ряду всех и всяческих великих A.C. Пушкин стоял всегда отдельно, на своём собственном пьедестале. Общепризнанным является факт глубочайшего влияния Пушкина на судьбы русской литературы XIX века. Существует бесчисленное количество трудов, в которых прослеживаются связи пушкинского творчества с творчеством позднейших писателей-реалистов: Тургенева, Ф. Достоевского, Чехова и многих других. Справедливо отмечено, что пушкинский «Евгений Онегин» вообще дал русской литературе художественную формулу романа как такового. Интересно замечание П. Д. Боборыкина о личной симпатии Гончарова к Пушкину. В своих воспоминаниях об авторе «Обрыва» он пишет: «Бездушным эстетиком, конечно, он никогда не бывал, но в нем жил пушкинист чистой воды, испытавший в ранней молодости обаяние нашего великого поэта, доходившее в людях его поколения до настоящего культа». [279]

279

И.А. Гончаров в воспоминаниях современников. Л., 1969. С. 143.

Но дело не только в культе: Пушкина возводили в культ многие писатели XIX века, но лишь одного Гончарова современники открытия памятника Пушкину в Москве в 1881 году вполне признавали продолжателем дела Пушкина. Всё дело в том, что они оба были «эстетиками». Их обоих за этот эстетизм то возводили до небес, то уничижали, порою весьма жестоко. В начале XX века критик Д. С. Мережковский обратил внимание на сходство миросозерцаний Гончарова и Пушкина: «По изумительной трезвости взгляда на мир Гончаров приближается к Пушкину. Тургенев опьянен красотой, Достоевский — страданиями людей, Лев Толстой — жаждой истины, и все они созерцают жизнь с особенной точки зрения. Действительность немного искажается, как очертания предметов на взволнованной поверхности воды». [280] Несомненно, Гончаров сам чувствовал свою близость к Пушкину яснее других. В 1887 году, в 50-летнюю годовщину со дня роковой гибели Пушкина, он писал великому князю

280

Мережковский Д.С.Основные особенности таланта и творчества И.А. Гончарова // Прилуко-Прилуцкий Н.Г., сост. Корифеи русского слова. Сборник критических и биографических статей для средней школы и самообразования. Вып. 11. Гончаров. Жизнь и творчество. СПб. — Варшава, 1912. С. 6.

Константину Константиновичу Романову: «Почти все писатели новой школы, Лермонтов, Гоголь, Тургенев, Майков, Фет, Полонский, между прочим, и все мы, шли и идем по проложенному Пушкиным пути, следуем за ним и не сворачиваем в сторону, ибо это есть единственный торный, законченный классический путь искусства и художественного творчества». [281] Столь высокое мнение о Пушкине Гончаров выражал неоднократно. В еще более концептуальном виде свою мысль Гончаров изложил в письме к В. В. Стасову через полтора года, 27 октября 1888 года: «У Пушкина — этого отца русского искусства в слове — было два прямых наследника: Лермонтов и Гоголь, породившие целую плеяду нас, деятелей 40-х, 60-х годов, с Островским, Тургеневым, Писемским, Салтыковым и т. д. А затем уже начался (говоря астрономически) млечный путь, целый бесконечный хвост, который тянется и доднесь».

281

Цит. по книге: Пушкин — родоначальник новой русской литературы. М., 1941. С. 468.

Известно, что он наизусть знал практически всего Пушкина, беспрестанно цитировал его в своих письмах, статьях, очерках, романах. Это много раз отмечали современники писателя: Гончаров «благоговел перед Пушкиным и знал наизусть не только множество его стихов, но и выдающиеся места его прозы». [282] Любопытно свидетельство известной русской актрисы М. Г. Савиной, касающееся пушкинского вечера, состоявшегося в Петербурге в 1875 году: «Под впечатлением плохого чтения на Пушкинском вечере он прочел «Сцену у Фонтана», Марину… Все, что я знала наизусть из стихотворений, я должна была читать по его просьбе». [283] Между прочим, Гончаров вместе с Савиной должен был участвовать в чтениях пьесы «Борис Годунов», возможно, в роли Самозванца. [284]

282

Кони А. Ф.Собр. соч. В 8-ми томах. Т. 6. М., 1968. С. 307.

283

Русская литература. 1969. № 1. С. 171. А. М. Брянский приводит слова А. Ф. Кони о том, что Гончаров любил читать с Савиной в интимной обстановке отдельные листы «Бориса Годунова» и «Евгения Онегина» (М. Савина и А. Ф. Кони. Переписка. М.—Л., 1938. С. 14).

284

Труды ГПБ. Т. XI. Л., 1963. С. 165.

Пушкин представлял собою не только поэтический, но и личностный, человеческий феномен. Естественно, что Гончаров знал, как и многие его современники, не только творчество, но и биографию Пушкина, причем весьма подробно. Прежде всего при этом он имел в виду два основных источника: статьи Белинского о Пушкине и «Материалы для биографии Пушкина» П. В. Анненкова. Но не только. Прежде всего он сам вчитывался в строки любимого поэта и действительно изучал, а не просто читал Пушкина. В письме к В. П. Авенариусу, издавшему в 1888 году книгу «Юношеские годы Пушкина», романист заметил: «… Я все знаю, что написано в книге, так как изучал Пушкина и все подробности и мелочи его жизни…» [285]

285

И. А. Гончаров и И. С. Тургенев. П6., 1923. С. 105.

Романист внимательнейшим образом вглядывался в творческую лабораторию Пушкина: «И у Пушкина «Бахчисарайский фонтан» и «Кавказский пленник» вовсе были не первыми: им должны были предшествовать многие, многие младенческие шаги, которые он, конечно, бросил. Нельзя же сразу в первый раз сесть да написать «Руслана и Людмилу» или «Кавказского пленника». К этим первым произведениям вела, конечно, длинная подготовительная дорога — с трудом, разочарованиями, муками одоления техники и т. д.». [286] В Пушкине Гончаров черпал силы для своего творчества. В тяжелые моменты жизни, когда современная Гончарову критика, ориентированная на социально-демократические преобразования в русском обществе, порицала романиста за консерватизм в изображении жизни, за слишком большое место, которое занимает в его произведениях любовь (такой упрек прозвучал, в частности, от М. Е. Салтыкова-Щедрина), автор «Обрыва» обращался мыслью к Пушкину. В одном из писем к П. А. Валуеву он рассуждает об этом: «Правду сказать, я не понимаю этой тенденции «новых людей» лишить… произведение чувства любви и заменить его другими чувствами и страстями, когда и в самой жизни это чувство занимает так много места, что служит то мотивом, то содержанием, то целью почти всякого стремления, всякой деятельности, всякого честолюбия, самолюбия и т. д…. Лучшие люди и высокие таланты, начиная с Пушкина — этого певца и истолкователя тонких и нежных чувств и высоких движений человеческой природы, — доискивались трезвой правды в чувстве (!!!), изгоняя хмель, риторику, ложь, сентиментальность и позирование, и дали вечные образцы умного, тонкого и нормального, то есть правдивого проявления чувства в тонких и благородных натурах». [287]

286

И. А. Гончаров и К. К. Романов. Неизданная переписка. Псков, 1993. С. 34–35.

287

Гончаров И. А.Собр. соч. В 8-ми томах. Т. 8. М., 1980. С. 468.

Пушкин для Гончарова — представитель вершинного мирового искусства, наследник самой глубокой, по мнению Гончарова, реалистической традиции: «Между тем сам Пушкин (бесспорно величайший из новейших классиков) воспринял, однако, в себя весь сок этой «новой силы», реализма, любя в то же время Горация, Анакреона и др., то есть здоровый сок, чуждаясь крайностей, всякой грубости, вульгарности, цинизма — или той сухости, которую выдают за реальную правду самые новые беллетристы (крякающие) и которая ограничивается голой копией с действительности, без лучей поэзии, верностью линий и автоматическим, внешним движением фигур, потому что не умеют дать плоти, крови, красок и жизни своим созданиям.