Горизонты и лабиринты моей жизни

После смерти отца на руках моей матери остались пять ребятишек — три сына, считая меня, и две дочери, одной из которых, Лидии, было три годика. Георгий уже работал на «Красном Октябре», а старший брат Борис, демобилизовавшись из Красной армии, учился на рабфаке в Саратове. Пошла работать и пятнадцатилетняя сестра Евгения, подсобной рабочей в бондарный цех «Красного Октября». Братья — Александр и Алексей — учились в школе фабрично-заводского ученичества, а мы с сестрой Лидией были малолетки. По мере мужания каждый из нас — братьев и сестер — считал своим долгом помогать маме. Она всех нас поставила на ноги, продолжая работать. Я учился в Московском юридическом институте, сестра Лидия — в школе, а мама работала уборщицей в одном из общежитий ВЦСПС. Умерла моя незабвенная мама во время войны, находясь в эвакуации в Вольске, у сестры Евгении. Пошла мама за керосином. В очереди промерзла, заболела крупозным воспалением легких и скончалась.

Мама скончалась. Но она не ушла от меня, а всю жизнь была со мной. Моему чувству к маме очень созвучны стихи Юрия Петровича Воронова, моего хорошего товарища еще с комсомольских времен, который значительно позже стал редактором газеты «Комсомольская правда». Они так и называются — «Мать».

Всего лишь два четверостишия:

И он прошел от стула до стола, Хоть пол шатало, будто на причале; Ведь две ее руки, как два крыла, Парили над сыновними плечами. Наступит время: сын — через порог, За встречами — отъезды и разлуки… И у начала всех его дорог Опять ее протянутые руки.

Мама умерла в марте 1942 года. Отец мой тоже скончался в марте. Идя по жизни, я всегда «с поры той дальней» с тревогой ожидал прихода марта — и мои ожидания были не напрасны. Многие повороты, значительные события в моей жизни совершались в марте.

Из всей нашей семьи остался в живых только я. Остальные все ушли из жизни. Скончался Борис, работавший начальником одного из главных управлений Министерства авиационной промышленности; Георгий пропал без вести во время боев в Великую Отечественную в 1941 году где-то под Москвой; Александр трудился слесарем-лекальщиком на машиностроительном заводе в Челябинске; Алексей служил морским летчиком на Дальнем Востоке, затем в штабе ВМФ СССР. Все братья были членами Коммунистической партии Советского Союза. Сестра Евгения большую часть жизни проработала на заводе «Красный Октябрь» рабочей. В годы войны трудилась она экскаваторщицей на меловом карьере, работа, конечно, далеко не женская. Но была война, Отечественная. Сестра Лидия по окончании Московского института геодезии и картографии работала инженером-картографом. Последняя ее работа — ответственный редактор Атласа СССР, издание 1984 года.

…После смерти отца в нашем доме опустело. В нем поселилась нужда. За столом делилось на каждый рот всё — от картошки до сахара. Одежда перекраивалась, перешивалась и передавалась от старшего к среднему и от среднего к младшему.

Но мир не без добрых людей. Волжская Русь всегда славилась людской добротой. Заводские рабочие коллективы сильны своей спайкой, взаимовыручкой. И нашу семью, как рассказывала мне мама, не обошла стороной забота заводчан. Да и немцы-колонисты помогали хлебом, картошкой, крупами, мясом. Кормила Волга. Так было. Я часто, в разное время вспоминая свое детство, задумывался над тем, почему мы так беззаботны к сохранению и развитию тех благородных качеств, которые заложены в нашем народе, особенно — доброты. С помощью доброты, и я убеждался в этом на собственном опыте, можно сделать почти невозможное, в определенных условиях даже больше, чем посредством необузданной силы, давления, грубого принуждения. Более того, представляется, что соотношение добра и зла при их диалектической взаимосвязи всегда должно учитываться «большими политиками» в стратегическом плане, а всеми нами в обыденности житейских дел.

В 1927 году мама отвела меня в школу. Учился я хорошо. Первого своего учителя, Василия Николаевича Шкенева, я помню и сейчас. Среднего роста, голубоглазый, русый, хорошо сложенный, он притягивал к себе нас — заводскую детвору. Мы с радостью ходили с ним на Волгу купаться, в лес, в горы, по ягоды и грибы. Играли в лапту, в футбол. Он был веселым, заводилой и строгим, взыскательным учителем. Может быть, все эти нужные педагогу качества были заложены в нем — сыне священника — природой, а может быть, благоприобретены. Учил он нас хорошо. Во всяком случае, когда меня после окончания трех классов заводской школы перевели в другую, то мои знания были крепче, чем у одноклассников.

Летом 1930 года мама, брат Александр, я и сестра Лидия переехали с завода «Комсомолец» из Вольска в село Щурово близ Коломны, под Москву, тоже на цементный завод. Переезд был вызван тем, что Александр после окончания школы фабрично-заводского ученичества был направлен на работу слесарем на этот завод. Александр уже становился основным кормильцем семьи. Переехал в Москву и Георгий. Да и старший, Борис, жил в Москве, что к Щурову поближе, чем к Вольску. К тому времени сестра Евгения вышла замуж и осталась с мужем в Вольске. Брат Алексей жил на попечении брата Бориса в Москве.

Село Щурово расположилось на правом берегу реки Оки, напротив впадения в нее Москвы-реки. Село большое. Проходящая через него шоссейная дорога Москва — Рязань как бы делила его на две части, а посередине, на самой горе, стояла огромная церковь — символ села. Конечно, в селе богатыми были не все. Значительная часть крестьянского и рабочего люда жила бедно. Между богатыми и бедными в начале 30-х годов в ходе коллективизации шли скрытые, но острые схватки, природу которых я понял гораздо позже, а ощутил на себе тогда, в детстве.

В школе, расположенной в богатой части села, верховодили великовозрастные ученики из зажиточных семей. Однажды, вскоре после того, как я начал ходить в школу, группа таких ребят затащила меня в пустой класс, сорвала с меня пионерский галстук и зверски избила ногами, пригрозив, что если я или мои родители пожалуемся на них, то мне несдобровать. Избитый, я ушел из школы на Оку, очистил там от грязи свою одежонку. Искупался. А придя домой, ничего не сказал о случившемся со мной в школе — синяков на лице не было: куда и как бить — знали. В этой школе своим детским умишком я понял, что щуровская жизнь с ее делением на богатых и бедных, разобщенностью селян, отгороженностью, отчужденностью одних от других — это нечто иное, противоположное заводскому коллективу рабочих-цементников.

А второй эпизод, запавший в память, лишь укрепил в моем ребячьем сознании факт наличия в жизни богатых и бедных, несхожести интересов, их противостояния друг другу.

К моменту приезда в Щурово я хорошо плавал, наверное, лучше всех других учащихся сельской школы, в которой было всего пять классов. Плавал поволжски, как говорят в подмосковных весях, — саженками. Как-то в один из погожих дней я спустился к речке на место, где обычно купались и куда приходила Таня — девчонка, к которой меня тянуло, как, думаю, и ее ко мне. «Любви, — писал Пушкин, — все возрасты покорны». Кстати, она была из богатой семьи. Я не видел, как к Тане и ко мне, стоящим рядом, подошли несколько ребят чуть постарше меня и, оттолкнув, сказали, чтобы я «мотал» с речки и не «сватался» к Тане, «она тебе, голодранцу, не пара». Таню не смутили эти слова. Она засмеялась и пошла куда-то вместе с этими ребятами. Я остался на речке. Увидел, как из Москвы-реки входит в Оку двухпалубный пассажирский пароход. Я поплыл ему навстречу. Доплыл до середины реки. По-волжски лег на спину, широко раскинув руки и ноги, и смотрел в летнюю голубую небесную синь, покачиваясь на волнах, оставленных удалявшимся вниз по реке пароходом.

Подобно воде в реке, течение моей жизни продолжалось. С Волги я попал на ее большой приток — Оку. С Оки поздним летом 1932 года наша семья переехала на берега ее притока — реку Москву — аж в саму Первопрестольную.

Начался самый яркий и самый плодотворный период становления меня как личности. Москва быстро «расправилась» с моим детством.

В день моего 50-летия школьные друзья писали мне:

«Дорогой друг!

Ты вырос в нашем родном Останкине. Прелесть останкинских рощ, парка и прудов, атмосфера юношеской чистоты и дружбы, идеи служения Родине формировали твой характер, твои помыслы, твою жизнь.

Еще будучи учеником 7 класса ты возглавил Совет Базы пионерской организации, затем был вожатым отряда, комсомольским руководителем школы.

После окончания школы мы не теряли друг друга из виду. Наша пионерская цепочка продолжала действовать. Мы шли рядом.

Нам приятно отметить, что твой жизненный путь — большой и славный. Ты всегда в гуще самых важных событий жизни.

В суровые годы Великой Отечественной войны ты был на фронте, после войны на ответственной комсомольской, партийной, дипломатической и государственной работе.