Горное селение

— Будешь пока сидеть здесь, — сказала Крин, — а я побегу, у меня ещё урок не выполнен. Ты никуда не уходи, о себе никому не рассказывай, на флейте играть не вздумай. Среди слуг доносчиков полно. Я скажу старухам, они посмотрят, что у тебя с ушибом, и полечат, если надо. Есть не проси, если можно, они тебя сами покормят, а если нет, то значит, нет.

Всё это было понятно и даже ожидаемо, за исключением упоминания о каком-то уроке. Не дело молоденькой девчонке таскать воду здоровенными вёдрами.

Арчен остался один. Смотреть на него никто не сбегался. Больной бок ныл, не переставая. И уже серьёзно хотелось есть. Водой он налился по самое горло, а не ел со вчерашнего дня. Арчен отвернулся от людей, которые могли бы заметить, чем он занимается, и сотворил комок хлеба. Не краюху, не ломоть, даже не кусок хлеба, а именно комок, к тому же плохо пропечёный. Тут был предел его умений, у мужчин, вообще, плохо получается создавать съедобное. Но всё-таки, не с пустым животом сидишь.

Тем временем подошла обещанная домоправительница. Не такая уж она была старуха, но всё в её ухватках и выражении лица изобличало начальницу, привыкшую указывать окружающим.

— Ты, что ли, пришлый дудочник? — спросила она и, не дожидаясь ответа, добавила: — Сопелку свою спрячь и никому не показывай.

Затем она протянула руку за хлебом, понюхала и, скривившись, вернула комок Арчену.

— Да, не жирно вас барониссимус кормит. У тебя тут сплошная мякина. Мы скот лучше кормим.

— Барониссимус нас вовсе не кормит. Мы же не солдаты. Сами перебиваемся, кто что достанет.

— Тогда не удивительно, что вы разбежались, что тараканы от кипятка. Теперь показывай, где у тебя бок ушиблен.

Арчен распахнул куртку. Он ожидал приступа боли, но пальцы хозяйки невесомо пробежали по боку, боли не причинив.

— Каська! Тут у мальчика рёбра сломаны, три, а никак четыре. Займись.

Каська подошла и принялась туго бинтовать Арчену грудь. Вот это была боль! Пару раз Арчен не выдерживал и скрипел зубами.

— Тише, не пугай! — приговаривала Каська в такт работе. — Ишь, зубищами скрежещет, ровно волчище. Ну-ка, на левый бок вертайся.

— Там сильнее всего болит…

— Вот и хорошо. Так обломки кости закрепятся и играть не будут. Ты что же, хочешь, чтобы кусок ребра тебе лёгкое проткнул? Не хочешь, тогда терпи.

Во дворе появилась Крин, вылила воду в бочку, поставила вёдра, подошла ближе.

— Госпожа Кася, как он?

— Не бойся, жив твой найдёныш. Дня через три на ноги встанет. А ты тут не стой, у тебя ещё урок не выполнен.

Крин схватила вёдра и убежала.

— Что за урок такой? — спросил Арчен, чтобы отвлечься от мучительных процедур.

— Это ей наказание за дурное поведение. А то повадилась бегать. Зато теперь целый месяц должна каждый день по пятьдесят вёдер воды притаскивать.

— Да что они, вздурели? Кто такое наказание наложил? Она же девчонка совсем, девчонке и полагается бегать, а её заставили целыми днями с вёдрами таскаться…

— Это ещё хозяин добрый. При прежнем хозяине девка могла запросто под кнут лечь. — Кася закончила накладывать тугую повязку, хлопнула ладонью Арчену по животу и тихонько добавила: — А ты бы язык не распускал. Тут из любых пяти человек шестеро доносчиков найдётся. И себе неприятностей огребёшь, и девке ничем не поможешь. Так что сиди тихо, дудочник, и не свисти.

Так Арчен и решил поступить. Сначала подлечиться и разузнать, что можно о здешних порядках, и только потом соваться не в свои дела. Жизнь в долине оказывалась не ласковой, здесь и кнут встречался, и виселица. Прежде всего, хотелось избежать этих приятных вещей.

Крин таскала воду дотемна и лишь выполнив урок, подошла к скудельнице, на которой маялся Арчен.

— На, вот, поешь, — сказала она, протянув миску с кашей.

— Спасибо. Меня только что покормили, такой же кашей. Ешь сама.

— А тебя уже определили, сказали, какая работа тебе в усадьбе предстоит?

— Мне пока сказали три дня лежать, не вставая.

— Это правильно. Но я думаю, в поле тебя не пошлют, ты же музыкант. Скорей всего, станешь комнатным слугой.

— Вот уж слугой я быть не собираюсь! Надо, отработаю за лечение и пойду себе.

— Так тебе и позволят. А попробуешь бунтовать, посадят на цепь, вот как меня посадили, — Крин дёрнула цепочки, идущие от ошейника к стальному поясу, — и будешь делать, что прикажут.

Так вот что за украшение звенело при каждом шаге девушки!

— Я им покажу доброго хозяина! — прошипел Арчен.

— Тише, тише! — замахала руками Крин, — а то и сам пропадёшь, и меня погубишь.

— Не бойся. Пока на ноги не встану, вести себя буду тише кухонного таракана.

Как ведут себя тараканы, Арчен не видел. Откуда они в маминой развалюхе? Но раз поговорка поминает тараканов, значит, они ведут себя тихо.

А предупреждение ворчливой Каськи сбылось уже на следующее утро. Возле подстилки, на которой страдал Арчен, появился владелец усадьбы в сопровождении домоправительницы и ещё какого-то хмурого мужика.

— Это, что ли, приблудный человечек? — презрительно сморщившись, спросил Мегат. — И на кой он нам сдался?

— Парень здоровый, — произнесла домоправительница.

— Какой же он здоровый?

— Будет через неделю. Он здоровый, в том смысле, что не калека. Отлежится — выздоровеет. Гнать его сейчас — значит плодить бродяг. Передать властям, так его повесят, а нам даже спасибо не скажут. А парень денег стоит. Встанет на ноги, найдём ему дело. Хоть Иргану в подмастерья отдадим. Он давно просит.

— Молод ещё, жидковат. Работы с него — кот наплакал, а жрёт, небось, как взрослый.

Хмурый мужик, не иначе, тот самый Ирган, наклонился к Арчену, осмотрел повязки, пощупал здоровую руку. Арчен непроизвольно дёрнулся.

— К тому же, ещё и строптивый, — заметил хозяин. — Ишь, как взбрыкивает.

— Ничо… — протянул Ирган. — Паренёк жилистый, а там ещё и заматереет. А что строптивый, так это даже хорошо. Мне абы какие не нужны.

— Не ворчи. Решать тебе. Как он встанет, забирай его на кузню подмастерьем.