Город Бездны
Шрифт:
Если быть точным, пленников было трое, хотя Слик вряд ли относился к этой категории. Он был просто полезен мне. Не знаю, что он сам думал по этому поводу, но я не считал, что держу его в неволе. Обычно при моем появлении дельфин оживлялся, однако в последнее время он двигался все ленивее, а его темные глазки словно не реагировали на мое присутствие. Интересно, помнил ли он что-нибудь о том, как жил когда-то в бассейне? Наверное, он казался Слику бескрайним, как море, по сравнению с резервуаром, в котором дельфин провел последние пятьдесят лет.
– Мы уже долетели?
Я обернулся. Честно говоря, не ожидал снова услышать хриплый голос Констанцы.
– Да, мы совсем близко. Я собственными глазами видел Пункт Назначения. Сейчас можно рассмотреть саму планету,
– Сколько времени прошло?
Она приподняла голову, пытаясь посмотреть на меня. В свое время я приковал ее к распятию, наклоненному под углом сорок пять градусов.
– С тех пор как ты оказалась здесь? Не помню. Четыре месяца, может быть, пять. – Я пожал плечами, словно никогда не задумывался над этим вопросом. – Какая разница?
– Что ты сказал экипажу, Небесный?
Я улыбнулся:
– А зачем что-то говорить? Я представил дело так, словно ты покончила с собой, выпрыгнув из воздушного шлюза. Сама понимаешь, тот случай, когда представить труп невозможно. Я просто позволил людям сделать выводы.
– Когда-нибудь они поймут, что случилось.
– Сомневаюсь. Я подарил им планету, Констанца. Они собираются канонизировать меня, а не распинать. И это началось уже давно.
О да, она всегда создавала мне проблемы. Я смог опорочить ее после инцидента с «Калеуче», предъявив ложные улики. В итоге она предстала участницей заговора вместе с капитаном Рамиресом. Ее карьере в службе безопасности пришел конец. Надо сказать, Констанце повезло: ее могли казнить или посадить в камеру, особенно в те безумные дни после сброса модулей со «спящими». Но Констанца так и не успокоилась – даже после того, как ее разжаловали в рабочие низшего ранга. В целом экипаж был готов считать сброс модулей отчаянным, но необходимым шагом. Я подводил людей к этому выводу, распространяя сплетни относительно планов других экипажей. Мне даже в голову не приходило считать это преступлением. Констанца придерживалась иного мнения. Последние годы, проведенные на свободе, она посвятила попыткам распутать кокон дезинформации, которым я оплетал себя. То тщилась расследовать инцидент с «Калеуче», заявляя о невиновности Рамиреса, то строила безумные теории, объяснявшие смерть Старика Бальказара. По ее словам, врачи капитана не заслуживали казни. Временами она даже ставила под сомнение причину гибели Тита Хаусманна.
В конце концов я решил ее утихомирить. Инсценировать самоубийство оказалось нетрудно, равно как и поместить ее в мою камеру пыток, которую никто еще не видел. Конечно, почти все время она находилась под действием снотворного и в смирительной рубашке, но изредка я позволял ей ненадолго проснуться.
Иногда бывает приятно с кем-нибудь поболтать.
– Почему ты до сих пор его не убил? – спросила Констанца.
Я смотрел и поражался тому, как она постарела. Кажется, не так давно мы – почти равные – стояли у огромного резервуара, разглядывая сквозь стекло дельфинов.
– Химерика? Просто знал, что он когда-нибудь пригодится.
– Чтобы пытать его?
– О нет. Я лишь позаботился о том, чтобы он был наказан за совершенное преступление. Но это только начало. Не хочешь ли рассмотреть его получше?
Я поправил распятие так, чтобы она увидела диверсанта. Теперь он был всецело мой. Его уже не нужно было держать прикованным к стене, но я не желал рисковать.
– Он похож на тебя, – изумленно проговорила Констанца.
– У него двадцать дополнительных лицевых мускулов, – пояснил я с отеческой гордостью. – Он может принять какую угодно личину и хранить ее сколь угодно долго. Кстати, он ненамного постарел с тех пор, как я доставил его сюда. Пожалуй, его действительно можно принять за меня.
Я потер щеку, ощутив грубый слой макияжа, под которым пряталась моя неестественная моложавость.
– И он сделает все, абсолютно все, о чем я его ни попрошу. Правда, Небесный?
– Да, – ответил химерик.
– Что ты задумал? Использовать его как двойника?
– Если до этого дойдет. Хотя, откровенно говоря, сомневаюсь.
– Но
у него нет руки. Его нипочем не примут за тебя.Я вернул Констанцу в прежнее положение.
– Поверь, это решаемая проблема.
Подумав немного, я извлек из контейнера с медицинскими инструментами, который стоял рядом с «ларцом Господа Бога», огромный шприц с длинной иглой. «Ларцом» я называл устройство, которое помогло мне разрушить и создать заново сознание диверсанта.
Констанца заметила шприц:
– Это для меня?
– Нет, – ответил я, подходя к цистерне с дельфином. – Это для Слика. Старого доброго Слика, который много лет служил мне верой и правдой.
– Ты собираешься убить его?
– Уверен, что сейчас он расценит это как подарок.
Я откинул крышку цистерны и поморщился – омерзительная вонь раствора, в котором лежал дельфин, ударила в нос. Слик изогнулся вопросительным знаком; я ободряюще похлопал его по спине. Его кожа, когда-то гладкая и блестящая, как полированный камень, теперь походила на бетон.
Игла легко пронзила жировой слой дюймовой толщины. Слик снова дернулся, почти забился, но вскоре успокоился. В его глазу я видел лишь обычное равнодушие.
– Похоже, все.
– А мне показалось, что ты хотел убить меня. – В голосе Констанцы послышалось нервозное облегчение.
– Таким шприцем? – улыбнулся я. – Ты шутишь. Нет, тебе больше подойдет вот этот. – И я достал другой шприц, поменьше.
Вот и Пункт Назначения, думал я, держась за перила, ограждающие смотровую площадку «Сантьяго». Корабль находился в состоянии свободного падения. Пункт Назначения. Подходящее имя. Планета плыла у моих ног, словно зеленый бумажный фонарь с тускнеющей свечой внутри. Солнце системы 61 Лебедя А, то есть Суон, ярким не назовешь. Расстояние между ним и планетой невелико, но здешний дневной свет совсем не такой, как на Земле, – я помню картинки, которые показывал мне Клоун. Звезда Суон считается ярко-красной, но невооруженному глазу кажется белой. В этом нет ничего удивительного. Еще полтора века назад, до того как Флотилия покинула Солнечную систему, было известно, сколько энергии отбирает эта планета, двигаясь по орбите.
Все это время в недрах «Сантьяго», в одном из трюмов, хранилась вещь невозможной красоты – слишком дорогая, чтобы принести ее в жертву. Сейчас с ней работала бригада техников. Артефакт вынесли из звездолета, прикрепили к орбитальному грузовому буксиру и отправили за пределы гравитационного поля планеты, к точке Лагранжа, между Пунктом Назначения и Суоном. Там положение буксира будет откорректировано легчайшими импульсами ионных двигателей, после чего ему предстоит плавать в космосе веками. Во всяком случае, это предусматривалось моим планом.
Я перевел взгляд с осененной нимбом планеты на черную бездну космоса. Остальные корабли – «Бразилия» и «Багдад» – еще находились в пути. Текущие расчеты показывали, что они прибудут через три месяца, хотя определенная погрешность в вычислениях допускалась.
Это не важно.
Первая группа шаттлов уже совершила рейсы к поверхности планеты, сбросила множество грузовых контейнеров, снабженных радиомаяками. Через несколько месяцев мы сможем их обнаружить. Сейчас один из шаттлов спускался в атмосферу, дельтовидный силуэт был хорошо виден на фоне материкового «языка» в экваториальной зоне – географический отдел окрестил его Полуостровом. Подозреваю, через пару недель они придумают что-нибудь не столь буквальное.
Чтобы доставить на поверхность всех оставшихся колонистов, хватит пяти рейсов. Еще пять – для транспортировки экипажа «Сантьяго» и тяжелого оборудования, которое нельзя сбрасывать в контейнерах. «Сантьяго» останется на орбите – оболочка, не содержащая ничего полезного.
Двигатели шаттла выплюнули пламя, кораблик лег на расчетный курс, и я проводил его взглядом. Через пару минут я заметил у горизонта вспышку – шаттл входил в атмосферу. Значит, скоро он приземлится. На южной оконечности Полуострова уже был разбит временный лагерь, который мы решили назвать Нуэва-Сантьяго – решили уже тогда.