Гори, гори, моя звезда!

«На севере диком стоит одиноко…»

На севере диком стоит одиноко На голой вершине сосна, И дремлет, качаясь, и снегом сыпучим Одета, как ризой она. И снится ей все, что в пустыне далекой, В том крае, где солнца восход, Одна и грустна на утесе горючем Прекрасная пальма растет. 1841

Утес

Ночевала тучка золотая На груди утеса-великана; Утром в путь она умчалась рано, По лазури весело играя; Но остался влажный след в морщине Старого утеса. Одиноко Он стоит, задумался глубоко, И тихонько плачет он в пустыне. Апрель 1841

Сон

В полдневный жар в долине Дагестана С свинцом в груди лежал недвижим я; Глубокая еще дымилась рана, По капле кровь точилася моя. Лежал один я на песке долины; Уступы скал теснилися кругом, И солнце жгло их желтые вершины И жгло меня – но спал я мертвым сном. И снился мне сияющий огнями Вечерний пир в родимой стороне. Меж юных жен, увенчанных цветами, Шел разговор веселый обо мне. Но в разговор веселый не вступая, Сидела там задумчиво одна, И в грустный сон душа ее младая Бог знает чем была погружена; И снилась ей долина Дагестана; Знакомый труп лежал в долине той; В его груди, дымясь, чернела рана, И кровь лилась хладеющей струей. 1841

«Выхожу один я на дорогу…»

1

Выхожу один я на дорогу; Сквозь туман кремнистый путь блестит: Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу, И звезда с звездою говорит.

2

В небесах торжественно и чудно! Спит земля в сиянье голубом… Что же мне так больно и так трудно? Жду ль чего? жалею ли о чем?

3

Уж не жду от жизни ничего я, И не жаль мне прошлого ничуть; Я ищу свободы и покоя! Я б хотел забыться и заснуть!

4

Но не тем холодным сном могилы… Я б желал навеки так заснуть, Чтоб в груди дремали жизни силы, Чтоб, дыша, вздымалась тихо грудь;

5

Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея, Про любовь мне сладкий голос пел, Надо мной чтоб, вечно зеленея, Темный дуб склонялся и шумел. Май – начало июля 1841

Евдокия Петровна Ростопчина (1811–1858)

Когда б он знал. Подражание г-же Деборд-Вальмор

Когда б он знал, что пламенной душою С его душой сливаюсь тайно я! Когда б он знал, что скукой и тоскою, Тоской по нем томится жизнь моя! Когда б он знал, как страстно и как нежно Он первою любовию любим — Он не дал бы в печали безнадежной Мечтам моим увянуть золотым… Когда б он знал! Когда б он знал, – с иронией безверца Привыкнувший над чувствами шутить, — Что близ него есть преданное сердце, Есть существо, готовое любить, Что под моей холодностью бессменной Таится страсть безмолвная к нему, Он ожил бы, любовью пробужденный, И сердцу бы поверил моему… Когда б он знал! Когда б он знал, в душе его остывшей Зажглась бы вновь златых надежд заря; И он, давно язык страстей забывший, Припомнил бы язык тот для меня! Когда б он знал, каким очарованьем Я жизнь его умела б наделить, — Он снова бы сдружился с упованьем!.. Не любит он… а мог бы полюбить, Когда б он знал! Февраль, 1830. Москва

«Дайте крылья мне перелетные…»

Дайте крылья мне перелетные, Дайте волю мне… волю сладкую! Полечу в страну чужеземную К другу милому я украдкою! Не страшит меня путь томительный, Я помчусь к нему, где бы ни был он. Чутьем сердца я доберусь к нему И найду его, где б ни скрылся он! В воду кану я, в пламя брошусь я! Одолею всё, чтоб узреть его, Отдохну при нем от кручины злой, Расцвету душой от любви его!.. Август, 1831. Петровское

Талисман

Есть талисман священный у меня. Храню его: в нем сердца все именье, В нем цель надежд, в нем узел бытия, Грядущего залог, дней прошлых упоенье. Он не браслет с таинственным замком, Он не кольцо с заветными словами, Он не письмо с признаньем и мольбами, Не милым именем наполненный альбом И не перо из белого султана, И не портрет под крышею двойной… Но не назвать вам талисмана, Не отгадать вам тайны роковой. Мне талисман дороже упованья, Я за него отдам и жизнь, и кровь: Мой талисман – воспоминанье И неизменная любовь! <1831>

Певица

П.А. Бартеневой

Она поет… и мне сдается, Что чистых серафимов хор Вдоль горних облаков несется, Что мне их слышен разговор. Она поет… и я мечтаю, Что звукам арфы не земной, Иль песням пери молодой Я в уповании внимаю. Она поет… и сердцу больно, И душу что-то шевелит, И скорбь невнятная томит, И плакать хочется невольно. Она поет… и голос милый, Тая дыханье, я ловлю, И восхищаюсь, и люблю Его звук томный и унылый! Она поет… и так умеет И грусть и чувство выражать. Что сердцу, кем тоска владеет, Немудрено ее понять! Июнь, 1831. Петровское

Море и сердце. Романс на голос Бетховенова вальса

Бушуй и волнуйся, глубокое море, И ревом сердитым грозу оглушай! О бедное сердце, тебя гложет горе, Но гордой улыбкой судьбе отвечай! Пусть небо дивится могучей пучине, Пусть спорит с упрямой, как с равной себе! Ты сильно, о сердце! не рабствуй кручине, — Разбейся… но вживе не сдайся борьбе! Не вытерпит море ничье созерцанье, Лишь Богу знакомо в нем тайное дно: Высокому сердцу позор состраданье, — Загадкою вечной да будет оно! Январь, 1834. Москва

Свадебная песня

Дивный терем стоит, И хором много в нем, Но светлее из всех Есть хорома одна. В ней невеста живет, Всех красавиц милей, Всех блестящей из звезд Звезда северная. Призадумалась, пригорюнилась, На кольцо свое обручальное Уронила она слезу крупную, О далёком, о нем вспоминаючи! Он уехал, жених, Он в чужой стороне И вернется сюда Он не скоро еще. Он вернется сюда, Когда будет весна: С солнцем ярким взойдет Солнце радости.

Зацветет черемуха

Зацветет черемуха, Ласточки явятся, Запоет песнь страстную Звучный соловей, И свою невесту мы Станем снаряжать, Станем снаряжать! Под фатой богатою, В парче золотой, В камнях самоцветных, В жемчуге восточном Под венец пойдет она Дивным дивом, Дивным дивом! И, любуясь, скажет он, Молодой жених: «Много видел я на свете Хороших, пригожих, Но милей на свете нет Северной звезды, Северной звезды!»