ГОРА РЕКА. Летопись необязательных времён

Перепалка образовала вокруг этого “междусобойчика” всяких интересующихся, неприминувших тут же начать подначивать и подтравливать. Зуд в сторону Тоя призывал к продолжению “юмора”, в сторону Хлюпы – к драке.

– А с чего ты взял, что я тебя послал к себе в жопу? – подпитался поддержкой Хлюпа.

– А к кому?

Хлюпа опасливо заозирался вокруг.

– Да вон – к Каридихе, – захихикал Хлюпа, кивая в сторону самой худой и некрасиво-носатой девчонке в классе.

Сторонники Хлюпы грохнули ржачкой.

– Иди, договорись. Согласуй короче. Согласуешь, подходите вместе.

Теперь уже гоготали все. Хлюпу подталкивали, подпинывали и пытались даже тащить в сторону ничего не ведавшей Каридихи, которая лишь осознавала, что вдруг явилась центром внимания, а, просчитав, что ничего хорошего в этом точно быть не может, повернулась к парням спиной, вызвав тем самым ещё больший хохот и завывания.

– Чё, застремался? – Той угрожающе подбросил и боковым хватом поймал “раскидая”. – Забздел? Тогда фильтруй базар, босяк.

Той явно был зол. Хохот прекратился и перешёл в гул. И это был уже явный призыв к драке.

По своему физическому сложению ни Той, ни Хлюпа не обладали бойцовским видом. При этом лидерские качества Тоя, исходившие из его уверенности во всём, что он говорил и делал, были хорошо известны в школе; многие также видели, что иногда эта уверенность граничила и даже переходила в дерзость. Рассчитывать на то, что Той отступит было невозможно и в этом смысле зрелище было гарантировано. Толпе оставалось лишь понудить к драке Хлюпу, который имея статус «клоуна-шестёрки» не имел желания к большему самоутверждению и, явно сожалея о том, что закусился с Тоем, пытался затесаться в стоявшую позади него толпу и тем самым миновать конфликт. Толчея же наоборот сомкнулась, выплеснув в передние ряды наиболее агрессивных и авторитетных пацанов, имитировавших пинки Хлюпе под зад и провоцировавших его на драку, выкрикивая весьма обидные для него определения. Завершил же приготовление к зрелищу Ермила (Вова Еремеев). Одноклассник Тоя, он считался одним из самых физически сильных парней в школе и мог успешно противостоять даже десятиклассникам. При этом он не был отчаянным хулиганом и никогда не шкулял деньги, а среди шпаны пользовался уважением…

Наиболее отмороженные шкуляльщики вымогали мелочь, собирая на бутылку, не только на улице и во дворах, но и в коридорах своей школы во время перемен. Это отребье не пользовалось авторитетом даже у “умеренной шпаны”, но их опасались все без исключения и старались не связываться. В школе Тоя шайка отмороженных шкуляльщиков состояла из четырёх человек. Трое из них были младшими братьями посидевших за разбой ублюдков, могилы [7] которых находились в прибазарных бараках. Хороводил шайкой Назмик – брат настоящего вора в законе, которого Тою пришлось однажды увидеть во всей красе: белой крахмальной майке, с расписанными от пальцев до плеч руками и огромными воровскими звёздами на плечах. Гребень – это была кличка вора – сидел на лавке перед бараком и, попивая водочку, о чём-то толковал с молодым парнем. Парень был в дорогом прикиде [8] , кепка у него была натянута на голову до самых глаз и ушей. Лицо парня было весьма примечательно: нижняя очень полная губа выпирала сильно вперёд, горбатый, ниспадавший от бровей огромный нос сильно принижал в размерах и так крохотные крысиные глазки. При этом на лице парня была скроена никогда не исчезающая блатная ухмылка. В сравнении с жёстко вырубленной мордой Гребня, скулы которого непрерывно наяривали мускулами, и, казалось, вообще не зависели от других частей его лица, а были как бы сами по себе, лицо молодого парня ассоциировалось в воображении Тоя с образом трусливого крохобора, который играя “в пристенок”, пытается незаметно пододвинуть свою копейку указательным пальцем, чтобы средним пальцем достать монету другого играющего, и тем самым хлыздово выиграть её. Назмик сидел на лавке вместе с ними и, перемалывая во рту вар, периодически сблёвывал накопившуюся слюну. Эта картинка почему-то вдруг стремительно пронеслась в воображении Тоя, когда Ермила, возникнув из толпы, крепко прихватил за плечи повздоривших пацанов.

7

могила – ночлег (жаргон)

8

прикид – одежда (жаргон)

– В первую перемену – в туалете, – сказал он и, растолкав Тоя и Хлюпу в разные стороны, завершил неопределённость исхода ссоры назначением драки.

Толпа отреагировала удовлетворённым гулом. Всё стало ясно, справедливо и единственно правильно.

Отзвенел сигнал к началу занятий, перейдя в конце своего звучания в низкотоновое дребезжание.

Первым уроком значилась физика. Училка по этому предмету была совсем ещё молоденькая, вот только закончившая институт и появилась в школе всего два месяца назад. Она была невысокого роста, худенькая телесами, с куньим личиком и особо неверным произношением числительного пятьдесят. Училка, как казалось Тою, умышленно и для выпендрёжа произносила: «Питсят». В школу она ходила в обтягивающей чёрной юбке – длиной ровно до средины коленок и толстой вязки светло-коричневом свитере с высоким воротом, упирающимся в подбородок и даже мешающем ему спокойно жить. Поэтому она периодически запускала ладонь между воротом и шеей и, отъелозив туда-сюда, поднимала подбородок вверх, а ворот свитера одёргивала вниз. Тоя слегка возбуждали её сиськи, торчащие в разные стороны и плотненько обтянутые свитером. Они были очень пропорциональны всему остальному, причём оканчивались практически остриём. Правда, это было всё, что привлекало Тоя в училке и то – лишь из любопытства узнать, а как это будет выглядеть внатуре и наощупь, если всё это взять и заголить. Училке, наверное, тоже был симпатичен этот неуступчивый зеленоглазый школьник, который мог без закашивания взгляда сначала длительно уставиться ей прямо в зрачки и потом медленно опустить взгляд на её грудь, вынуждая молодую преподавательницу тут же на кого-нибудь прикрикнуть – якобы за невнимательность на уроке.

Урок физики на этот раз свёлся для Тоя к ожиданию драки и анализу происхождения белого пятна на оконном стекле. Физичка периодически и всегда безуспешно пыталась вернуть его в понимание эффекта интерференции света, но отчаявшись, подошла к парте Тоя и, чуть наклонив голову, отколоколила:

– Той, вы хоть что-нибудь из сказанного мной поняли?.. Или хотя бы слышали?

Тою такое внимание показалось чересчур назойливым и уж точно несвоевременным, и даже раздражающим. Недодумав про пятно, что само по себе было для него неприемлемо, он резко встал, хлопнул отворотом парты, демонстрируя тем своё недовольство, повернул голову в сторону училки, выкатил глаза и, затверждая каждое слово, отдекламировал:

– Вопросы по теме задают на следующем уроке, а не теперь.

Физичка вся как-то скуксилась, звонко отстукала каблуками до доски, резко развернулась и, выбросив вытянутую руку, указывая ею на дверь, выкипела:

– Той, выйдите вон!

Класс, до этого момента онемевший, вдруг как по команде всеобъемлюще заёрзал, заскрипел чем попало, сопровождая это нарастающим гулом. Кто-то усилил эффект ужё и гоготом в “запаренные” ладошки.

– Захватишь шмотки, – как мог громко, наказал Той своему соседу по парте; тот кивнул, подцокнул языком и, замутнив глаза, зыркнул на физичку.

Класс утих, наслаждаясь знаменитой, неспешной и вразвалочку походкой Тоя. А он, гипнотизируя взглядом плывущий под ногами пол, причалил к двери, остановился, постоял, приглядываясь к своим ботинкам, огладил волосы на затылке… ещё раз огладил и потом ещё раз… наконец, плавно, но широко отворил дверь, вышел из класса, очень медленно развернулся, подправил чёлку, внимательно поглядел на физичку и медленно-беззвучно прикрыл за собой дверь.

Училка рефлекснула поправкой ворота и подергиванием подбородка. Следовало как-то и что-то продолжить, но находчивость оставила и преподавательницу и класс. Всю эту неловкость спас Ермила, вкативший хлёсткую затрещину Гонзе, сидевшему на предстоящей парте. За что схлопотал Гонза – было не столь уж и важно. Да он впрочем, и не отреагировал на этот подзатыльник – видимо, впаяно было ему по делу. Но важным явилось то, что наступила понятность дальнейшего, а училка тут же нашла себе дело и отцокала каблучками до парты конфликта.

– Ермишев, вы, что себе позволяете? – взяла физичка ситуацию под контроль.

– Сами разберёмся, – буркнул Ермила и уставился на свои широченные кисти рук, сложенные друг на друга. И после этого действа Ермилы всему классу, кроме училки, стало ясно, что дальнейшего диалога между ними не будет.

– Ермишев, вы не слышите? Отвечайте, что у вас тут происходит?.. Вы будете отвечать?.. Встаньте, когда с вами учитель говорит!

Ермила заскрипел, зашуршал, заёрзал всем, что могло издавать какой-либо шум, согбенно поднялся, оттоптался с ноги на ногу и молча, уставился в темечко Гонзы. Но у училки, видимо, возникла маниакальная самоцель – выяснить хоть что-нибудь. Она с неподдельным упорством зачем-то продолжила попытки разговорить Ермилу.

Это развеселило и внесло интригу. Все понимали предстоящий исход и, разделившись на группы, стали подсказывать различные варианты действий для учительницы.

– Да, двояк ему вкатить… за повед'eнку, – раззубатив рот, съехидничал Анастас, при этом хитро кося на “истукан” Ермилы.

– Родителей, родителей в школу – прямо на педсовет… не, лучше прямо к Акимичу, – клокотал Чирба, – в смысле – к директору, – поправился он, поймав недоумённый взгляд физички.

– Исключать из школы и прямо сразу… нет, прямо счас и вот тут! – выпрыснула из-под парты Наташка.

– Короче, Ермилу – в герои. За правду!.. Пожмите ему руку, товарищ учительница! Он защищал честь класса, школы, всех… вашу… честь, – правдоподобно и пафасно продекларировал Христик.

Девчонки прыснули, парни гоготнули, физичка отъелозила ворот свитера и, почуяв неладное, вернулась в реальность:

– Всё! Угомонитесь! Ермишев…

– Давайте дневник, Ермишев, – вторгся вялым голосом и закончил фразу училки Фасоль.

Сдерживаться тут было нелепо, да и невозможно и класс “ухнул!” и, видимо, на всю школу. Каблучки нарочито гулко откувалдили к доске, их ярость всё более наливаясь по мере хода, перекинулась на глаза училки и там закрепилась, а потом медленно, но неуклонно закоростила собой всё лицо.