Гордость и профессионализм

– Черт, я не для него это делала, – сказала она, тыча в меня пальцем. – Не ведись на его дерьмо, Белла, я серьезно. Все, что он сделал сегодня, было просто охренительно замечательным, но не позволяй ему…

– Роуз. Я знаю. Я люблю его и прощаю его, нам обоим следует усвоить этот урок.

Она мягко улыбнулась и засмеялась.

– Наверное, мне просто было чертовски любопытно увидеть, что же он устроит здесь для тебя, – в этот момент я почувствовала, как связь между нами усилилась. Сегодня наша дружба была дополнена чем-то, для чего не существовало пока определения.

– Ах, даже не знаю, что со мной … Смотри на меня, я плачу! Я так рада за тебя, – она замахала руками перед глазами, будто это помогало унять слезы.

– Гормоны. Помню, мама говорила, что расплакалась от рекламы кофе со сливками, когда была беременна мной.

Мы рассмеялись и обнялись, и в первый раз за все это время, я почувствовала чистую радость. Радость любви между мужчиной и женщиной, дружбы, радость новой жизни, вещей, за которые стоит бороться… всего, что дарит нам этот сумасшедший мир.

Кто бы мог подумать, что мы сможем обрести счастье, на которое и не рассчитывали никогда?

Роуз не захотела брать чаевые со столиков, которые обслужила за меня, но я тихонько, пока она не смотрела, положила половину денег в ее сумочку на столе, позже за это получу нагоняй, но иначе я просто не могла.

Вернувшись в зал, я увидела Эдварда у двери, он ждал меня. Эсме и Элис ушли, подарив нам столь желанное уединение. Он улыбнулся своей уверенной, счастливой улыбкой Эдварда и протянул мне руку. Его взгляд заставил меня почувствовать себя единственной девушкой в мире. Чувство, за которым я так скучала.

Он отвез меня к себе, даже заикнуться, не позволив о моей машине. Закрыв за нами дверь своего дома, он помог мне снять куртку и отправился на кухню.

– Куда ты?

– Подумал, ты не откажешься от бокала вина. Мне точно не помешает. После того, что я учудил…

Проследовав за ним на кухню, я остановилась у столешницы и наблюдала за тем, как он нервно вытаскивал пробку. По сравнению, с тем, каким он был в ресторане, Эдвард казался очень напряженным.

– И чем займемся сейчас? Мы вместе, и, наконец, наедине, – я пыталась говорить соблазнительно, думаю, у меня даже неплохо получилось, Эдвард почти уронил свой бокал, пытаясь наполнить его белым вином.

– Говорю же, мы празднуем. Предлагаю произнести тост.

– Хорошо, выпьем за все твои усилия сегодня,– предложила я.

– И за мой успех, – я выгнула брови в ответ на его самонадеянное заявление. – В смысле, мне, по крайней мере, удалось заставить тебя выслушать. Неплохое начало? – это прозвучало скорее как вопрос, я не могла не засмеяться.

Он коснулся своим бокалом моего, а затем сделал глоток, и я повторила его движение.

– И что теперь? – спросила я, отставив бокал. В памяти всплыла его игра на гитаре.

– Почему бы нам просто не сесть и не поговорить, – сказал он, жестом показывая на свою комнату, вино дрожало в бокале, руки его нервно подрагивали.

Я повернулась к дивану и медленно подняла свой бокал. Поставив его на стол, я распустила волосы и пробежала по ним пальцами.

– Ой, так намного лучше… уже голова болеть начинала, – сказала я сладко, надеясь, что он поведется.

– У тебя действительно прекрасные волосы, Белла,– сказал он, но не прикоснулся ко мне. Мы, наконец, присели на диван, хотя я была, немного разочарована его бездеятельностью.

– Спасибо. Итак, о чем же ты хотел поговорить сперва? – спросила я, тихо вздохнув и скрестив ноги.

– О тебе. О мне. О том, где мы сейчас, что собираемся дальше делать.

– Объясни.

Он провел пальцами по волосам, по этому жесту я тоже так скучала.

– Я не знаю, как, Белла … я учусь. Я разрушил все, и каким-то чудом сумел вернуть тебя, ну, по крайней мере, ты сидишь передо мной, мы разговариваем.

– Я здесь, Эдвард, и я больше нигде не хочу находиться, – он убрал руки от волос и переместил их ко мне на колени, хотя это было больше похоже на «я рад, что ты здесь», нежели на попытку затащить в постель.

Он начал убирать руку, но я схватила ее и удержала на месте. Мы посмотрели друг на друга, а затем я наклонилась и поцеловала его, но не страстно, очень нежно, слегка задевая языком его губы. Он издал низкий стон, запуская пальцы мне в волосы и притягивая ближе, дабы углубить поцелуй.

Его рука, которая до сих пор была на моем колене, начала двигаться вверх, забираясь под юбку, а затем остановилась.

– Белла, я не только для этого притащил тебя сюда, – сказал он почти разочарованно, будто обороняясь.

Уже чуток разозлившись, я решительно оседлала его и при помощи поцелуя заставила заткнуться, наши языки яростно встретились, впервые за много недель.

Я вынудила себя оторваться от его губ и тихонько прошептала ему на ушко:

– Ну, это чертовски плохо Эдвард, потому что я действительно хочу почувствовать тебя в себе прямо сейчас, – я умоляла, обжигая своим дыханием его шею и будто невзначай прикасаясь к его члену. Он обвил меня руками и зарычал.

В этот момент, словно выключатель, сработал – он полностью отдал себя страсти.

Его руки двигались по моей груди, лаская, сжимая ее, а затем резко распахнули блузку, заставляя пуговицы разлететься во все стороны. Сжимая мою талию, он прильнул устами к шее, целуя и покусывая чувствительную кожу там, а затем расстегнул лифчик, срывая его вместе с блузкой.

Его голодный рот продолжил исследовать мое тело, будто это было впервые.

– О, Боже Изабелла, я так скучал по тебе, – шептал он между поцелуями.

Мы быстро избавились от обуви, а затем он встал и перенес меня в спальню, прижимаясь своим пульсирующим членом к моему лону. Его огромная кровать была не заправлена, как будто ждала нас.

Мы сняли оставшуюся часть одежды за долю секунды, и он слегка толкнул меня на кровать, нависая надо мной своим длинным толстым, абсолютно готовым членом. Подо мной были мягкие облака его постели, надо мной возвышались скалы его точеного тела, а затем он одним резким движением потонул в моих влажных глубинах.

Я застонала, громко, и он поцеловал меня глубоко, медленно, продолжая двигаться во мне, продолжая стонать в мои уста. Он нашел мои руки и поднял их над головой, сплетая наши пальцы. Божественным было чувство его тяжести на мне, соприкасание наших тел, на которых под лучами послеобеденного солнца переливались капельки пота.