Горькие травы Чернобыля

Дверь, красиво обитая кожзамом, скрипнула и отворилась.

– Здравствуй, дом ! Как ты, милый?- почти прошептал Лельченко.

Никто не отозвался, лишь застоявшимся воздухом потянуло из-за двери.

Мы зашли в полумрак прихожей. Свет шел лишь из подъезда. Видимо окна Николай Григорьевич и впрямь заделал основательно.

– Электричества нет?- полуутвердительно спросил я.- И воды тоже?

– Ясно, что нет, - досадливо сказал Лельченко,- на кой какие объекты в Припяти свет подают, но не в дома же.

На всякий случай Климчук пощёлкал выключателем. Ничего не изменилось. Он разочарованно передал авоську Лельченко.

"А давай мы их разыграем,- змеиный шепот появился в голове, как всегда неожиданно,- хлопни в ладоши и скажи, - да будет свет!"

Я упрямо не двигался с места.

"Давай, давай, кричи!"- начал сердиться шепот".

– Свет!- заорал я, послушно хлопая в ладоши.

Желтые лампочки во всей квартире зажглись одновременно.

Николай Григорьевич охнул и выронил авоську.

– От это тебе пироги с котятами!
– обалдело глядя на меня, медленно произнёс Климчук...

Глава шестая

Лельченко подобрал с пола авоську и как-то медленно, словно во сне, стал запихивать в неё банки с манговым соком. Что-то определённо не складывалось в голове Николая Григорьевича. Представьте себе - в моей тоже. Судя по взгляду Климчука, его голова испытывала те же чувства.

– Всегда надо полагаться на здравый смысл,- обращаясь непонятно к кому, изрёк Лельченко,- как же он электричество-то включил?

– Кто?
– поинтересовался я.

– Дед Пихто,- Николай Григорьевич начал приходить в себя,- ты, конечно!

Мы вновь озадаченно замолчали.

– Ну не скажи, Григорьевич,- вдруг оживился Климчук,- всё то, что произошло в этих краях, само по себе выходит за пределы здравого смысла. Ядерная авария в том числе.

– Ладно, допустим. Говори, как свет зажег?!- потерял терпение Лельченко.

– Честно?- я внимательно разглядывал своих старших товарищей.

– Честно!- оба заорали в один голос.

– Если честно, то не знаю!- заявил я.

Николай Григорьевич махнул рукой и двинулся вглубь квартиры.

– Проходите, ребятки, сидайтэ, в ногах правды нет.

Мы с Климчуком прошли в комнату.

Квартира у Лельченко была весьма презентабельной. Это сразу бросалось в глаза, даже несмотря на беспорядок и разбросанные вещи - уезжали хозяева, конечно, в большой спешке. Практически новая отечественная "стенка" занимала пространство напротив роскошного кожаного дивана и двух мягких кожаных кресел. Большой цветной телевизор "Электрон" облюбовал почетное место напротив окна. Книжный шкаф и журнальный столик, вкупе с мягким ковром на полу, дополняли обстановку.

Зарабатывали инженеры в Припяти явно неплохо.

Лельченко показал нам на диван, а сам устало плюхнулся в кресло. Я присел, а Климчук покачал головой:

– Проверим фон на всякий случай.

Никто не возражал. Володя привычно задвигался с радиометром по комнате.

Датчик обнюхал ковер, прошелся по книгам, пробежался под потолком и перекинулся на большое окно гостиной, закрытое бог знает каким хламом.

– Ну, жить можно, - резюмировал Климчук,- несколько дней в году. Молодец, что окна позакрывал.

Николай Григорьевич шумно и тяжело вдохнул.

– Неужели потеряли мы Припять? Неужели навсегда?

– Ты ведь знаешь ответ, Григорьевич,- укоризненно сказал Климчук,- не трави душу, ни себе, ни мне.

Володя отправился исследовать вторую комнату. Не задержался там. Прошелся по кухне, заглянул в санузел, вернулся и присел на диван.

Все молчали. Как-то вдруг усталость быстро взяла своё. Неведомым образом горящий свет, такой мягкий и домашний, прохлада нижних этажей, вместо палящего солнца на улице, мягкий ковёр под ногами, вместо радиоактивной пыли, чувство относительной безопасности - всё это вместе взятое успокоило напряженный с самого утра организм.

Я и не заметил, как погрузился в сладкую дрёму...

Голос Лельченко доносился словно бы издалека:

– Нет, вот ты мне скажи, старому инженеру, как парнишка свет включил?

– Ой, Григорьевич, успокойся уже,- лениво пробормотал Климчук,- ты строитель, а не электрик. Откуда мне знать? Свет в городе все-таки есть для технических нужд. Может кто-то, где-то не ту кнопку нажал. Может, электрики в ТП работают. А может и еще чего.

После того, как украинское Полесье "мирный атом" превратил в Хиросиму, всему удивляться - никаких нервов не хватит.

– Рота, подъём!- вдруг заорал Климчук, толкая меня в бок.

Я подпрыгнул и обалдело закрутил головой.

– Спать нам сейчас не с руки, - уже серьёзным негромким голосом объявил Володя, - кушаем, часок подремлем - и на выезд.

Николай Григорьевич оживился, словно что-то вспомнив, и рысцой понёсся на кухню.

Там долго звякало стекло и гремела прочая кухонная утварь под радостное бормотание Лельченко.

Наконец, он показался в дверях, держа две бутылки вина и подмигивая, как семафор.

Климчук как-то ненатурально вздохнул и потянулся к радиометру. Хорошее настроение вновь вернулось в Володе.

– Ужас какой!- весело заорал он.- 700 миллирентген, это ж по одному миллирентгену на миллилитр! Таким вином только реактор тушить! Слушай, Григорьевич, подари его мне - я им тещу угощу.

Лельченко в отчаянии смотрел на Климчука:

– Володя, родной, да неужели семьсот? Да когда же оно, треклятое, успело столько заразы натянуть? Ну, померяй ещё раз, а?

Климчук не выдержал, расхохотался.

– Пошутить уже нельзя! Нормальное вино твоё, если только не скисло!

Лельченко радостно матюкнулся и вновь умчался на кухню. Мы отправились следом.

Кухни у нас небольшие. Раковина, электроплита на три конфорки, холодильник "Донбасс", на котором примостился крохотный телевизор "Юность", маленький обеденный стол - и вот собственно всё. А чего еще желать нормальному советскому человеку?

Климчук ткнул ножом банку с манговым соком, протянул мне. Себе открыл другую.

Сок, как сок. Так себе сок, честно говоря. Но когда жажда - пить можно. И хорошо выводит радионуклиды.