Гончарову наносят удар

– Вы что, обалдели? Это он мне должен пару лимонов, а то и больше! Пусть скажет спасибо, что я его пожалел, простил ему все.

– А ты пожалей еще раз, - будь мужиком, отремонтируй его тачку. Тогда и дед будет доволен, и у тебя проблем не возникнет.

– Ладно, хватит мозги сушить, - перебил его молодой недоносок. Короче, мужик, чтобы завтра в это же время ты приготовил пару тысяч новыми. Если завтра здесь будут менты, то послезавтра ты очень об этом пожалеешь. Катим, пацаны!

Дверь захлопнулась, а я остался, оплеванный и раздавленный наглостью сопливых мерзавцев. Ни минуты не сомневался, что подонки эти, новые хозяева нашей многострадальной России, готовы совершить любое преступление только ради самоутверждения. Но идти у них на поводу я не собирался. Это означало бы признание их авторитета и собственного бессилия. Каков выход? Противостояние? Нет, увольте, я еще не совсем оправился от передряг прошлого дела, когда меня готовили к транзитной отправке на тот свет. Что же делать?

Для решения этого сложного вопроса необходим был опытный, знающий советник. Таковой у меня имелся, и в количестве двухсот граммов я принял его на грудь. Уже через десять минут он подсказал мне единственно верный вариант дальнейших действий: "В борьбе обретешь ты право свое".

Успокоенный таким решением, я собрался немного вздремнуть, дабы набраться сил перед этой самой предстоящей борьбой. Вытянувшись на диване, безрезультатно ворочался битый час, стараясь уснуть. Какая-то мысль, совершенно не связанная с визитом мерзавцев, не давала покоя. И вертелась она вокруг моего несостоявшегося, ныне покойного тестя. Несколько раз я мысленно восстанавливал теоретическую картину его самоубийства и все не находил какого-то недостающего звена. Что-то мешало мне полностью уверовать в самоубийство.

Начнем сначала. И я поставил себя на его место.

"Я весь день пью, допился до чертиков, так что даже сигарету затушить не в состоянии. Но, несмотря на это, чувствую себя отлично, даже пытаюсь разговаривать с котом и собакой, единственными близкими мне существами. Они меня отлично понимают и даже отвечают. Полная идиллия! Мы находим общий язык, нам хорошо, и больше никто не нужен.

Откуда появилась эта мымра, моя дочь? И чего она хочет? Ругается, кричит! Курицу у Васьки отобрала! Меня алкашом называет! Куда-то отправить грозится. Нет, так не пойдет. Надо лишить ее наследства! Вот сучка, а еще называется - дочь! Последнюю водку вылила, стерва! Тащит меня куда-то. Задам ей завтра трепку... А, что такое? Где я? Не пойму... Кажется, у себя в спальне. Надо бы опохмелиться, на кухне должно оставаться. Пойду поищу! Что за чертовщина. Нет ни хрена... Стоп, да ее же Ленка вылила! Точно, а еще грозила отправить меня в диспансер. Конечно, когда горбатился на них, был нужен, а теперь - пенсионер, можно и на помойку, как заезженную клячу. Креста на них нет! Вот я им устрою напоследок, чтоб всю жизнь локти кусали! Чтоб всю оставшуюся жизнь им перед людьми стыдно было. Повешусь!.."

Стоп, господин Гончаров, не гони гусей, где-то в твоих рассуждениях сбой. Не хватает логического перехода к дальнейшим действиям твоего незадачливого героя, нет перехода к самому акту самоубийства. Думай, Федя, думай! Будь все так, как ты себе напридумал, а это наиболее вероятная схема развития алкогольного психоза, то твоему персонажу необходимо было бы известить общество о причине самоубийства. О том, кто в этом виновен. А в этом случае он оставил бы посмертное письмо. Но, насколько я понимаю, его нет!

Поздравляю, Гончаров, ты очень умен! Теперь необходимо позвонить Елене и все уточнить.

Я уже потянулся к аппарату, но, опережая меня, он заверещал сам, потревоженный с противоположной стороны Ленкиной рукой.

– Костя, - с места в карьер начала она, - мы с Сашкой перевернули весь дом, но все безрезультатно, папка с дневниками словно испарилась.

– Хорошо, не тарахти! Скажи мне вот что: не находила ли ты посмертной записки отца?

– Нет, конечно, я бы тебе о ней доложила сразу. Да и не могло ее быть. Столько выпить! Он идти-то не мог, не то что писать.

– Понятно, у меня тут появились кое-какие мыслишки, подъезжай, если сможешь.

– Какие мыслишки?

– Не волнуйся, они не затрагивают твоей чести замужней женщины.

– Оставь свои идиотские шутки, мне совсем не до смеха! Сейчас подъедем.

– Подъедем? Это с кем же? Видеть твоего мужа не имею никакого желания.

– Он тебя тоже. Я приеду с братом.

Звонок раздался уже через пять минут. С самым серьезным видом натянув пиджак, я пошел встречать свою бывшую пассию и был немного удивлен, когда в переднюю впорхнула пассия не бывшая, а настоящая. И не кто иная, как дочка начальника РОВД полковника Ефимова, особа капризная и избалованная. Тридцатилетняя баба с холодным и трезвым рассудком постоянно паясничала и кривлялась, изображая пятнадцатилетнюю девочку. Втайне я уже молил Бога избавить ее от меня, хотя и познал сию деву совсем недавно. Спасло меня то, что отец ее был противником нашей связи, и встречались мы урывками, от случая к случаю. На ночь у меня она оставалась только в то треклятое время, когда папаша отбывал в командировку.

– Как папаня?
– сразу настороженно осведомился я.
– Не отбыл ли куда?

– Да нет, - грустно ответила Милка, - у него полный абзац. Какого-то бизнесмена или банкира замочили, а его компаньон, прихватив кучу денег фирмы, сделал ноги. Батя всю ночь не спал. Да ну их, пойдем в кроватку, некогда, мой сладкий!

– Не могу!
– злорадно ответил я.
– Сейчас ко мне должны прийти по делу.

– Надолго?

– Не знаю, все зависит от вопроса, по которому они обращаются. Ты пока топай на кухню и приготовь что-нибудь на вечер. Ты ведь у меня мастерица по этой части.

– Нехороший, я у тебя мастерица совсем по другой части...

Ее любовную игру прервало появление Ленки, которая сразу признала в расфуфыренной бабе конкурирующую самку. Брезгливо дернув ноздрей, она прошипела, обращаясь то ли ко мне, то ли к братишке:

– Мы, кажется, не вовремя, извините за беспокойство.

– Не извольте беспокоиться, все в порядке, я давно вас ожидаю, проходите в залу. Милка, марш на кухню, тащи дорогим гостям кофий, коньяк и прочее!

– Не думала, что ты так скоро обзаведешься новой подругой, - досадливо передернула плечами Елена, едва Милка вышла.

– А что? Хороша?

– Дешевка, глупая кукла!

– Вот тут ты не права, глупой ее никак не назовешь. Но перейдем к делу. Ленточка у меня появилась, некоторые предпосылки, так сказать, чтобы согласиться с твоими подозрениями об убийстве.

– Вот как? Говори конкретней!

– Долго объяснять. Поэтому говорить придется тебе. Я буду лишь задавать вопросы. Ты обмолвилась, что отец начал вести дневник сразу после окончания войны. Я правильно тебя понял?

– Да, это именно так. Первая запись помечена июнем сорок пятого.

– Не значит ли это, что твой отец воевал?

– Нет, он ведь с тридцатого года, а вот в партизанском отряде состоял, где-то на Брянщине. Папа периодически принимался нам об этом рассказывать, но мы не очень и слушали. Теперь-то я понимаю, какими глупцами мы были. Поистине - ценишь то, что потерял.

– Успокойся, скажи, ты когда-нибудь интересовалась содержанием дневников?

– Я - нет, может быть, Александр?..

– Я?
– изумился братец.
– Чего ради? Мне и в голову такое не приходило!

– Плохо! Лена, а из партизанских фотографий отца ничего не пропало?

– Не знаю, у него всего-то одна и была. Там он в обнимку с двумя бородатыми мужиками запечатлен. Могу сегодня же проверить. Я это фото хорошо помню. Его отец часто доставал. На обороте какая-то надпись, вроде "Дружить до гроба!", и их подписи.

– Когда проверишь, на месте ли она, обязательно позвони.

– Хорошо, но к чему все это?

– Пока не знаю, но может, и пригодится. Теперь вкратце расскажите мне биографию отца. Хотя бы то, что знаете.