Гончие смерти

И вдруг наваждение кончилось. Призраки исчезли, не оставив по себе и следа. И на сердце у Хлопуши сразу отлегло.

– Уф-ф… – Он вытер рукою потный лоб. – Кажется, отвязались. Слышь, Лесана!

– Что? – хриплым, усталым голосом отозвалась девушка.

– Этот твой смех… – здоровяк осекся, не зная, как точнее сказать.

– Что? – снова спросила Лесана.

Хлопуша сглотнул слюну.

– Ничего. Но вздумаешь еще раз так рассмеяться – предупреди загодя, чтобы я успел заткнуть пальцами уши.

7

Пройдя еще немного, Лесана и Хлопуша приободрились – с восточной стороны потянуло деревенским овинным духом.

– Деревня близко, – сказал здоровяк. – Я ее чую.

– Я тоже, – отозвалась Лесана, останавливаясь и втягивая ноздрями воздух. – До нее отсюда версты две.

– Должно быть, это та самая Гниловка, о которой рассказывал Дягиль.

– Да, она. Другой деревни поблизости нет.

– Что будем делать, когда придем?

Лесана подумала и ответила:

– Постучимся в крайний дом. Скажем, что заблудились, и попросимся на постой.

Хлопуша вздохнул.

– Не нравится мне это. Дягиль говорил, что жители Гниловки состоят у волхвов на услужении. Что, ежели они о нас расскажут?

– Может, и расскажут, – спокойно согласилась Лесана. – А может, и нет.

Хлопуша понял слова девушки по-своему.

– Ты права, – проговорил он возбужденным голосом. – Попросимся на постой, а как войдем – я с ними поговорю по-свойски. Пусть только попробуют пикнуть. Пожалуй, хозяина дома сразу приласкаю кулаком в лоб, чтобы и рта раскрыть не успел. Домашние-то, чай, сразу притихнут.

Лесана покачала головой и сказала:

– Погоди с кулаками, здоровяк. Жить под волхвами – тяжкая доля. Быть может, в нас здешние люди увидят обещание воли или отблеск того света, о котором они давно позабыли.

Хлопуша обдумал ее слова, вздохнул и недовольно произнес:

– Я думал, это Рамон мудрёно говорит, но ты и его перемудрила. Я мало что понял из твоих слов, однако махать кулаками погожу.

Странники двинулись вперед и спустя малое время вышли из леса к большой деревне. Деревня выглядела в точности так, как Дягиль ее описывал. Луна освещала полсотни домов, убегающих вдаль, к широкой и могучей реке под названием Волхов. Между домами было полно сарайчиков, погребных коробов и низких заборов. От развешанных повсюду сетей несло водорослями и рыбой.

– Большая деревня-то, – тихо сказал Хлопуша. – Не знаю, как насчет драгоценных камушков, но рыбный промысел здесь на высоте. Идем, что ли?

– Идем, – кивнула Лесана.

И они зашагали к крайней избе. Вопреки обыкновению, их не встретил собачий лай. Да и во всей деревне не было слышно ни лая, ни собачьего скулежа.

– Деревня, и без собак? – удивился Хлопуша, входя через незапертую калитку во двор. – Не знал, что такое бывает. Кто будет стучать – ты или я?

– Я, – ответила Лесана. – А ты помалкивай. Будешь говорить, только когда я разрешу.

Хлопуша нахмурился, но спорить не стал. Лесана подняла руку и несколько раз стукнула кулаком в дверь. Подождала чуток, а потом стукнула опять.

За дверью зашаркали шаги, а вслед затем скрипучий старческий голос спросил:

– Кто там?

– Мы странники, – ответила Лесана. – Сбились потемну с большака и заблудились в лесу. Шли долго, уже отчаялись выбраться, но вдруг увидели вашу деревню. Пустите на постой?

Повисла пауза, а затем старческий голос недоверчиво уточнил:

– Говоришь, сбились с большака?

– Да.

– До него отсюда пятнадцать верст, коли идти по прямой. Как же вы дошли?

– Сами не знаем. Однако дошли. Отоприте дверь да поглядите. Если придемся не по нраву, попросимся в другую избу.

– В другую, – проворчали из-за двери. – Другие-то вас так и ждут. Ладно. Отойдите подальше.

Лесана и Хлопуша отошли от двери на пару шагов. Дверь приоткрылась, и в щель высунулась морщинистая рука со смоляным факелком. В лица Хлопуше и Лесане пахнуло рыбной вонью и кислым, тяжелым запахом, похожим на смрад, который стоит в кожевенных мастерских. А затем Хлопуша и Лесана увидели саму старуху. Платье на ней было темное, голову – до самых бровей – покрывал такой же темный платок. Лицо у старухи было худое и морщинистое, а кожа – бледная и сухая.

Прищурившись на странников, она резко и хрипло вопросила:

– Говорите, двое вас?

– Да, бабушка, двое, – ответила Лесана.

Старуха скользнула взглядом по ее лицу, потом уставилась на Хлопушу. Тот добродушно и приятно улыбнулся, пытаясь с ходу завоевать симпатию старушки. Однако фокус не сработал.

– Двое, – повторила старуха недовольным голосом. – И больше нету?

– Нету, – заверила ее Лесана.

«До чего противная старушенция, – подумал Хлопуша. – Жаль, что дверь открыл не мужик. С ним бы я живо столковался».

– Здоров твой спутник-то, – сказала старуха, неприязненно глядя на Хлопушу. – Как лось-двухлетка. А у меня избушка тесная. Ступайте в лес и ночуйте там. Здесь вам не место.

Старуха хотела закрыть дверь, но Лесана заговорила снова:

– Не прогоняй нас, бабушка. В лесу мы слышали волчий вой.

Лесана хотела еще что-то сказать, но Хлопуше надоело топтаться и мерзнуть позади, он отодвинул с дороги Лесану, шагнул вперед и пробасил:

– Не переживай, бабуся, лягу под стол – и не заметишь!

При виде наступающего гиганта бабка нахмурилась и попыталась поспешно закрыть дверь, но не тут-то было – Хлопуша ринулся вперед и сунул в щель свою огромную ногу.

– Не так шибко, бабуся! – рявкнул он. И тут же легонько надавил на дверь плечом.

Старуха попятилась от двери, и странники вошли в сени, сперва Хлопуша, а за ним Лесана. Старуха стояла в двух шагах от двери с факелком в руке и тревожно смотрела на незваных гостей.

– Что ж… – сердито проговорила она. – Не хотела я вас пускать, но коли сами вошли…

Она посторонилась, пропуская странников в дом, затем подошла, прихрамывая, к двери и задвинула засов.

Обстановка в избе была небогатая. Посреди горницы стоял стол, а слева и справа от него – две лавки, одна расписная, другая – простая.

– Садитесь на расписную, поближе к печи, – пригласила старушка.

– Так она ведь не горит, – нахмурившись, проговорил Хлопуша.

– Недавно погасила. Тепло-то, чай, еще идет.

Хлопуша хотел возразить, что никакого тепла нет, но Лесана незаметно дернула его за рукав и сказала: