Гордиев узел Российской империи. Власть, шляхта и народ на Правобережной Украине (1793 - 1914)

Вопреки надеждам Петербурга в 1832 г., попытка привлечь поляков в российскую школьную систему лишь в незначительной степени способствовала их интеграции в российское общество и поступлению на гражданскую службу, столь важную для российских дворян. Численность польского дворянства была незначительной и среди получивших высшее техническое образование, а также в армии. Именно поэтому во время инспекции в Волынской губернии в 1838 г. генерал Маслов выразил мнение о том, что ассимиляция проходила бы быстрее, если бы каждые три года в обязательном порядке проводился набор сотни юношей для учебы в Петербурге в кадетских корпусах, в горном, дорожно-строительном, юридическом учебных заведениях, а по окончании курса они направлялись бы на службу во внутренние губернии России. Он считал, что это способствовало бы формированию умов в желательном для правительства духе и последующей выработке подобных настроений у остальных, зараженных гибельными намерениями 756 .Русификация образования не привела к уничтожению польского духа, и царские власти беспокоило наличие значительной группы польской молодежи. Кроме того, до 1840 г. власти либо не смогли, либо не захотели полностью ликвидировать частные пансионы, программа обучения в которых в большей степени отвечала потребностям польского дворянства.Такие пансионы начали появляться во всех городах и местечках, где были новые школы, предлагая то, чего в этих школах недоставало. А. Иванский оставил воспоминания о достаточно типичном воспитании того времени: отданный в руки гувернантки в трехлетнем возрасте, он научился читать и писать по-польски, его первой польской книгой стал «Паломник в Добромиль» Изабеллы Чарторыйской, а знакомство с историей началось с «Исторических песен» Ю.У. Немцевича. Позже, до поступления в Киевскую гимназию в 1844 г., его в 9-летнем возрасте отдали в киевский пансион немца Опермана. После чего он год проучился в Немировской гимназии, затем вернулся в Киев и побывал еще в нескольких пансионах, в том числе француза Эдуэна. Как когда-то в Кременце, многие преподаватели Киевского университета содержали как дешевые, так и дорогие пансионы, среди них – Юзеф Коженевский, писатель, преподаватель истории древнего мира. «Таким образом, – писал Иванский, – решала проблемы вся местная шляхта… а поскольку в то время домашних учителей на Украине попросту не было… непедагогичное странствование детей из одного пансиона в другой должно быть понятно потомкам» 757 . Для царских властей, а особенно для только что получившего назначение Бибикова, который в 1838 – 1839 гг. раскрыл «заговор» Ш. Конарского, существование частных польских пансионов было словно брешь в возведенной реформой просвещения стене между русской и польской культурами. В то время когда в государственных учебных заведениях стремились формировать умы по российскому образцу, пансионы сохраняли связь учащихся с родителями и миром, близким им с детства.Эта связь, по мнению властей, должна была быть разорвана, тем более что владелец одного из киевских пансионов Петр Боровский, выходец из Кременца, принимал участие в заговоре Конарского, создав студенческий кружок «Вера, Надежда, Любовь». Боровский, преданный двумя арестованными в 1838 г. юношами А. Янишевским и С. Винницким, стал идеальным поводом для продолжения политики изоляции учеников от родной среды 758 . Царские власти считали также необходимым отдалить польскую молодежь от католической церкви, в частности – от монашеских орденов, которые еще недавно вели преподавательскую деятельность. В связи с этим не вызывает удивления тот факт, что Бибиков ставил третьим пунктом записки, рассмотренной Комитетом западных губерний 28 апреля 1840 г., предложение «уничтожить совершенно влияние католического духовенства и Поляков на обучающееся в наших учебных заведениях польское юношество, имея в виду, что сему последнему нужно не столько учение, сколько благонамеренное воспитание, чего можно достигнуть учреждением только закрытых казенных заведений под начальством Русских» 759 .Итак, Российское государство желало взять на себя дело воспитания и обрусения молодых шляхтичей. После обсуждения в Комитете западных губерний царь 23 апреля 1840 г. дал свое согласие на предложения Бибикова, после чего Уварову вместе с Бибиковым была поручена разработка проекта. Уже в мае они обратились к попечителю Киевского учебного округа и трем гражданским губернаторам с требованием представить соображения о преобразовании существующих школ в закрытые учебные заведения 760 .Предлагаемые средства были соизмеримы с царским цинизмом: родителей просили финансово поддержать меры, целью которых было оторвать от них их собственных детей. Уездные предводители дворянства получили текст, под которым должны были поставить подписи все помещики уезда. Последние были настолько возмущены, что в большинстве случаев, ссылаясь на свое отсутствие, обязали расписаться за себя экономов. В этом обращении генерал-губернатора шла речь о том, что состояние школьного образования в трех губерниях не отвечало возлагаемым на него надеждам, так как, несмотря на благонадежность учителей, после занятий ученики оставались без присмотра. Во избежание этого зла и чтобы «спасти грядущее поколение», царь постановил превратить дворянские гимназии и школы Киевской, Подольской и Волынской губерний в «закрытые заведения». Помещикам предлагалось «пожертвовать в продолжение десяти лет, в пропорцию владеемых душ, ежегодно по крайней мере 3 копейки серебром с души, внося таковое пожертвование с собственных доходов» и тем самым способствовать внедрению подобных казенных учреждений в городах или, по согласованию, в имениях, где ученики должны были жить под постоянным контролем русских воспитателей.С этого времени частные пансионы запрещались. Все эти меры в очередной раз были представлены в качестве царской милости. Польская шляхта должна была не только профинансировать разрыв с собственными детьми, но еще и радоваться по этому случаю.Бибиков, правда, сопровождал свою просьбу обманчивыми гуманными рассуждениями, подчеркивая, что благодаря этим мерам бедное польское дворянство, не имеющее возможности платить за частное обучение своих сыновей, сможет послать их в русские школы, ибо плата за государственный пансион, писал он, будет умеренной, тогда как учебная подготовка и воспитание, в отсутствие вредных примеров, будут подняты на высокий уровень. А потому надо было сделать так, чтобы каждый «смог воспользоваться этой царской милостью». Власть требовала, чтобы за оказанную «милость» ее еще и любили 761 .Несмотря на суровость властей, значительное число поляков из четырех тысяч окончивших средние учебные заведения продолжило учебу в Киевском университете. Тем более что в первое время там преподавало девять профессоров Виленского университета и шесть преподавателей Кременецкого лицея. Вместе с приехавшими из Кракова и Львова здесь было 19 польских преподавателей.Присутствие польских студентов в Киевском университете уже достаточно хорошо изучено, и поэтому нет необходимости останавливаться на этой важной теме 762 . Приведем лишь некоторые данные из исследования Я. Табища о численности поляков среди студентов Киевского университета 763 .

756

ЦДІАУК. Ф. 442. Оп. 1. Спр. 2508 – Отчет от 5 декабря 1838 г. О «неблагонадежности» школ говорилось и во многих полицейских рапортах, которые не было возможности проработать. Они касаются преподавания, контроля за перепиской, запрещения преподавания польского языка, распространения запрещенных книг и стихов. ЦДІАУК. Ф. 707. Оп. 260 (1833 – 1840 гг.); 261 (1841 – 1860 гг.).

757

Iwa'nski A. Pamietniki. S. 20 – 25.

758

Tabi's J. Polacy na Uniwersytecie. S. 49.

759

РГИА. Ф. 1266. Оп. 1. Д. 26.

760

Ibidem. – Заседание Комитета Западных губерний 18 мая 1840 г.

761

ДАКО. Ф. 1238. Оп. 2. Спр. 52 – Обращение в печатной форме Бибикова к предводителям дворянства от 30 июня 1840 г.

762

Dubiecki M. Mlodziez polska w Uniwersytecie Kijowskim przed rokiem 1863. Kij'ow, 1909, и прежде всего: Tabi's J. Polacy na Uniwersytecie. Архив Киевского университета за 1834 – 1920 гг. (78 072 дела) хранится в фонде 708 ЦДІАУК.

763

Tabi's J. Polacy na Uniwersytecie. S. 34.

В период между открытием университета в 1834 г. и Январским восстанием 1863 г. в Киевский университет поступило 1753 поляка. Согласно регистрационным записям, 95 % из них были выходцами из западных губерний. Это говорит о том, что Киев в этот период играл ту же роль, что ранее Вильна (огромная разница состояла, однако, в том, что в Вильне в одном только 1829/1830 учебном году училось 2 тыс. поляков, тогда как в Киеве на протяжении 30 лет училось 1753 поляка). Однако количество студентов из литовских и белорусских земель было значительно меньше по сравнению с тремя украинскими губерниями, откуда за 30 лет поступило 1192 студента-поляка, т.е. 68 % от числа в 1753 поляка, в то время как из белорусских и литовских – 16,20 % и 10,21 % соответственно.

Интересно, что процентное соотношение 1192 студентов из трех губерний соответствует вышеприведенным данным о плотности сети средних учебных заведений. Доля польских студентов составляла:

Поистине удивительны особенности исторической памяти: двадать виленских студентов, осужденных в 1824 г. за создание тайного Общества филаретов и филоматов, благодаря поэме А. Мицкевича «Дзяды» стали символом польской национальной славы. У киевских студентов, осужденных в 1839 г. и получивших гораздо более суровое наказание, чем виленские за пятнадцать лет до этого, не было своего поэта, и их имена забыли. А ведь, учитывая политические условия 1836 – 1838 гг., они были более отважны. И хотя их «вина» была так же незначительна, сценарий был тем же.

Сперва, в мае 1837 г., полиция обнаружила, что трое студентов – Б. Богданович, Ю. Буяльский и С. Рутковский – распространяли польскую эмиграционную литературу: «Книги польского народа и польского пилигримства» А. Мицкевича, «Пиршество мести» С. Гощинского и биографию Т. Костюшко. Министр Уваров специально приехал в Киев на суд над этими смельчаками: первых двух отправили в Оренбург солдатами, третьего выслали в Казань преподавать. Вскоре оказалось, что книги им поставлял владелец частного пансиона П. Боровский, о котором уже шла речь. Затем выяснилось, что они получали письма и деньги от другого студента – Гордона, связанного с тайным обществом Ш. Конарского. Гордону удалось бежать и укрыться во Франции. Немного позже, после ареста Конарского в мае 1838 г., было установлено, что в это Общество входило 34 польских студента Киевского университета.

Возмущенный Николай I хотел раз и навсегда закрыть просуществовавший всего 4 года университет, однако затем постановил приостановить учебу «всего» на один год. 18 марта 1839 г. военный трибунал приговорил 11 студентов к смерти, однако в последний момент, согласно устоявшейся традиции, они были помилованы и отправлены в армию солдатами. Шестеро были лишены дворянского звания, пятеро, оставаясь дворянами, могли рассчитывать на продвижение по службе в армии. 15 студентов приговорили «лишь» к 10 годам службы в армии, а 8 – «просто» перевели в Казанский университет 764 . Это дело затронуло также и преподавательский состав: все польские профессора были переведены в Москву, Харьков, Нежин. В университете был оставлен только католический священник.

764

Ibidem. S. 58 – 63; Владимирский-Буданов М.Ф. История Императорского Университета Св. Владимира. Киев, 1884. Т. I. С. 164 и др.; Історія Київського університету: 1834 – 1959. Київ, 1959. С. 24 и др.

Эта драма свидетельствует о том, что именно в наиболее притесняемой среде, в учебных заведениях, где были запрещены родной язык и культура, происходила радикализация части польской молодежи. На долю этих юношей выпали тяжелые испытания, ставшие платой за то, что они, несмотря ни на что, хотели оставаться поляками.

Остается вопрос, насколько близка была этим молодым людям программа Ш. Конарского, в которой, как мы далее увидим, туманно излагались благородные идеи. В любом случае, судя по небольшому числу участников, это движение не было мощным. Т. Бобровский, в то время студент университета, чаще имел дело с золотой молодежью, разъезжавшей в собственных экипажах, пьющей шампанское и играющей в карты. Подобному образу жизни в университете, отличавшемуся бездеятельностью, как и жизнь в поместьях, способствовала система экзаменов, которые сдавались всего раз в два года 765 .

765

Bobrowski T. Pamietnik. T. I. S. 333 – 372. Бобровский посвятил эти страницы, написанные в 1884 г. и являющиеся прекрасным свидетельством эпохи, учебе в Киевском университете.

Как бы то ни было, очевидно, что и создание закрытых учебных заведений, и драконовские репрессии за проявления национального духа преследовали одну и ту же цель – запугивание населения и доведение его до состояния апатии и инертности. Цель эта, безусловно, была достигнута. Польский вопрос продолжал тревожить царские власти, кое-кто даже предлагал запретить полякам выезжать за пределы западных губерний империи. Одним из самых ярких примеров подобных антипольских настроений является записка, которую Николай I поручил рассмотреть 22 сентября 1842 г. Комитету западных губерний. Записка была подготовлена генерал-адъютантом А.А. Кавелиным.

По мнению Кавелина, можно было превратить Киев в центр обучения польской молодежи при условии, что программа обучения не будет выходить за рамки политехнических учебных заведений. А именно следовало создать межевую, гидрологическую, лесотехническую и др. школы. Это дало бы возможность «укротить» стремление к учебе во всех западных губерниях, особенно в Литве, «дать другое направление сему опасному потоку» среди польского дворянства, «самого вредного сословия для сего края». Это, по его мнению, дало бы возможность избежать распространения «польской заразы» на другие российские университеты, поскольку польская молодежь уже появилась в Москве, Петербурге, Дерпте, в особенности после закрытия в 1842 г. Медико-хирургической академии в Вильне, уцелевшей после закрытия Виленского университета. Следовательно, отмечал Кавелин, «молодые люди сии, поступая в русские университеты поневоле от уничтожения университетов почти во всем Западном крае, с готовым уже образом мыслей, с химерами о восстановлении Польши, с сердцем, напитанным ненавистью к России, с мщением в душе за насильственное удаление из родного края, могут заразить и прочих учащихся, а вряд ли обрусеют» 766 .

766

О наплыве польских студентов из Царства Польского и из западных губерний в перечисленные российские университеты подробно пишет Дж. Реми. См.: Remy J. Higher Education and National Identity: Polish Student Activism in Russia, 1832 – 1863. Helsinki, 2000. Р. 380.

Уваров не видел необходимости заходить так далеко и убедил Комитет в том, что лишь немногие поляки отправляются учиться дальше Киева. По его мнению, опасность была преувеличена и принятых до этого времени мер было достаточно. Среди последних он упоминал создание закрытых учебных заведений на Правобережной Украине и ликвидацию Виленской медико-хирургической академии: «…сие последнее убежище безумного польского патриотизма теперь совершенно разрушено и конечно никогда уже не возобновится» 767 . Если исходить из количества польских студентов в царских университетах в канун восстания 1863 г., такой оптимизм выглядит преувеличенным. В 1861 г. студентов-поляков насчитывалось 388 в Петербурге и 423 в Москве. Примечательно то, что они в большинстве происходили не из Украины. Половина из них принадлежала к чиншевой шляхте, а значит, прибыла из литовских или белорусских земель, где ревизия прав на дворянство и деклассирование в однодворцы так и не были завершены 768 .

767

РГИА. Ф. 1266. Оп. 1. Д. 30.

768

Kieniewicz S. Powstanie styczniowe. S. 37.

Временная либерализация в области образования наступила 16 июля 1860 г., когда Александр II в ответ на прошение Киевского дворянского собрания, составленное Леонардом Янковским и Тадеушом Бобровским, дал согласие на включение уроков польского языка в программу гимназий в трех губерниях Правобережной Украины и в Киевском университете. Однако меры эти были запоздалыми и ограниченными 769 .

Обратимся теперь к преследованиям печати. Скрытый страх царских властей перед возрождением польского патриотизма, а то и радикализма польской эмигрантской среды зачастую совпадал с опасениями польских помещиков и выразился в ужесточении репрессий после «Весны народов» 1848 – 1849 гг. В этот раз они были направлены против польского журнала, который на протяжении тридцатилетнего периода был единственным польским печатным органом на Украине. Это был ежегодник «Gwiazda», выходивший в 1846 – 1849 гг. Его читательская аудитория формировалась из выпускников средних школ Украины и студентов Киевского университета. Сам факт его закрытия свидетельствует о стремлении властей пресечь на корню развитие польской интеллектуальной среды на Украине.

769

О возражении генерал-губернатора И.И. Васильчикова на просьбу Киевского дворянского собрания см.: Szpoper D. Pomiedzy caratem. S. 61 – 62. Министр народного просвещения Е.П. Ковалевский, в свою очередь, отверг проект Васильчикова об открытии университета в Варшаве и запрете на прием в Киевский университет уроженцев Царства Польского и западных губерний. См.: Западные окраины. С. 142.

В Российской империи выходили польские журналы, а именно уже упомянутый петербургский еженедельник «Tygodnik Peterburski», а также редактируемый Ю.И. Крашевским в Вильне журнал «Athenaeum». «Tygodnik» стоял на крайне консервативных позициях, на его страницах печатались Жевуский, Грабовский и сторонники ультрамонтанства. Тираж второго журнала едва достигал 200 экземпляров.

Ежегодник «Gwiazda» был направлен против петербургского польского реакционного кружка 770 . Его редакторами были трое молодых людей, двое из которых происходили из бедной шляхты, а третий принадлежал к помещикам средней руки. Зенон Фиш был самоучкой. Его отец владел небольшим селом в Черкасском уезде, а сам он прошел через унизительную службу в «канцеляриях» крупных землевладельцев, о чем с горечью сообщал в первом номере журнала. Из осторожности он избрал псевдоним Т. Падалица, который нельзя назвать случайным. В украинском языке одно из значений слова «п'aдалиця» – это поросль из зерна, оставшегося на поле после жатвы. Он видел себя человеком, уцелевшим в ходе крупномасштабных чисток и депортаций 1831 г. Другой редактор, Ю. Юркевич, до 1830 г. учился в базилианской школе в Умани. Он также был вынужден зарабатывать на жизнь нелегким трудом: сначала как гувернер, позже – о, ирония судьбы! – как переводчик Киевской ревизионной комиссии. Последний из редакторов, Антоний Марчинковский 771 , происходил из семьи немного более зажиточной, родился в 1823 г. под Киевом, учился в Киевской гимназии, а с 1841 г. – в университете, но так и не окончил его.

770

Сведения о журнале «Gwiazdа» взяты из исследования Мечислава Инглёта. См.: Inglot M. Polskie czasopisma literackie ziem litewsko-ruskich w latach 1832 – 1851. Warszawa, 1966. S. 232 – 275. Эта работа во многом превосходит более ранние исследования: Ciechowski W. Czasopisma polskie na Ukrainie // Dziennik Kijowski. 1906. № 6; Chmielowski P. Z dziej'ow postepu i reakcji u nas // Prawda. Ksiega zbiorowa dla uczczenia 25-letniej dzialalno'sci A. 'Swietochowskiego. Lw'ow, 1899. S. 97 и др. Естественно, что вся пресса, распространявшаяся на Украине, сначала проходила через Киевский цензурный комитет, материалы которого за 1838 – 1866 гг. (983 дела) хранятся в ЦДІАУК в фонде 293.

771

Возможная транскрипция фамилии – Марцинковский. (Прим. пер.)