Горцы Северного Кавказа в Великой Отечественной войне 1941-1945. Проблемы истории, историографии и источниковедения

22 июня 1941 г., в первый день Великой Отечественной войны, Президиум Верховного Совета СССР своим указом объявил о всеобщей мобилизации военнообязанных четырнадцати возрастов с 1905 по 1918 гг. рождения включительно («поднимаемые возраста»)²⁹⁷. Кроме того, с начала 1941 г. проводились досрочные призывы части призывников 1922 г. рождения. Лица 1919–1921 гг. рождения уже находились в рядах Красной армии, будучи призванными в течение 1939–1941 гг. Там, в числе защитников Брестской крепости, оказалось несколько сот чеченцев и ингушей.

Директива о всеобщей мобилизации поступила на Северный Кавказ во второй половине дня 22 июня 1941 г. Немедленно были созваны экстренные заседания бюро областных комитетов ВКП(б) и республиканских совнаркомов, где разрабатывались конкретные программы мобилизации. В помощь районам направлялись секретари обкомов и завотделами. Райкомы ВКП(б) и советские органы на местах совместно с органами местного военного управления сразу же приступили к развертыванию работы по заранее составленным мобкалендарям. Во все сельсоветы были направлены уполномоченные райкомов. Одновременно развернулась политико-пропагандистская работа, издавались экстренные выпуски газет, плакаты и листовки²⁹⁸.

Военкоматы северокавказских республик рапортовали о высоком боевом духе и дисциплинированности призываемых, большом числе добровольцев. По мобилизации из северокавказских республик в армию поступило 29 937 военнообязанных. Результаты мобилизации в регионе представлены в табл. 1.

Таблица 1

Итоги мобилизации 1941 г. по северокавказским автономным республикам

Составлено по: ЦАМО. Ф. 144. Оп. 13189. Д. 48. Л. 178–180, 206, 243, 259; Д. 50. Л. 165, 195; Д. 51. Л. 111, 189, 220–235; Д. 53. Л. 32, 79, 81–90.

В начале войны на Северном Кавказе призыв шел на общих основаниях без различия национальностей. Военкоматы не вели статистики национального состава мобилизованных. Региональные исследователи, опираясь на альтернативные источники, предлагают различные цифры зачисленных в ряды Красной армии в начале войны. Так, утверждается, что в 1941 г. в Северной Осетии было призвано свыше 40 тыс. чел.²⁹⁹ По Чечено-Ингушетии в начале войны было либо призвано³⁰⁰, либо только записались добровольцами³⁰¹ свыше 17 тыс. чел., из которых до 50 % были представителями титульных народов. Всего же, как утверждается, за годы войны в армию было призвано 18,5 тыс. чеченцев и ингушей (с туманной отсылкой на некие «неполные данные архива Чечено-Ингушского обкома партии»)³⁰². Считается также, что в кадровых частях на момент ее начала уже состояло не менее 9 тыс. чел. чеченцев и ингушей (всего до 6 % населения)³⁰³. По Кабардино-Балкарии было призвано 25,3 тыс. чел.³⁰⁴, причем утверждается, что балкарцы дали фронту более 10 тыс. чел.³⁰⁵ Из Карачаевской автономной области было призвано 15,6 тыс. коренных жителей (при общей численности народа около 80 тыс. чел.)³⁰⁶, что дает основание местным историкам утверждать, что карачаевский народ занимал одно из первых мест в стране среди народов СССР по удельному весу участвовавших в войне представителей народа (22 %)³⁰⁷.

Большинство приведенных данных из региональных изданий не снабжено архивными ссылками, авторы не указывают и не комментируют свои первоисточники, что делает их ретрансляцию сомнительной с научной точки зрения. Поэтому актуальным представляется комплексное исследование документации организационно-мобилизационных органов республиканского, окружного (фронтового) и центрального звеньев. Архивный материал на эту тему весьма обширен, однако не лишен существенных лакун, связанных с объективными условиями военной обстановки. Известно, например, что часть архива ЧИАССР была уничтожена летом 1942 г. в связи с угрозой оккупации территории республики³⁰⁸, и, следовательно, не попала затем в Центральный архив Министерства обороны. В СОАССР во второй половине 1942 г. полной или частичной оккупации подверглись территории шести районных военкоматов из десяти. Из функционировавших четырех военкоматов два были отрезаны от «большой земли», и связь с ними осуществлялась только «по горным дорогам и тропинкам»³⁰⁹. Естественно, что учетно-мобилизационная работа в Северной Осетии весь этот период практически не велась. Таких примеров немало. Однако общая потеря документов военно-учетных органов все же незначительна, и сохранившийся в фондах ЦАМО их массив в целом позволяет составить картину призыва горцев на протяжении войны.

Использование людских ресурсов, поднятых в начале войны по всеобщей мобилизации, шло в нескольких направлениях. Основные из них: развертывание и доукомплектование до штатов военного времени кадровых частей и соединений Северо-Кавказского военного округа (из интересующих нас регионов в состав округа входили территории КБАССР, ЧИАССР, СОАССР, Ставропольский край с Карачаевской и Черкесской автономными областями и Краснодарский край с Адыгейской автономной областью) и Закавказского военного округа (в его состав входила ДАССР, а также некоторое время в первой половине 1942 г. – территория СОАССР)³¹⁰, формирование новых дивизий за счет людских и материальных ресурсов округов, подготовка маршевого пополнения с последующей отправкой в действующие войска, создание разного рода ополченческих формирований для местной самообороны и подготовка резерва для регулярной армии по линии всевобуча. Молодые горцы, имевшие образование не ниже среднего и владевшие разговорным русским языком, направлялись в военные училища. Интенсивно формировались новые соединения.

Еще до конца декабря 1941 г. Красная армия получила 286 стрелковых дивизий, 159 стрелковых бригад и прочие части и соединения, большинство из которых были вновь сформированными³¹¹.

Весной 1942 г. основная масса ресурсов военнообязанных возрастом до 46 лет и призывников 1922–1923 годов рождения в Северо-Кавказском военном округе была исчерпана³¹². В течение 1941 г. в армию было призвано около 995 тыс. чел. из 1315 тыс. чел. ресурсов, имевшихся к моменту начала войны (всех военнообязанных запаса и призывников без учета брони и состояния здоровья)³¹³. На 1 января 1942 г. в распоряжении СКВО имелось лишь 69,5 тыс. чел. свободных ресурсов, не имевших ограничений на призыв в армию³¹⁴. Большое количество людей дали армии северокавказские автономные республики.

С 1942 г. борьба за «дополнительное выявление людских ресурсов» стала основным содержанием работы северокавказских военкоматов и военных отделов парторганов. Нагрузка на людские ресурсы Северного Кавказа только усилилась, поскольку с началом битвы за Кавказ летом 1942 г. защищавшие его войска Закавказского фронта оказались отрезанными от центра страны, и им пришлось рассчитывать в основном на собственные силы.

Положение осложнялось потребностью в забронировании большого количества специалистов и квалифицированных рабочих – как правило, образованных и здоровых людей – за оборонным производством, управленческими структурами и сельским хозяйством.

В 1942–1943 гг. был издан целый ряд приказов народного комиссара обороны по вопросам военно-учет-ной и мобилизационной политики (№ 064, 089, 0242, 0283, 336, 0882 за 1942 г., № 089, 0316 и др. за 1943 г.). Они выполняли важную корректирующую функцию, приспосабливая работу военкоматов к реалиям военного времени. Все эти приказы были подчинены одной цели: дать армии как можно больше людей. Как правило, они смягчали прежние ограничения на призыв по состоянию здоровья, возрасту, политическим мотивам, бронированию и устанавливали новые, более широкие рамки в этих областях. Например, предельный возраст военнообязанных, состоявших на учете в военкоматах, был поднят с 45 лет в 1941 г. до 50 в 1942 г. и до 55 в 1943 г. Вводились новые категории военнослужащих. С 1942 г. появилась категория военнообязанных, «не годных к службе, но годных к физическому труду»³¹⁵. Ранее такие лица освобождались от службы в армии, отныне – составляли определенный резерв и высвобождали для строя большую массу нестроевых военнослужащих, занятых на тыловых и хозяйственных должностях. Из числа последних, в свою очередь, постоянно велся отбор лиц, подходивших к строевой службе. Качественные требования к военнообязанному (призывнику) постоянно снижались.

Важным источником пополнения рядов действующей армии людскими резервами стали заключенные, трудпоселенцы и прочие категории граждан, доступ которых к оружию до войны был категорически запрещен ввиду их «политической неблагонадежности», уголовного прошлого или по признаку пребывания на оккупированной противником территории или в плену. Уже 12 июля 1941 г. в Политбюро ЦК ВКП(б) был подготовлен и утвержден проект Указа Президиума Верховного Совета СССР, освобождавший от дальнейшего отбывания наказания лиц, осужденных по целому ряду составов преступлений (в частности, осужденных по указам ВС СССР от 26 июня и 10 августа 1940 г., устанавливавших уголовные наказания за прогулы и наказания), а также от дальнейшего преследования лиц, находившихся под следствием или судом по этим составам преступлений³¹⁶. По этим статьям еще до начала войны было осуждено несколько миллионов человек.

Уже в период войны отношение к категории политически неблагонадежных граждан менялось. С начала 1942 г. все военкоматы страны несколько раз тщательно пересматривали всех отсеянных по политико-моральным соображениям, «исходя при этом не из того, кем были родители призывника, а из его личных политикоморальных качеств» и «руководствуясь указанием товарища Сталина: «Сын за отца не отвечает»³¹⁷.

Военная целесообразность стала лейтмотивом всех мероприятий по мобилизации и призыву людских контингентов. Она определяла их эволюцию, постепенно отодвигая в сторону политические ограничения. В целом эти мероприятия аналогичны «тотальным мобилизациям» в гитлеровской Германии, толковавшихся в Советском Союзе как признак глубокого кризиса в стане врага и нередко становившихся объектом публичных саркастических замечаний советских вождей и прессы³¹⁸. Следует отметить, что все эти действия властей ни в коей мере не отменяли подозрительность в отношении лиц, политически чуждых советской власти, но принятых в ряды Красной армии. В случае чрезвычайных происшествий с их участием их социальный статус непременно учитывался как отягчавшее вину обстоятельство.