Горькие травы Чернобыля

Сбавили шаг. Подошли. Отдышались молча.

– Вообще-то,- сказал Лельченко, - бегать здесь не надо. Не стадион. Быстрее бежишь - глубже дышишь. Больше "грязи" в легкие собираешь.

– Ну и жарит там, наверху,- наконец продышавшись сказал отец,- зато станцию сняли крупно, как на ладони. Видно, как реактор маревом дышит. И белый дым поднимается.

– А у меня экран в камере черно-белый, так видно, как над реактором белые точки пляшут, -сообщил Шебарщин,- радиация или что?

– Так радиация и есть,- не удивился Лельченко, - а белый дым, это борная кислота парит. Реактор закидали вертолетчики тоннами борной кислоты. Чтобы, значит, цепную реакцию погасить. И при "бомбометаниях" зацепили крышку биозащиты реактора. Она же первые дни от взрыва "на попа" встала, так реактор и плевался в воздух всякой дрянью. А теперь меньше, гораздо меньше. Но всё равно, гад, постреливает иногда.

– Ой, ну какая цепная реакция?- озлился Володя.- Академики говорили, что тысячу тонн уран-графитовых сборок из реактора выбросило в воздух и раскидало вокруг до около. 80 Хиросим у нас тут теперь. Какая может быть реакция. Дозиметры лучше давайте!

Громкая сухая автоматная очередь раздалась совсем близко. Буквально за соседними домами. И еще одна! И еще...

Все подпрыгнули и замерли в недоумении и страхе. В руках у Климчука блеснул сталью невесть откуда извлеченный им пистолет ТТ.

– Вот вам, девочки, и цыплята табака, - медленно оглядываясь по сторонам, пробормотал Климчук...

Глава четвертая

– Что происходит?!- выкрикнул Шебаршин.

– Не знаю,- отчеканил Климчук, крутя головой и внимательно прислушиваясь к чему-то,- может быть патруль.

– А стреляют в кого?- поинтересовался я.

– Да уж не в тебя,- буркнул Володя.
– Все в машину!

Уговаривать никого не пришлось. Дверцы хлопнули и Володя завел двигатель, но с места трогаться не спешил.

Из-за угла пятиэтажки выехал серо-зеленый бэтээр. Как-то не спеша продвинулся метров 30 по улице. Остановился в раздумье. Вдруг резко развернулся и поехал прямо на нас.

– Точно, патруль,- сообщил Климчук и выключил двигатель.- Пока не скажут, никому не выходить.

Торопливо полез из машины и медленно пошел навстречу бэтээру.

Тот немедленно остановился. Лязгнули люки, и из них выбрались два сержанта в форме внутренних войск, придерживая у груди автоматы. Следом показался довольно моложавый человек в синем парадном мундире генерала ВВС. Это уж совсем было странно.

Генерал первым молодецки спрыгнул на асфальт. Климчук резво подбежал к генералу, отдал честь и замялся, спохватившись, что на голове, вместо фуражки, идиотский хлопчатобумажный берет. Генерал бесцеремонно и раздраженно дважды махнул рукой, что-то сказал, и оба двинулись к нашему "Рафику". Почему-то все решили, что команда Климчука не выходить уже отменена и полезли наружу.

– Генерал-майор авиации Антошин,- лихо отчеканил генерал,- кто такие?

Церемониал представления и предъявления пропусков длился довольно долго. Генерал внимательно вглядывался в каждую бумажку и подозрительно косился на Шебаршина, который нервно шарил по карманам в поисках документов. Нашел, наконец, целую пачку бумажек и протянул Антошину. Автоматчики сидели на бэтээре и никакого интереса к происходящему не проявляли. Хотя, собственно, это они обязаны изучать пропуска.

Видимо генерал-майор Антошин был человеком либеральным и не гонял в три шеи чужих солдат.

Сам Антошин тем временем с интересом разглядывал камеру Шебаршина, который водрузил её на плечо, видимо, для большей солидности.

– Телевидение УССР, оператор Шебаршин Георгий Константинович,- гордо представился Шебаршин.

– Как Жуков,- Антошин добродушно усмехнулся.- А вот это тоже телевидение?

Генеральский указательный палец бесцеремонно ткнул в пятак моего респиратора.

– Нет, что вы, это респиратор,- нахально объяснил я.

Улыбка исчезла с генеральской физиономии.

– А классный у вас самолет, товарищ генерал,- я махнул в сторону бэтээра.

Бледное лицо генерала покраснело. Он явно закипал.

"Квиты!- радостно подумал я.- Не фиг радиоактивными пальцами в рожу тыкать!"

– Это мой борзый сынуля, Николай Тимофеевич, - вдруг объявил отец.

Антошин несколько секунд всматривался в его лицо, потом хлопнул себя по бедру и, улыбаясь, протянул руку:

– Рад встрече, Николай Константинович! Прекрасный очерк написали, спасибо!

– А вот его,- сердитый кивок в мою сторону,- надо было дома оставить! Нахватается рентгенов, что потом?

– Да мы здесь только около часа, Николай Тимофеевич,- сказал отец,- а на площадку вообще не ездили. Я понимаю. А что это вы с патрулём разъезжаете? Не уехали в Киев? Судя по вашему лицу, рентгенов вы нахватались сверх всякой меры!

Антошин как-то осунулся, задумчиво посмотрел по сторонам.

– Да, еще в первые деньки под сотню набрал. Собственно я уже лечился в Киеве. Почистили немного. А вернуться попросил командующий округом с подачи Силаева. Вот, дескать, генерал тут здорово порядки наводил, так нехай еще попрацюе. Э-э прогуляемся немного, Николай Константинович, подышим чернобыльским воздухом?

Отец улыбнулся - с именами-отчествами у генерала были явные нелады - и молча кивнул.

Они отошли от машины.

– А кто стрелял-то?- крикнул я вслед,- От рентгенов отстреливались?!

Генерал оглянулся.

– Да уж господина Рентгена я бы с удовольствием расстрелял! Вместе с госпожой Кюри...

– Счет два-один!
– резюмировал Климчук, подмигнув мне.
– В твою пользу.

Все рассмеялись и вновь полезли в "Рафик".

– Я много слышал про Антошина,- стал рассказывать Лельченко,- он здесь буквально с первого дня взял ситуацию под контроль, пока высокое начальство в ступоре было.

– Сам носился по четвёртому блоку, пригнал вертолетчиков своих, нашел песок, мешки. Сам поднимался в воздух, показывал, как заходить с высоты на реактор. Облучился, конечно, страшно.

Лельченко вдруг рассмеялся:

– И наше местное начальство облучил. Вертолетную площадку сделал прямо рядом с горкомом партии. Ну и вертолеты им там все кабинеты радиоактивной пылью забили. Это уж потом догадались штаб в Чернобыль перевести.

– Григорьевич, да погоди ты!- воскликнул Климчук.- Дай послушать, чего там генерал рассказывает.

Несмотря на то, что Антошин говорил вполголоса, в пустой абсолютной тишине улицы речь была слышна чётко.

– В общем обстановка тяжелая, - говорил генерал, - один экипаж потерян - зацепили лопастями вентиляционную трубу блока и рухнули вниз. Хоть не прямо в реактор, а то пришлось бы бежать отсюда, куда глаза глядят. На высоте сто метров над блоком светило за тысячу рентген, а когда мешки сбрасываешь - вообще страшно что... А ведь каждому экипажу приходилось делать не один заход. Люди быстро выходили из строя. Но, должен сказать, что новых жертв нет. Догадались кабины изнутри свинцом обкладывать. Теперь все мои ребята в Москве, в шестой клинике, там сделают всё, что возможно и невозможно.