Горький принц

“ Ты лжешь мне, Рейна? Буря в его глазах сказала мне, что он так и думал. Волна тошноты накатила на меня, но я проигнорировала это.

Я покачал головой, заставляя свое лицо оставаться бесстрастным. Папа всегда заставлял меня нервничать, когда он был в такой ярости, и он легко мог ошибочно принять мою пугливость за чувство вины.

Без предупреждения он оторвал Феникса от меня, поднял руку и приготовился дать мне пощечину. Я не двигалась, наблюдая, словно в замедленной съемке, как его рука приближается все ближе и ближе, но пощечины так и не последовало. Феникс сделала шаг, и пощечина, предназначенная мне, со всей силы пришлась ей по лицу. Ее голова откинулась назад, когда она захныкала.

Я чувствовал боль Феникса, как свою собственную. Защити свою сестру. Слова мамы звенели у меня в ушах, призывая меня принять это наказание за нее. Когда ярость закипела во мне и окрасила сцену в красный цвет, я приготовился дать отпор.

Я знал, что это на него не похоже и что позже он наверняка почувствует, как на него обрушивается чувство вины, но я не стал бы стоять в стороне и наблюдать, как это происходит. Итак, я сделал шаг в его сторону, черты моего лица посуровели, и я отвел ее за спину.

“Не прикасайся к ней”. Мой сердитый крик, полный ярости и разочарования, наверное, был слышен по всей Калифорнии. Он никогда раньше нас не бил. Да, в последнее время он становился все более взволнованным по отношению к нам, но это был уже слишком большой шаг. Это была моя работа — защищать свою сестру, и я планировал это сделать.

В ушах у меня зазвенело, а во рту появился привкус меди из-за того, что я так сильно прикусила губу.

Он стоял там с ярко-красным лицом и чем-то таким в глазах, что я не могла толком прочесть или истолковать. Он прерывисто вздохнул, глубокие морщины вокруг его глаз заставили мой гнев дрогнуть. Он выглядел усталым. Истощенным.

Феникс прижал ладонь к ее щеке, и вид отпечатка его руки на ней заставил мой гнев вспыхнуть с новой силой.

Он был не тем мужчиной, которого я помнила. Он не был тем папой, который был добрым и мягким по отношению к своим девочкам. Он изменился. Он ожесточился. Я не могла этого понять. Его ненависть — к миру и всем в нем — поглощала его с такой силой, что у меня волосы на теле встали дыбом. Мои глаза изучали его руку.

— Что случилось? — спросил я.

Его глаза метнулись вниз и потемнели, как будто он совсем забыл об этом.

“ Ничего. Его голос был холоден, рассекая воздух.

— Ну, я надеюсь, что это ничто, — мой взгляд скользнул к его окровавленной повязке, прежде чем снова встретиться с его взглядом, — истечет кровью, и ты упадешь замертво.

Я понятия не имела, откуда взялись эти слова. Да, я часто попадала в неприятности в школе, дралась с ребятами, которые издевались над Фениксом, но я никогда не говорила ничего более подлого. Я открыла рот, чтобы сказать что-то еще, но прежде чем успела произнести еще одно слово, раздалась пощечина, заставившая меня замолчать. В ушах у меня зазвенело, щеку обожгла боль, а по подбородку потекла теплая жидкость.

Мои пальцы коснулись разбитой губы, окрасив ее в багровый цвет. Я уставилась на свою руку, пока губа пульсировала, кровь стекала по подбородку на рубашку. Отец никогда не поднимал на нас руку. Никогда, черт возьми. И все же он только что ударил Феникса и меня в одну ночь.

Я приготовилась к новой боли, когда дверь открылась.

“ Что ты делаешь, Томазо? Бабушка стояла в дверях, уперев руки в бока, на голове у нее была белая шапочка. Ее глаза, голубые, как у Феникса и мои, остановились на моей сестре. Она не пропустила отпечаток руки на ее щеке, и когда она увидела такой же на моей, ее глаза сузились. — Что ты натворил? — спросил я.

Вкус крови, сладкий и медный, скрутил мой желудок и обжег глаза. Тихие крики Феникс наполнили комнату, но я должна была быть сильной ради нее. Я боялась, что если позволю своим слезам литься, они не остановятся.

“Наказываю своих дочерей”. Его голос разнесся по темной комнате. “Возвращайся в постель, Диана”, - сказал папа с жутким спокойствием. “И начиная с завтрашнего дня, Феникс и Рейна наказаны за то, что всю ночь тайком выбирались из дома и занимались бог знает чем”.

В одну секунду она была в дверях, а в следующую — перед Папой, загораживая нас от него.

“ Отойди с дороги, Диана, ” прошипел он. — Они мои дочери.

Она не ответила, просто бесстрашно посмотрела на него. Однажды я захотела быть такой же храброй, как она. Однажды я встану лицом к лицу с миром, как она.

“ Тебе нужно напоминание? Голос бабушки был подобен удару хлыста. Температура в комнате резко упала, и у меня по рукам побежали мурашки, несмотря на теплые апрельские температуры. “Не забудь о своем обещании, Ромеро”.

Тишина тянулась, не меняясь, напряжение нарастало. Оно давило мне на грудь. Неловко. Неуютно. Почти взрывоопасно, но не совсем. Тишина зудела под моей кожей, густая и зловещая, пока папа не развернулся на каблуках, не оставив нас, не сказав больше ни слова, и с громким стуком не захлопнул дверь.

— Я ненавижу его. Феникс первой нарушила молчание, быстро жестикулируя руками. Бабушка уставилась на закрытую дверь, ее грудь вздымалась и опускалась. Она была расстроена больше, чем когда-либо. “Я ненавижу его и люблю. Почему он такой?”

Ответа нет. Напряжение невидимой рукой обхватило мое горло, душа меня.

“ Бабушка, что случилось? — Прошептала я дрожащим голосом. — А почему у папы была забинтована рука? — спросила я.

“Потому что он чертов преступник”, - ответила она, и выражение ее лица смутилось от того, что она проговорилась. Но это заявление не стало для нее шоком. С самого детства мы знали, что наш отец не такой, как все. Возможно, это было потому, что ни у кого из отцов наших друзей не было оружия. Если только они не были офицерами полиции, которыми наш папа определенно не был. “Я говорила Грейс, что он недостаточно хорош для нее, но она не слушала. Никогда не слушала, и это стоило ей всего”.

Мы с Фениксом ждали, что она продолжит, но, судя по ее тонким губам и мрачному выражению лица, она закончила говорить.

“Он кого-нибудь убил?”Спросил Феникс. “Почему она не была счастлива?”

Бабушка покачала головой. “Вы двое, не беспокойтесь об этом”. Затем она пригвоздила нас обоих своим самым суровым взглядом и добавила: “И вы никогда никому этого не повторяете. Понятно?”

Мы оба нерешительно кивнули. “ А что, если папа заберет нас отсюда? — Что, если? — прохрипела я. — Ты думаешь, он запретит нам жить с тобой?

Она покачала головой. — Он не сделает этого.

Ее уверенность придала мне уверенности, хотя тень сомнения все же оставалась.

“Почему ты так уверен?” — Спросила я, во мне зарождалось подозрение.

Бабушка сократила дистанцию и заключила нас обеих в крепкие объятия. Мы стояли там, окруженные ее любовью. Это была не мамина любовь. Это было не папино. Но это была следующая лучшая вещь.

Как раз в тот момент, когда я потерял надежду получить ответ, она отстранилась и подписала: “Потому что я храню тайну, которая никогда не выйдет наружу. Вот почему он согласился с последней волей твоей матери и позволил тебе жить со мной.