Горец-защитник

— Вы клянетесь?

— Клянусь, что не выгоняю вас и что мы снова увидимся. Боже мой, парень, неужели ты думаешь, что Илзбет разрешила бы мне вас выгнать, даже если я бы этого захотел? — Он с удовольствием смотрел, как Рейд улыбнулся. — А теперь беги к Питеру и делай, что тебе говорят, чтобы благополучно добраться до дома Торманда.

Они покинули дом втайне, но Саймон все же проследил — не идет ли кто за ними? Если Генри надумал воспользоваться детьми, как предрекало видение Морэн, он мог бы отрядить людей наблюдать за домом. Саймон провожал ушедших взглядом, пока те не скрылись из виду, в то же время отслеживая все углы и подворотни, где мог скрываться соглядатай. Он уже собирался вернуться к себе, как вдруг в нише между двумя старыми покосившимися домами ему почудилось слабое движение. В следующий момент оттуда выскользнул человек и торопливо проследовал той же тропинкой, по которой Торманд и Питер уводили его семью.

Семью, подумал он и вынул из ножен кинжал, осторожно преследуя подозрительного незнакомца. Семья какое приятное слово, само слетело с языка. Его семье угрожала опасность, и поэтому сейчас он следил за человеком, держа наготове кинжал — орудие убийства.

Он подобрался к незнакомцу достаточно близко, чтобы схватить его за шиворот. И тут его жертва обернулась. И Саймон застыл в нерешительности, узнав в нем приятеля детства из Лоханкорри.

— Ты упускаешь дичь, Уоллес, — сказал он. — Не думаешь, что Генри простит тебя за это. Ты всегда был лучшим из охотников, даже когда мы были детьми.

— Саймон?

Молодой высокий мужчина с густой копной кудрявых рыжих волос опустил нож, которым собирался ударить Саймона. Саймон взял нож из его дрожащей руки. Уоллес, которого он помнил, никогда бы не позволил втянуть себя в столь сомнительную затею, как убийство и предательство. Это был вежливый, добрый мальчик, который любил животных, что в окружении Генри было весьма рискованным.

— Да, это я. Что ты тут делаешь, Уоллес? Помогаешь Генри в его безумной затее?

— Я союзник Генри, потому что мои жена и дети в руках его головорезов. Они их убьют, стоит Генри сказать хоть слово.

— Но они не услышат его отсюда, из города, не так ли? Для этого ему придется посылать с поручением одного из своих воинов, но у него здесь их и так не много. А у короля полно солдат, так что Генри не станет рисковать, уменьшая численность своего отряда.

— Тогда он сделает это, когда вернется в Лоханкорри, или отправит записку, когда драка окончится.

— Когда драка прекратится — а мой план состоит в том, чтобы этой драки вовсе не допустить, — Генри отправится прямиком в темницу, на скорый суд и казнь.

— Ты так уверенно об этом говоришь! Хотел бы я тебе верить. Но если ты так силен, чтобы одолеть Генри, почему не вернулся домой и не покончил с ним там?

— Попытаюсь объяснить, чтобы ты понял. Просто идем со мной. Ты ведь понимаешь — Генри узнает, что ты не стал преследовать добычу, как тебе велели. Он убьет и тебя, и твою жену и детей — для собственной забавы. Останешься с ними — умрешь. Насколько я понимаю, у тебя нет выбора. Идем со мной.

— Да. Вы правы. Я все равно мертвец, что бы ни делал. Ты не вернешь мне нож?

— Позже, когда мы поговорим. Потому что сейчас я оставлю тебя с человеком, который охраняет мой дом. Пусть он решает, вернуть тебе нож или нет. Отнесись к нему со всем уважением, потому что он искусный воин, как и подобает тем, кто долго живет на свете.

— Да.

Когда они стояли в дверях дома, Уоллес взглянул на Саймона.

— Все это дорого обойдется Лоханкорри, правда?

— Я делаю что могу, чтобы Лоханкорри потерял только своего лэрда, и ничего больше.

— Тогда пусть Бог будет на твоей стороне, Саймон. Потому как это будет сущим благословением для клана, величайшим за все эти долгие годы.

Глава 15

Саймон шел за стражником, спускаясь в самое чрево замка. С каждым шагом вниз острее чувствовалась промозглая сырость; тяжелое испытание для тела! А Илзбет была такая нежная, хрупкая, непривычная к столь суровым условиям. Нужно вытащить отсюда Илзбет, и как можно скорее.

Саймон был готов отступить от прежних жестких принципов в определении вины. Он знал за собой эту дотошность, чрезмерную порой требовательность. Слишком часто приходилось ему видеть, как невиновные расплачиваются за чужие преступления, в то время как истинным злодеям удается благополучно ускользнуть. У него более чем достаточно оснований для ареста Уолтера, Генри и полудюжины прочих главарей, которые разработали план свержения короля. Саймон не сомневался, что Генри охотно ввяжется в любую бойню и сделает это с превеликим удовольствием. Но многие из тех, кого он вовлек в свои ряды, вовсе не ощущали себя такими великими воинами.

Многие помощники Генри вынуждены помогать ему, хотя сами противятся всей душой. Взять, например, Дэвида, которого с детства приучили во всем следовать примеру Уолтера и помогать ему во всех затеях. Саймон понимал, что должен остановить Генри — он имеет полное право этого желать. Однако бедственное положение, в котором оказался Уоллес, только подстегивало его желание. Разумеется, он знал, что Генри — злодей. Но он был потрясен, услышав, что жена и дети Уоллеса стали заложниками из-за того, что Генри понадобился Уоллес. Но разве не решил он только что спрятать Элен и Рейда? Дети и женщины — это слабое звено, а Генри всегда умел играть на чужих слабостях.

Стражник кивком головы указал ему на камеру, где находилась Илзбет, и подал ему факел. Саймон не сумел сдержать удивление — какое послабление режима! Однако стражник лишь улыбнулся:

— Гауан сказал, что она хорошая девушка. Он думает, кто-то ее оговорил. Эта маленькая любезность — самое лучшее, что мы можем сделать. Я буду позади. Я вам показывал — там маленький пост охраны. Когда закончите, подойдете туда.

С этими словами он вручил Саймону ключ.

— Благодарю.

— Да скажите ей, что тот отвар, о котором она мне рассказала, и вправду помог моему сыну. Ему заметно полегчало, а ведь мы думали, что скоро похороним нашего малыша.

— Конечно.

Саймон проводил стражника взглядом и покачал головой.

Илзбет даже в темнице помогает людям. И как он только мог ее подозревать! Видимо, решил Саймон, он стал циником, сделался слишком уж твердолобым. Но чему удивляться, если то и дело доводилось видеть, чем могут казаться худшие из людей и что они могут сделать с другими. Если человека окружают ложь и преступления, очень скоро они начнут мерещиться ему везде.

Но с другой стороны, в невиновность Уоллеса он поверил сразу же. Саймон тихо выругался. Уоллес — не хорошенькая женщина, способная одной улыбкой вызвать в нем желание. Совершенно ясно, что он приобрел изрядный цинизм в отношении невинности или честности женщин. Вероятно, когда все будет позади, ему придется, спрятав собственную гордость, набраться смелости и попросить у Илзбет прощения. Ведь он знал — его недоверие ее очень обидело.

Саймон подошел к камере и поместил факел в держатель на стене.

— Илзбет? — тихо позвал он, отпирая дверь.

И не успел он зайти в камеру, как она бросилась к нему в объятия. Он чувствовал, что Илзбет дрожит. Неужели она заболела? Саймон пощупал ее лоб и щеки, но признаков жара не обнаружил. Однако щеки были мокрыми от слез…

— Илзбет, дорогая, почему ты плачешь?

— Меня приходил повидать Уолтер. Он привел гостя.

— Кого?

— Генри.

— Нет, Генри запрещено появляться при дворе. Еще много лет назад ему было сказано — не появляться при дворе, пока жив король.