Гонщик
Шрифт:
— Ну вы и мастер! — я постарался максимально достоверно отобразить не лице восхищение. — Такое дело за неделю раскрутить, да еще и убийцу поймать — это дорогого стоит.
— Да не поймали его, — дернул щекой инспектор, — убили при задержании. Отстреливался, сволочь, троих наших поранил, одного наповал уложил.
— Тем более. Матерого волчару вытропили да пристрелили.
Боголюбов, довольный похвалой, заулыбался.
— Владимир Антонович, — вдруг спохватился он. — вы же наверняка по делу пришли. Или нет?
— Скорее, за советом. Я не слишком силен в структуре вашего ведомства, и в какой кабинет мне сунуться, даже представить не могу.
— А в чем проблема?
—
— Что ж, похвально, похвально. А просьбу вашу выполнить легко. Сейчас подойдет кто-нибудь из нижних чинов, он вас и проводит. А я записку набросаю, чтобы коллеги мои тягомотину не разводили.
Боголюбов подвинул к себе лист бумаги, взял перо и принялся писать.
— Вот, возьмите, — протянул он мне бумагу через пару минут.
— Филька! — тут же крикнул он зашедшему в комнату полицейскому. — Проводи господина Стриженова в отдел к Потапову, да бегом возвращайся.
С запиской от Боголюбова все документы были оформлены в рекордные сроки. Я дружески попрощался с инспектором Потаповым и направился в больницу отдавать фургон. Состояние было двойственное: с одной стороны, убийца уничтожен. И перед этим пресловутый убийца отчитался заказчику об успешном выполнении заказа. То есть, заказчик теперь успокоится, и какое-то время новых покушений не будет. С другой стороны, мучила совесть: в отличие от полиции, я был твердо уверен в том, что племянника убили, по ошибке приняв его за меня. Знать бы еще, кто этот заказчик…
Дома меня ждал дорогой гость — журналист Федор Иванович Игнатьев собственной персоной. И пришел он не просто так, пригнал свою новую игрушку: новейший мобиль немецкой фирмы «Даймлер».
— Вы опять отличились, Владимир Антонович, — смеясь, выдал он после взаимных приветствий.
— Федор Иванович, ну сколько можно!
— До тех пор, пока вы подкидываете обществу новые поводы для сплетен. Сегодня с утра некая госпожа Ольга Дорохина побывала в гостях у одной своей подруги. Помимо нее на утренний кофе собрались еще с полдюжины дам. Дорохина в красках поведала им о том, что происходило накануне у баронессы Сердобиной, умоляя сохранить это в тайне. Конечно же, сразу после чашечки кофе пресловутые дамы побежали каждая к своей лучшей подруге и под большим секретом поведали им тайну танцевального вечера. Сейчас, думаю, полгорода уже судачит о вашей тайной силе. А к вечеру ни о чем ином разговоров и не будет.
— О боже! — я закрыл глаза ладонью. — За что мне такое наказание?
— Наказание? Как сказать. Иные завсегдатаи салонов многое бы отдали за подобную репутацию, а вы все недовольны. Впрочем, пусть их, — переменил он тему. — Как вам этот красавец? Он похлопал рукой полированный борт «Даймлера».
Я не стал критиковать аппарат, щадя чувства Игнатьева.
— Оставьте мне его, скажем, до пятницы. Надеюсь, я смогу вас удивить.
— Охотно. Тогда вот что: в пятницу приезжайте прямо на нем к ужину к нам в особняк. Отец изъявил желание познакомиться с вами лично, а не только по моим рассказам. Никого постороннего не будет, только мы втроем и никаких танцев.
Видя, как я демонстративно хмурюсь, он махнул рукой:
— Все, все, Владимир Антонович, больше не буду.
И удалился.
— Что за история? — полюбопытствовал Клейст.
— А-а, — поморщился я, — баронесса Сердобина, танцуя танго в паре со мной, настолько
прониклась духом танца, что не смогла далее принимать участие в вечеринке. Собственно, на этом все и закончилось. Ну а дальше — слухи, которые, как вы знаете, с каждым пересказом увеличивают масштабы произошедшего. Не удивлюсь, если к утру окажется, будто я мессмеритическим образом так воздействовал на присутствующих дам, что все они поголовно бились в экстазе, а горничные и кухарки домогались дворника и кучера с самыми развратными целями.— Да, — сочувственно покивал механик. — Слухи — это зло, сколь безусловное, столь и неистребимое. Но давайте к делу: что мы будем делать с этим «Даймлером»?
— «Даймлеру» мы просто поменяем кузов, благо, сделать это не слишком сложно. Я подготовлю эскизы, отдам их в каретную мастерскую, там изготовят детали, а мы смонтируем их на этом шасси. А еще я хотел бы вместе с вами осмотреть конструкцию и «Даймлера», и вот этого безымянного красавца. Все удачные решения надо будет отметить и позже воплотить в нашем гоночном монстре.
— Непременно!
В Клейсте вдруг проснулся энтузиазм, он уже был готов кинуться в бой с гаечным ключом наперевес, но я его остановил.
— Николай Генрихович, скажите, вы знаете все эти бюрократические процедуры, которые требуется выполнить для того, чтобы заявить на гонку себя и свой мобиль?
— Конечно!
— А я вот, к стыду своему, не знаю. Поэтому хочу вас попросить об одолжении: возьмите на себя эти хлопоты. Для разъездов можете использовать мой мотоцикл. А я пока займусь этим несчастным фургоном.
Неделя выдалась та еще. Мы с Клейстом пахали, не разгибаясь. Мишка, малость окрепнув, помогал по мере сил и умений, и тут же на ходу учился. Парнишка оказался ловкий и сообразительный, и весьма полезный, когда нужно было залезть в какие-нибудь узкие и тесные места.
Я выбрал время и заглянул к помещице Томилиной, чтобы выразить соболезнования и заодно извиниться за неуместную записку. Она была дома и даже приняла меня в гостиной за чаем. В этот раз она ничуть не походила на ту жизнерадостную, пышущую энергией женщину, что я видел чуть больше недели назад. Темное платье, черный чепец — траур. Взгляд потерянный, движения чуть суетливые. Видно, что женщина переживает, и наверняка винит себя во всем произошедшем.
— Здравствуйте, Владимир Антонович, — приветствовала она меня. — Присаживайтесь к столу, наливайте себе чаю, угощайтесь.
Голос тихий, тусклый, словно выцветший. Это действительно та самая дама, которая полночи не давала спать всем соседям?
— Здравствуйте, Анастасия Михайловна. Позвольте прежде выразить вам свои искренние соболезнования в связи со столь безвременной гибелью вашего подопечного. Смерть человека — это всегда трагедия, но смерть молодого человека — трагична вдвойне. Поверьте, я это знаю.
Конечно, знаю. Сам помирал безвременно. И тридцать лет — вполне еще молодость. Жить да жить! Впрочем, не мне жаловаться на судьбу: живу вот, вдов смущаю одну за другой… М-да, не о том думаю. Надо бы поддержать женщину, пока она себя чувством вины не удавила. Ведь наверняка считает, что не устрой она той ночью наше бурное свидание, так и племянник остался бы жив. По моему личному и тайному мнению, она права. Но вслух, ради нее самой, я поддержу версию полиции.
— Простите меня бога ради за ту глупую записку. Поверьте, я ничего не знал о вашем горе. Только вчера зашел в полицию, там меня и ошарашили этой новостью, словно пыльным мешком из-за угла. Но сказали, что убийца найден и при задержании застрелен. Так что отомщен племянник вашей подруги.