Горестная повесть о счастливой любви. Октябрь серебристо-ореховый. Дракон, который плакал

П ё т р. Сделаю всё, что в моих силах, гражданин начальник!

О р л о в. Запустишь валку леса – проси что хочешь… В разумных пределах, конечно. А не запустишь…

П ё т р берёт кусачки, копается в чёрном ящике выпрямителя.

Начальство нервно ходит вокруг костра.

О р л о в (Л е д е н ц о в у). Уже час копается… Чего он там ищет?..

Л е д е н ц о в. Что-то не нравится он мне… Врёт, наверное, всё: лишь бы на лесоповале не вкалывать… А ведь туда ему – прямая дорога…

Внезапно раздаётся стрёкот электропил.

Зеки на делянке начинают валить деревья.

«Ш а р л о» (удивлённо): Ну, воистину: «Бог любит фраера!..».

П ё т р (поднимаясь с колен у выпрямителя, О р л о в у). Всё готово, гражданин начальник!

О р л о в. Молоток! (Л е д е н ц о в у). Определить в электроцех! Выписать доппаек на неделю!.. (Поворачивается, собираясь уходить – вместе со всей свитой).

П ё т р. Гражданин начальник! У меня – небольшая просьба… Разрешите высказать?

О р л о в (приостанавливаясь, недовольно). Чего тебе ещё надо? Ну, говори!..

П ё т р. Земляка моего, Иванова Николая, отправляют сегодня на «севера» – на «штрафняк». А он ни в чём не виноват!.. Так можно ли его здесь оставить?..

О р л о в (думая о чём-то другом, недолго поискав глазами «кума» – Л е д е н ц о в а, уже отошедшего на лесосеку, и повернувшись к С е р г е ю П а л ы ч у, громко). Лейтенант! Разберись и доложи! (П е т р у). Посмотрим – как там и что…

С е р г е й П а л ы ч. Будет сделано, товарищ майор!

П ё т р (скрипнув зубами). Чистое кидалово! Никому верить нельзя!..

«Ш а р л о» (весело). А ты как думал?.. Знай свой шесток – и не в свои дела не лезь! Ты кто? Лагерная пыль на ветру! Дунут – и нет тебя…

П ё т р (закипая). Я – человек!

«Ш а р л о» (расхохотавшись). «Челове-ек»!.. Ну – насмешил!.. Скажи это «Кольке Стальному» или его «шестёркам». Тебя вмиг винегретом нарежут… Пойми, дурак! Тут все в – неразрывной случке, симбиозе – по-научному. Это – как большая мясорубка. Закладываем зеков сверху – и на выходе получаем готовую продукцию: лес тут или золото там – на Колыме. А «воры» помогают начальству крутить эту машинку: давят «мужиков» – чтоб те побольше да получше ишачили… Рабство же голимое!.. Интересу – хозяйского, человеческого, да какого хошь – нет и быть не может. Один желудок на уме: все за пайку горбатятся. Вот и нужен дрын «воровской» – внутри зоны. Какая уж тут «экономика»?! Одна – и сплошная – уголовщина!..

П ё т р. Но ведь ты же сам – вчерашний зек!..

«Ш а р л о». Потому-то я с тобой и базарю ещё… А зачем – и сам не знаю…

«Ш а р л о» машет рукой конвоирам, и они уводят П е т р а назад – в зону.

Откуда-то издалека доносятся отзвуки песни, типа:

А норма –

Доверху платформа…

А норма –

Сыт по горло,

Здесь и крылышки сложу!..

Конец второй сцены.

Сцена 3.

В бараке

Весна 1955 года.

Вновь – площадь в зоне.

Слева – барак.

Справа (там, где прежде был электроцех) – помещение с новой вывеской:

«Лагерная школа».

Внутри виден класс с партами.

В бараке (в том углу, где расположена каптерка «авторитетного правилы» – «К о л ь к и С т а л ь н о г о») кружком устроились «блатные» – режутся в карты («катают», «шпиляют»).

Крики, хохот, стук кулаками об стол.

Внезапно появляется сам «К о л ь к а С т а л ь н о й», усаживается рядом со столом – в персональное кресло-«трон».

Лично не играет, но зорко за всем следит, попыхивая трубкой.

В другом углу барака П ё т р обнимается с Н и к о л а е м, только что выпущенным из «кандея» – штрафного изолятора (ШИЗО).

П ё т р. Ну, земеля!.. Я уж и не надеялся, что тебя вернут…

Н и к о л а й. Да я и сам-то не очень верил. Думал: всё – сгорел… Но человеком оказался Сергей Палыч – начальник наш из КВЧ. Уговорил-таки «хозяина» – Орлова – меня выпустить. Говорит: «У меня культбригада заново создаётся. Иванов в ней – ведущий солист. Какой же концерт без него комиссии московской покажем?! Такие люди нам сейчас во как нужны!..»

П ё т р. Да, этот лейтенантик только с виду франт, и свысока так – с холодком, а в душе-то, видно, – парень добрый. Явно – не «бериевец»!..

Н и к о л а й. А! Кто их там всех разберёт? У каждого – своё на уме…

П ё т р. Ну, «перестань сказать», брат: это ты от обиды. Мир, всё же, не без добрых людей… Да, ты говорить: «заново культбригада создаётся». А что ж со старой-то приключилось?

Н и к о л а й. А ты что – не в курсах? Тут такой хипеш был – с пару недель назад… Даже до «штрафняка» докатилось… Короче: приехали наши артисты с концертом на дальний лагпункт – «Брусничный». Половина среди них – мокрощелки. А зона – «особо опасная», чисто мужицкая. Это у нас бабские бараки – за забором с дырками. А там (если уж «по фене ботать») мужики годами «человечьего мяса не хавали» – с ума сходят. Ну, «блатные» и озверели: прямо во время концерта рванули, как чеканутые, на сцену, сграбастали всех артисточек, уволокли по баракам и пустили их там «под трамвай». Всю ночь несчастных употребляли… «Вохры» в зоне – недостаток, да и не особо старались вертухаи – своя шкура дороже… Только к утру роту автоматчиков пригнали, «полонянок» освободили – да уж полуживых… Ну, как водится: главарей «блатняцких» – в «кандей», а бабёнок-артисток – в «сангородок», в «больничку» лагерную… Так что – «накрылась» наша прежняя культбригада «медным тазом»…

П ё т р: Да это просто – «похищение сабинянок» на лагерный лад!..

Н и к о л а й. А по-простому это как?

П ё т р. А это – из древнеримской истории: я ведь до лагеря-то почитывал кое-что…

Н и к о л а й. Глянь ты – грамотей какой!.. Слушай, а давай-ка к нам – в бригаду! Приходи: авось и пригодишься! Ты вообще-то можешь чего – по этой части? Поёшь, играешь на чём-нибудь? Стишки читаешь?..

П ё т р. Не-а: полный «ни бум-бум»! Ни слуха, ни голоса. Память, правда, неплохая… А ещё – рисовать могу… У нас в селе такая народная художница жила – баба Маня. И хаты, и печки, и стены с горшками – всё разрисовывала. В райцентре даже выставку ей делали – до войны. Жалко: сгорело всё при «фрицах»… Так я у неё и наблатыкался – малевать кой-чего… Ну, могу и декорации таскать, и проводку чинить…

Н и к о л а й. А что – давай! Хоть – художником или дежурным электриком!.. Я перетолкую с Сергей Палычем…

П ё т р. Лады!.. Но – не суетись! Поживём – посмотрим!.. Ты сначала сам свои дела устакань… Да, слушай-ка! «Шарло», конечно, падла приличная, но вот, понимаешь, сунул он мне сейчас булку хлеба и три пачки «Беломора». «Премия», – говорит! Что мне с этим всем делать-то? Поделим?..

Н и к о л а й. Боже упаси: и не вздумай! Тебя вон «Рябой» – ближний к «Стальному» помогайло – уже засёк… Бери это всё, и пойдем – отдадим это дарёное добро «Кольке»! Так-то оно спокойнее будет!..

Направляются в противоположный конец барака.

Подходят к столу, за которым продолжается картёжная игра.

Среди игроков – двое зеков обнажены по пояс.

Остальные – в рубахах-тряпье, каких-то диковинных кофтах «44-го срока».

«С т а л ь н о й» – в добротном свитере и летчицких унтах.

Спины и груди раздетых зеков испещрены татуировками: на правой стороне груди – изображение Ленина, на левой (против сердца) – Сталина.

На спине у одного из «блатных» красуется «Ленинский мавзолей», у другого – православный храм с пятью куполами.