Гори

– Пять.

– Хорош на меня пялиться. Шевели ногами, – сказал Годвин.

– Шесть.

– Ну, прости, – сказал Малкольм.

– Семь.

– За что прости? – поинтересовался Годвин и взорвался таким ливнем огня и крови, что Малкольму пришлось отступить обратно за дерево.

А заодно и уйти с линии прострела первого… гм, собеседника. Щеку все равно окатило кровью – Годвинова теперь смешалась там с его собственной. Еще и сумку заляпало. Пламя облизало дерево – обожгло, конечно, но кора не занялась.

Сумка, понятное дело, была огнеупорная.

– Это что вообще было? – заорал первый. – Ты же сказал, что сдаешься!

– Я и сдаюсь. – Малкольм вжался в дерево, догадываясь, что сейчас будет. – Но вердикт может быть и отменен.

Крики начались секунду спустя, а закончились еще через две, так что мужик, по крайней мере, недолго страдал.

Малкольм подождал, пока рев прекратится, пока стихнут в небе удары огромных крыльев. Вскоре осталось только тиканье остывающего металла и нечастое бульканье кипящей резины.

– Спасибо, – пробормотал он в неподдельном изумлении. – Спасибо.

Подобрал рюкзак – Годвинова кровь уже подсыхала. На черный круг, оставшийся от леса там, где погиб Годвин, он смотреть не стал и быстро зашагал к дороге.

«Олдсмобиль» ныне сам собой представлял глубоко философский вопрос: автомобиль ли он еще, если большая его часть навек прекратила свое существование, а то, что осталось, умещалось в неглубокой лужице? И был ли у «олдсмобиля» дух, про который можно сказать, что он жив, пока Малкольм о нем помнит?

Дорогу он перешел метрах в десяти, чтобы жар асфальта не расплавил ему подошвы, и нырнул в лес, спускавшийся к реке. Закинув рюкзак на плечи, он двинулся вперед и ни разу не оглянулся.

Отдыхать будем потом.

До американской границы еще добрых сто восемьдесят миль.

3

– И где же твой отец отыскал голубого? – спросил Сару Джейсон Инагава, идучи с ней по грунтовке из школы.

– У брокера, которого твой же и посоветовал, – ответила, несколько удивившись, Сара.

Солнце-то на небо выкатилось, но все равно как-то подмораживало. Идти приходилось резво, чтобы не задубеть. Школьный автобус почему-то никогда не доезжал до ферм единственной в ней девчонки смешанной расы и одного из немногих азиатов. И почему бы это, а?

– Да, но о голубом– то он никогда не говорил, – возразил Джейсон. – Я даже и слыхом не слыхивал ни о каких голубых в нашей округе.

– Я тоже не слышала. Но па сказал, он твоему еще скажет всё, что о нем думает, – после того, что этот дракон учудил.

Дракон их, конечно, не убил. Такого их племя больше не делало. Никто не знал, сколько на самом деле живут драконы – про бессмертие, понятное дело, это только слухи, – но жизнь свою они ценили достаточно, чтобы не нарушать столетней давности договоры с видом, доказавшим свои исключительные таланты в обращении с оружием массового поражения.

Регулярные и дорогостоящие человеко-драконьи войны, не прекращавшиеся тысячелетиями, закончились только в начале восемнадцатого века. Драконы удалились – более-менее по собственной воле – в свои Пустоши-резервации, раскиданные по всему миру. Мир длился долго, и люди благополучно успели обратить накопившуюся агрессию на себе подобных.

Первая и Вторая мировые войны (от участия в которых драконы полностью воздержались) – вот два самых очевидных примера. Не считая бесчисленных примеров поменьше. Да вот чего далеко ходить: не далее как на этой неделе Советский Союз изловил шпионившего за ними американского пилота. Эйзенхауэр пригрозил ответными мерами, если пленного немедленно не отпустят, да только в наши дни ответные меры означали бомбы – бомбы такого размера, чтобы стирать с лица земли целые города. Сара знала в школе ребят, которые каждый вечер перед сном молились, чтобы Боженька дал им проснуться поутру. Так что, несмотря на способность легко раздавить, проглотить или расплавить любое человеческое существо, драконы оставались где-то в самом низу списка человечьих забот.

Правда, от этого их с папой полет домой менее ужасным не стал.

– Если ты еще хоть раз отколешь что-то подобное!.. – разорался отец, когда дракон в целости и сохранности опустил автомобиль на подъездную дорожку.

– Что ты тогда сделаешь? – пророкотал тот. – Заплатишь мне еще меньше?

Судя по всему, зверь был доволен собой, и негодующий работодатель нимало его не беспокоил.

– Я не шучу, когтина! – ткнул в него пальцем отец. – Власти тут, у нас, драконов не жалуют!

– Власти тут, у вас, не умеют летать.

И дракон был таков, не дав Гарету Дьюхерсту закончить фразы. Заложив круг, он пошел на посадку над первым полем, где ему предстояло работать. Сара проводила его глазами. Зверь сел и свернулся на опушке, у самой линии деревьев. Знать наверняка она, ясное дело, не могла, но какая-то часть ее была совершенно уверена, что их новый работник тут же провалился в сон.

– Я скажу Хисао Инагаве все, что я о нем думаю, – проворчал отец и затопал в дом.

– Люди все время говорят моему отцу всё, что о нем думают, – кивнул Джейсон Инагава. – Ты обращала внимание?

– Они и моей маме говорили, – вздохнула Сара (в груди у нее что-то привычно набрало обороты, стоило только помянуть мать).

– Особенно когда она поймала на обсчете мистера Хейнота из фромской продуктовой лавки.

Сказав это, Джейсон уважительно умолк. Он всегда так делал с тех пор, как она, подобно ему, лишилась матери. Это теперь редкость: в обозримом прошлом теряли в основном отцов – на войне. Случившееся их заметно сблизило, Джейсона и Сару, хотя они и так дружили (а иногда и больше, чем дружили) с раннего детства. С тех пор, как заметили, еще совсем малышами, что отличаются от других детей.

Разницы между ними было всего три недели; оба родились у себя же на фермах… хотя у Джейсона все первые воспоминания были из лагеря для интернированных «Гармония». Того самого, разбитого на ярмарочной площади в Пуйяллапе, куда вынудили перебраться все японские семьи из Вашингтона и Аляски. Но даже и он оказался временным: вскоре Джейсона Инагаву (который еще даже ходить не начал) и его папу с мамой (оба родились в Такоме, оба – американские граждане и потенциальные «пособники врагу») правительство безо всякой иной причины, кроме происхождения, отправило в постоянный лагерь в Минидоку, штат Айдахо, где через два года недобровольного пребывания из трех мама Джейсона умерла от воспаления легких.