Гордиев узел Российской империи. Власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793 - 1914)
Шрифт:
Подобные условия не способствовали развитию торговли. Крестьянские хозяйства были практически самодостаточными, на развитие обмена влияло лишь стремление помещиков к восприятию «плодов цивилизации». Через порты Одессы и Данцига они продавали произведенные крепостными товары, а взамен покупали готовые изделия и предметы роскоши. В 1840 г. Киевская губерния экспортировала 500 тыс. четвертей зерна и 100 тыс. ведер алкоголя. Из Волынской губернии было вывезено лишь 40 тыс. четвертей зерна, зато лес, сплавлявшийся по Днестру и его притокам до Черного моря, был продан на 700 тыс. рублей серебром. В Бессарабию продавали скот и продукты, типичные для аграрного хозяйства Восточной Европы, – кожу, паклю, семена, мед, воск. «Спрос на плоды волынской земли, в основном пшеницу, был большим, а их реализация была несложной, их отправляли по Бугу и Висле до Данцига, откуда шкипер привозил за них червонные дукаты и барки, нагруженные бакалейными товарами, кофе, оливковым маслом, хогсхедами (большими бочками) английского пива, портвейна, бургундского вина, колониального сахара, штофами данцигской водки, печатными пряниками и т.п. Это были запасы на целый год» 709 .
709
Falkowski J. Zycie towarzyskie. S. 109. В отчете Бибикова за 1849 г. дается оценка дохода от одного крепостного в крупном имении: каждый крестьянин в среднем обрабатывал одну десятину озимых и одну десятину яровых. В среднем с одной десятины получали 6 четвертей. Стоимость одной четверти
Несмотря на то что крупные производители зерна начинали понимать необходимость перемен, архаичность экономических отношений все еще проявлялась в традиционных ежегодных ярмарках, основных местах товарообмена. На этих регулярных сборах в ряде торговых местечек в основном и заключались соглашения. Значительная часть промышленной продукции, прежде всего из металла, привозилась из внутренних губерний Российской империи, поскольку таможенные правила сводили к минимуму обмен с другими аннексированными польскими землями. Описание ярмарки в Ярмолинке, приводимое в воспоминаниях А. Пшездзецкого, дает представление о том, как ярко выделялось это событие на фоне монотонных будней: «Из Бердичева, Каменца, Дубно, из Москвы даже… тянутся вереницы русских и восточных товаров. Вокруг местечка ржут табуны диких коней, ревут подольские и украинские волы, блеют тонкорунные саксонские и силезские бараны… На простых возах медленно тянутся бедные мужики; в бесчисленных экипажах катятся и мчатся господа и шляхта; господа едут в венских каретах, в варшавских колясках с открытым верхом, в почтовых каретах, а шляхта – в бричках, на двуколках, в шарабанах, верхом. Уже во всех домах евреи сдали свежевыбеленные комнаты приезжим господам за щедрое вознаграждение, а сами – непотребный народ – устраиваются в конюшнях и хлевах. Шляхта занимает крестьянские дома и украшает убогие стены коврами. В садах делают навесы, разбивают палатки, уже разложила свой товар ярмарочная орда» 710 . Именно на ярмарках менее зажиточные помещики могли увидеть представления передвижных театров, дети – подивиться на дрессированных обезьян, а дамы – купить все необходимое.
710
Przezdziecki A. Podole, Woly'n, Ukraina. T. I – II. S. 26 – 28.
В ярмарочные дни шляхта сталкивалась с простым людом и евреями, к которым испытывала отвращение. В зданиях дворянских собраний заключались соглашения о продаже земли и покупке больших партий зерна. Это и называлось контрактовыми ярмарками. Самая известная проходила ежегодно на Подоле в Киеве, в красивом доме с колоннами, где устраивались многочисленные балы и развлечения. «Разбирающийся в контрактах шляхтич воспринимает этот дом как француз биржу: ему достаточно зайти, как по количеству собравшихся, шуму, лицам он сразу же определит, хорошие ли контракты, то есть много ли денег, много ли просят за поместья, есть ли купец на хлеб и водку… И так ежедневно, десять дней кряду. На колоннах внутри здания расклеены названия сел, которые продаются или отдаются в аренду, а между колоннами лавочки с разнообразными товарами. В глубине здания двери в судебные палаты… приказный выкрикивает, кто кому на этот день не заплатил, несмотря на приговор…» 711
711
Jelowicki A. Moje wspomnienia. T. II. S. 189 – 193.
Остальные дни года шляхтич проводил в своем поместье: помещик победнее – в своем доме, а магнат – во дворце. Лишь стиль жизни плантаторов из Луизианы или Индианы либо сицилийских землевладельцев может дать представление о характере взаимоотношений в этом сельском мире, где богатство и роскошь хозяев так контрастировали с нищетой подданных. Значение помещичьего дома подчеркивается во всех воспоминаниях того времени. Именно вокруг поместья была сконцентрирована вся польская культура: удивительная утонченность роскоши помещиков существовала рядом с грубостью нищеты люда.
Значение этих уединенных резиденций объясняется небольшим количеством городов, достойных такого названия. Существовавшие местечки не могли похвастаться никакими удобствами, свойственными урбанизированным обществам на Западе. Кроме Киева, Житомира и Каменца, других важных городских центров не было. В 1847 г. Оноре де Бальзак удачно подметил: «Французские читатели при слове “городок” представят себе дома, улицы, общественные заведения; между тем Радзивилов есть не что иное, как скопление деревянных лачуг, до сих пор не рухнувших исключительно благодаря особой милости провидения к России. Стоят эти лачуги на голой земле, мостовой нет и в помине». Его описание Бердичева еще более едко: «…около полудня передо мной возник холм, на котором стоит славный город Бердичев – родной брат города Броды, также принадлежащий Радзивиллам. Там я с изумлением узрел картину невиданную: дома в Бердичеве танцуют польку, иначе говоря, клонятся кто вправо, кто влево, кто вперед, а иные из них вообще распадаются на части; величиной они по большей части напоминают наши ярмарочные балаганы, а чистотой – свиной хлев» 712 .
712
Бальзак О. де. Письмо о Киеве.
Родовая фамилия шляхтича говорила сама за себя и была своего рода рекомендацией. С особым уважением относились к местным княжеским родам, которые в XVI в. перешли из православия в католицизм, – Четвертинским и Сангушко. Древность их родов подтверждали руины средневековых замков, огромных крепостей, которые были давно заброшены ради более удобных дворцов. Эти гроды, городища свидетельствовали о подлинности магнатских родов.
Рядом со старыми немногочисленными замками повсюду появлялись небольшие дворцы, окруженные парками. Они были построены в основном в XVIII в. или в начале эпохи романтизма и стали источником вдохновения для нескольких польских художников. В. Келесинский выполнил целые альбомы гравюр, на которых польская усадьба всегда возвышается над украинскими селами, полными пьяных крестьян, демонстрируя свое культурное превосходство. Подобное идеальное изображение цивилизованного мира встречаем и в работах Юлиуша Коссака (1824 – 1899), находившегося под влиянием английского романтизма. Коссак, частый гость Дзедушицких, был в полном смысле этого слова певцом той Аркадии, где ничто не должно было оскорблять взгляд утонченного дворянина, занимающегося сельским хозяйством, и его впечатлительной жены. В своих работах Коссак идеализирует даже крестьян и евреев. Его акварели – это сказочные картины, на которых изображены красивые и элегантные юные аристократы, породистые кони. Подобным идиллическим видением мира отличаются ранние произведения Юзефа Брандта (1841 – 1914). Художник видел мир глазами того общества, от которого зависел 713 . Сколь далека эта помещичья Украина от образов, представленных И.Е. Репиным в «Запорожцах» или Н.В. Гоголем в «Тарасе Бульбе»! Не удивительно, что польская аристократия Украины – это живое напоминание о «гниющем Западе» – вызывала такое раздражение у Бибикова.
713
О происхождении руських шляхетских
родов см.: Акты о происхождении шляхетских родов в Юго-Западной России (1442 – 1760) // Архив Юго-Западной России, издаваемый Комиссией для разбора древних актов. Киев, 1867. Ч. 4. Т. 1. Утонченная атмосфера польских усадеб прекрасно проанализирована в работе: Frenkel S. Ukraina w malarstwie polskim // Pamietnik Kijowski. 1966. Т. III. S. 199.Поветрие, охватившее умы, было настолько велико, что когда в 1841 г. граф А. Пшездецкий, один из польских помещиков, приступил к описанию трех юго-западных губерний по поручению правительства (известно, что граф принадлежал к окружению Бибикова), то, в сущности, ограничился живописным рассказом обо всех известных ему усадьбах, в которых гостил. В его изложении семейные истории переплетаются с описанием великолепия помещичьих домов: «Прекрасны в нашем крае сельские дома богатых господ. Архитектура, садоводство, изысканный вкус и роскошь, все это вместе создает единое гармоничное целое… Содержание этих жилищ, несколько дорогостоящее, привязывает к ним хозяев. Они любят в своих сельских дворцах вести полуфеодальное и полупатриархальное существование, а в города не заглядывают вовсе. Женщины ведут спокойную супружескую жизнь, мужчины же отдаются праздности». Особенное внимание он уделял прекрасным усадьбам Стецких, Мнишеков, Вишневецких 714 .
714
Przezdziecki A. Podole, Woly'n, Ukraina. T. I. S. 75. Интересным представляется сравнение уровня и стиля жизни этих польских усадеб с существовавшими «дворянскими гнездами» в самой России, по истории которых в последнее время появляются работы; см. самые недавние: Ковалева Т.В. История сельской дворянской усадьбы в губерниях Центрального Черноземья (вторая половина XVIII – начало ХХ века). Дис. на соиск. учен. степ. д-ра ист. наук. Курск, 2004; Ларионова М.Б. Дворянская усадьба на Среднем Урале (вторая половина XVIII – начало XX в.) Дис. на соиск. учен. степ. канд. ист. наук. Екатеринбург, 2006.
Праздность шляхты на Украине быстро превратилась в литературное клише. Даже находившийся в изгнании в Париже Ю. Словацкий подчеркивал эту склонность в своей драме «Фантазии». Подобные впечатления он мог вынести из юности, хотя, возможно, писал о праздности под влиянием мемуаристов того времени 715 . Уединение на лоне почти южной природы зачастую воспринималось поэтами как реализация мечты о покое и гармонии. Самый известный пример – Софиевка, садово-парковый ансамбль, созданный Щ. Потоцким вблизи Умани. Этот огромный «сентиментальный сад», о котором уже шла речь в первой части книги, в котором были использованы все атрибуты садового искусства в стиле Ж. Делиля, воспринимался как символ. Резиденция Потоцких, Тульчин, находилась в 60 верстах от Софиевки и также казалась островом посреди степей – степей, где когда-то крестьяне резали шляхту, «островом культуры посреди варварского моря». Такую же функцию выполнял парк «Аркадия», заложенный Хеленой Радзивилл вблизи Неборова. Это образное воплощение рая, эдема, где взгляд не должен быть омрачен ничем вульгарным, жемчужина изысканного западного образца, оазис цивилизации, затерянный среди «диких полей» 716 .
715
Inglot M. U 'zr'odel «Fantazego» // Zeszyty Naukowe Uniwersytetu Jagiello'nskiego. Filologia. 1955. № 1; Idem. Realia «Fantazego» // Zeszyty Naukowe Uniwersytety Wroclawskiego. Seria A. 1961. № 32. S. 35 – 90. Автор перечисляет источники, в которых Ю. Словацкий мог найти верное отражение жизни польской шляхты на Украине, в особенности в дневнике Войчеха Потоцкого, опубликованном в 1842 г. в «Biblioteka Warszawska».
716
Станислав Трембецкий увековечил этот парк в поэме «Софиевка», опубликованной в Вильне в 1806 г. Анализ символики этого садово-паркового ансамбля дан в работе Пшибыльского. См.: Przybylski R. Ogrody romantyk'ow. Krak'ow, 1978. S. 28 – 54; Свирида И.И. Сады века философов в Польше. М., 1993.
Когда Мечислав Потоцкий, унаследовавший замок после смерти Софии, путешествовал в коляске из райского сада в Тульчин, он переносился из одного удивительного места в другое, также окруженное враждебной степью. В селе Ягорлике стоял столб с надписью «Конец Польши» («Koniec Polski»), но зато в самом дворце глаз продолжали радовать все достижения цивилизации. Граф владел одной из богатейших коллекций европейского искусства. В Тульчинском дворце имелись полотна Тициана, Рембрандта, Карраччи, Рафаэля, Рубенса, Ван Дейка, Тенирса, Поттера, Лампи, Герарда 717 .
717
Инвентарная опись была сделана владельцами в 1793 г. («Tableaux originaux de notre cabinet»); включала 71 картину. Опись хранится в: ЦДІАУК. Ф. 49. Оп. 2. Спр. 2962. Правда, в 1832 г. принадлежавший Александру Потоцкому, старшему брату Мечислава, парк Софиевка был конфискован и передан Киевской казенной палате, а с 1836 г. подчинен управлению военных поселений. Его стали называть «Царицын сад». Таким образом, самой богатой польской резиденцией на Украине стал Тульчин. См.: Lojek J. Potomkowie Szczesnego. S. 93, 125 – 127.
Каждый, кто считал себя магнатом, хотел иметь собственный парк. Почти все парки польской знати были разбиты по проектам ополячившегося ирландца Дионизия Миклера (МакКлэра), прежнего протеже короля Станислава Августа, который буквально «энглизировал» пейзажи вокруг дворцов. Чацкие в Порыцке, Сангушки в Боремли, братья Собанские – Иероним в Баланувке, а Михал в Ободувке, Ярослав Потоцкий в Ситковицах, Браницкие в Александрии – все они жили среди роскоши и красоты, изрядно удивлявшей гостей. Пшездецкий писал: «Отлично и похвально было бы собрать виды дворцов и садов Подолии, Волыни и Украины, выгравировать их и, добавив к гравюрам описание, целиком по образцу английских альбомов издать. Только с выбором могли бы быть трудности…» 718
718
Эта идея была реализована лишь в XX в. Антоний Урбанский выразил грусть о потерянном после Октябрьской революции рае, издав альбом из 165 прекрасных фотографий с видами польских усадеб. См.: Urba'nski A. Memento kresowe. Warszawa, 1929. Еще один пример – это панегирик семье Браницких, созданный Ядвигой Войчеховской-Живультовской. См.: Wojciechowska-Zywultowska A. Biala Cerkiew, ksiazka pamiatkowa Bialocerkiewian. Warszawa, 1919. Это богато иллюстрированное издание.
Немногие задумываются над тем, ценой какой несправедливости и эксплуатации создавались эти уединенные гавани счастья. В 1839 г. Люциан Семенский, поэт, очень близкий к народу, принадлежавший к галицийской группе «Зевоня», отважился написать поэму о Софиевке, в которой голос придворного Трембецкого – олицетворения западной испорченности – неожиданно перекрывается голосом украинского мальчика, поющего народную песню о Гонте и народной мести 719 . Поэт продолжал, хоть не с такой силой, мотивы, лежащие в основе «Каневского замка» С. Гощинского. Как же можно было не замечать, что этот мир идиллии поистине был вызовом униженному крестьянству?
719
Siemie'nski L. Ogrody i poeci // Dziela. Warszawa, 1981. Т. I. S. 147. Парк Софиевка у многих героев произведений Ю. Словацкого, таких как «Король Ладавы» (1832), или «Вацлав» (1838) вызывал чувство мести.