Горцы Северного Кавказа в Великой Отечественной войне 1941-1945. Проблемы истории, историографии и источниковедения

Новое пополнение было встречено почестями, которые всегда уделяли в корпусе вновь прибывшим бойцам. Политотдел корпуса поставил задачу организации работы с «нерусскими бойцами», организовать изучение ими русского языка и, как косноязычно выразился начальник политотдела Манилис, изучить их «национальные чувства»⁵³⁷. 1 апреля работники политотдела корпуса доносили одной из частей 10-й гвардейской дивизии, получивших пополнение вайнахами, что в ней «большое место уделяется работе с пополнением нерусской национальности. Политработники правильно поняли национальные особенности чеченцев и ингушей… Подобраны агитаторы, хорошо знающие русский язык. Учеба, занятия организованы с ними неплохо. Дружба, взаимоотношения старого состава казаков с молодым пополнением организована неплохо, и вокруг этого вопроса проводится большая политико-воспитательная работа»⁵³⁸. Какие реалии скрывались за этими канцелярскими фразами, неизвестно. Однако, судя по тому, что в дальнейшем в тех же политдонесениях не отмечалось каких-либо проблем с адаптацией вайнахов, думается, что в целом она прошла безболезненно.

Интересно, что, хотя добровольцы-чеченцы и ингуши изначально предназначались для 30-й Краснознаменной кавалерийской дивизии (негвардейской и неказачьей), прежде уже получавшей пополнения из ЧИАССР, в конце концов основная часть пополнения была распределена в казачьих дивизиях – 9-й и 10-й гвардейских Кубанских. Если до пополнения (на 5 февраля 1943 г.) в 30-й кавдивизии было двое сержантов и 79 рядовых по национальности чеченцев и ингушей (3,1 % от списочного состава – 2608 чел.), то после пополнения (на 19 мая 1943 г.) их числилось 9 командиров, 19 сержантов и 72 рядовых (1,8 % от списочного состава – 5597 чел.)⁵³⁹. В гвардейских казачьих дивизиях, напротив, было получено большое пополнение уроженцами Чечено-Ингушетии. Например, 40-й гвардейский кавалерийский полк к 1 апреля 1943 г. получил на пополнение 557 чел., в числе которых было 229 чеченцев и 14 ингушей⁵⁴⁰.

Вплоть до акции по выселению чеченцев и ингушей с исторической родины от генерала Кириченко время от времени приходили шаблонные благодарности горским воинам, публиковавшиеся местными газетами⁵⁴¹. Корпус также навещали делегации трудящихся ЧИАССР, по итогам поездок которых в местной прессе публиковались очерки о совместной боевой работе казаков и горцев в украинских степях⁵⁴². Как на самом деле воевали добровольцы из Чечено-Ингушетии, установить по сохранившемуся корпусу архивных документов не представляется возможным. Известно лишь, что спустя девять месяцев, в конце декабря 1943 г., в 4-м гвардейском кавкорпусе числилось лишь 11 чеченцев и ингушей рядового и младшего командного состава (на 9321 чел. всего личного состава)⁵⁴³. Понесли ли горские добровольцы большие потери в боях или были отчислены из корпуса по каким-то причинам – установить пока не удалось.

По мере удаления линии фронта на запад, а также выбытия из строя контингентов, призванных в армию в первый период войны, удельный вес представителей северокавказских горцев в рядах РККА неуклонно снижался. Органы укомплектования фронтов и армий активно использовали для пополнения войск освобожденное население, что упрощало и ускоряло процесс возмещения потерь наступавшей Красной армии. После Курского сражения началось грандиозное контрнаступление советских войск, результатом которого стало освобождение от оккупантов огромной территории Советского Союза. К регионам Северного Кавказа и Нижнего Дона, освобожденным в ходе зимней кампании 1942/43 г., прибавились Левобережная Украина и центральные области России. Контингент лиц, подлежавших призыву в Красную армию, возрастал пропорционально стремительным темпам наступления советских войск. Так, к 1 июля 1944 г., когда была освобождена вся территория Украины, удельный вес украинцев в рядах Красной армии возрос в три раза по сравнению с аналогичным периодом 1943 г. (с 11,6 до 33,9 %). Одновременно быстро уменьшалось представительство других национальностей: русских – с 63,84 % в июле 1943 г. до 51,78 % в июле 1944 г., армян – с 1,40 до 0,81 %, грузин – с 1,17 до 0,50 %, азербайджанцев – с 1,57 до 0,81 %, узбеков – с 4,44 до 1,25 % и т. д.⁵⁴⁴

Продолжало сокращаться и представительство северо-кавказских народов. Например, в период боев за Левобережную Украину и Донбасс летом и в сентябре 1943 г. в пяти армиях Юго-Западного фронта числилось лишь 71 чеченцев и ингушей, 219 представителей народов Дагестана и 290 осетин⁵⁴⁵.

Летом 1944 г. в двух армиях 1-го Белорусского фронта – 8-й гвардейской и 28-й (всего 18 стрелковых дивизий) – на 127 963 чел. личного состава числилось лишь 12 чеченцев (0,01 %), 45 кабардинцев и балкарцев (0,035 %), 117 представителей народов Дагестана (0,09 %) и 171 осетин (0,13 %)⁵⁴⁶. Тем не менее в последний период войны горцы Северного Кавказа, в том числе уже выселенные с исторической родины, в незначительных количествах продолжали поступать в действующие войска с пополнениями. Так, известно, что в три дивизии Ленинградского фронта (10, 11, 281-я), по которым имеется статистика национального состава пополнений, полученных в период с ноября 1943 г. по май 1944 г. общим количеством 12 218 чел., прибыло 7 дагестанцев (0,06 %), 5 чеченцев (0,04 %), 3 карачаевца (0,02 %), 2 кабардинца (0,02 %) и 1 осетин (0,01 %)⁵⁴⁷.

Проблема языковой адаптации, остро стоявшая в частях, где большую прослойку составляли военнослужащие закавказских национальностей, в частях, сформированных на Северном Кавказе, не оставила серьезного следа в источниках.

Итак, как было показано, приостановки призыва среди представителей коренных народов Северного Кавказа были санкционированы высшей властью. Однако отсев никогда не проходил до конца; нужного числа славянских контингентов для покрытия потребностей действующей армии, как правило, не находилось. Напротив, объективные условия (большие потери, отсутствие регулярных пополнений) порой заставляли пополнять войска за счет представителей народов Северного Кавказа, даже несмотря на прямой запрет этого.

2 Формирование горских кавалерийских частей

Все мероприятия начала войны, касавшиеся использования кавказцев в частях Красной армии, в той или иной мере являлись импровизацией, немедленным ответом на неуклонно усложнявшиеся условия пополнения действующих войск. Уже в 1941 г. назрела необходимость принципиально нового подхода в деле интеграции представителей народов Кавказа в воюющую армию и поднятия их боевой выучки до общего уровня военнослужащих Красной армии. В конце 1941 г. выход виделся советскому руководству в воссоздании однонациональных формирований, упраздненных в конце 1930-х гг. Однородная языковая и культурно-ментальная среда в них должна была способствовать ускорению боевой подготовки бойцов нерусских национальностей, повышению ее качества, укреплению дисциплины в подразделениях и стойкости личного состава.

Воссоздание национальных частей в 1941–1942 гг., как и появление нерегулярных воинских формирований – истребительных батальонов, ополченческих дивизий, организационное оформление стихийного партизанского движения и т. п., – диктовалось острой необходимостью предельно быстро и без значительных затрат дефицитных кадровых ресурсов восполнить тяжелые потери начала войны и остановить врага.

Анализ источников показал, что переход в начальный период войны к мононациональной системе комплектования военных формирований был вызван объективными причинами: выбытием из строя в результате потерь значительной части кадрового состава Красной армии и дефицитом подготовленных в военном отношении и владевших русским языком людских ресурсов, прежде всего командиров в национальных регионах СССР.

Список национальных формирований, созданных на территории Северного Кавказа, не столь велик, как, например, в Закавказье, где были сформированы десятки соединений, имевших статус национальных. Необходимо отметить, что в региональной литературе издавна существует методологическая путаница, вызванная престижным значением национальных формирований в национальных исторических представлениях о событиях Великой Отечественной войны. К национальным частям нередко относят, во-первых, строевые части, формировавшиеся на территории той или иной республики, вне зависимости от их реального национального состава и официального статуса; во-вторых, многочисленные истребительные батальоны, партизанские отряды и тому подобные нерегулярные подразделения, создававшиеся на местах и предназначенные для защиты родного края.

К собственно национальным формированиям, созданным на Северном Кавказе, следует отнести 114-ю Чечено-Ингушскую кавалерийскую дивизию, 115-ю Кабардино-Балкарскую кавалерийскую дивизию, 255-й отдельный Чечено-Ингушский кавалерийский полк и Отдельный Дагестанский кавалерийский эскадрон. К национальным можно отнести и 29-й (позднее преобразован в 40-й гвардейский) Кубанский казачий кавалерийский полк, формировавшийся на территории Адыгеи и более чем наполовину укомплектованный представителями титульной национальности. Только дагестанской и адыгейской частям, небольшим по численности, посчастливилось дойти с боями до Дня Победы, окончив войну в Западной Европе; остальные были расформированы в 1942 г., через несколько месяцев после сформирования.

Северокавказские национальные части имели ряд принципиальных особенностей. Их формирование, в отличие от прочих национальных частей, шло на добровольных началах, а материальное обеспечение, кроме огнестрельного вооружения, возлагалось на население и республиканские власти. Горцам было разрешено использовать национальную форму одежды. Добровольность вступления в ряды национальных частей позволяла отбирать только наиболее надежных в морально-политическом отношении и крепких физически людей. Эти мероприятия являлись, таким образом, альтернативой обязательному призыву. Публичность формирования частей служила созданию важного пропагандистского символа, олицетворявшего национальный дух в борьбе с врагом, и втягивала все население республики в патриотическую работу. Этим же способом в начале 1942 г. на Кубани и Дону шло формирование казачьих кавалерийских дивизий.