Город Бездны

Я бросился к креслу. Возможно, это последний шанс лишить Таннера преимущества.

Но он опередил меня. Я отлетел в сторону и рухнул спиной на пол; весь воздух с шумом вырвался из легких. Таннер наугад пнул пистолет, и тот, крутясь, скользнул в сумерки между золотистым пятном света и окружающей тенью.

Таннер дотянулся и выдернул нож из черепа Рейвича. Мономолекулярное лезвие блеснуло призматическими узорами, похожими на капли масла на воде.

Он не рискнет снова метнуть нож. Если промахнется, то останется безоружным…

– Тебе конец, Кагуэлла. И нашей истории тоже.

Его рука в перчатке небрежно поигрывала ножом. Другая потянулась в сторону Рейвича, описала полукруг, и Таннер выдернул из его глазниц оптические фидеры. За каждым проводком тянулись жгутики густеющей крови.

– Твоя история закончилась давно. – Я шагнул вперед, приближаясь на расстояние удара.

Он бил наотмашь; нож со свистом рассекал воздух. Лезвие превратилось в смертоносную серебряную дугу. Но воздух оно рассекало совершенно беззвучно, настолько четкими были движения моего противника.

– И что тебе это дает? – Таннер вытолкнул Рейвича из кресла, и хрупкое тело, укутанное в одеяло, свалилось на пол, точно мешок с сухой щепой.

– Не знаю, – сказал я. – Но мы с тобой слишком разные.

Я пытался рассчитать траекторию ножа, пытался сосредоточиться на воспоминаниях Таннера: может, его навыки ближнего боя сослужат мне добрую службу?

Бесполезно. Мне не удалось перехватить инициативу. У Таннера было преимущество: ему не требовалось усилий, чтобы вызвать эти навыки. Они давно превратились в рефлексы.

Наконец я ринулся вперед, надеясь поймать свободную руку и вывести его из равновесия прежде, чем нож достигнет цели.

Но я не рассчитал.

Боли я не почувствовал – только холод, когда лезвие полоснуло по коже. Я не рискнул опустить глаза, но и так было понятно, что нож рассек одежду на груди и мышцы, впрочем не настолько глубоко, чтобы рана оказалась смертельной. Лезвие даже не достигло ребер – мне здорово повезло. Но в следующий раз он прикончит меня, в этом можно не сомневаться.

– Таннер!

Это был не мой голос. Это кричала Амелия, стоявшая в стороне, почти неразличимая в сумраке.

Ну конечно. Для нее я по-прежнему был Таннером. Единственное имя, которым она может меня называть.

Пистолет Рейвича был у нее.

– Бросай! – крикнул я.

Она послушалась. Пистолет упал и еще несколько метров проскользил по полу. Драгоценная пыль, покрывавшая рукоятку, брызнула в разные стороны.

Увернувшись от Таннера, я бросился к оружию.

Я упал на колени, по инерции скользнул вперед, и рукоятка легла мне в руку.

Прилетел нож. Вскрикнув от боли, я выронил пистолет и увидел конец клинка, который торчал из моей кисти, словно парус яхты.

Таннер уже бежал ко мне, эхо его шагов терялось в глухом мраке помещения. У меня в глазах стояли слезы, но я перехватил пистолет левой рукой и попытался прицелиться.

Я выстрелил, отдача мягко толкнула в ладонь. Пуля прошла в паре дюймов от его головы, оставив в воздухе туманный след. Поймав цель, я снова нажал на спуск.

Выстрела не последовало.

Таннер обрушился точно таран и пинком отшвырнул оружие подальше. Он повалил меня, придавив коленями, точно уже победил, и сцепился со мной; я же пытался бить его ножом, который торчал у меня из ладони.

Наконец он поймал мою руку и улыбнулся. Он выиграл. И знал это. Ему оставалось лишь освободить нож и прикончить меня.

Краем глаза я снова увидел труп Рейвича. Его челюсть отвисла, остатки зубов поблескивали в золотистом свете.

Я вспомнил, как он постукивал ногтями по зубам.

И еще кое о чем вспомнил. О новшестве, которое Кагуэлла получил у хирургов-ультра, – более изощренном, чем ночное зрение, и тоже весьма полезном на охоте. Об этом приобретении я ни разу не говорил Таннеру Мирабелю.

Что толку охотиться ночью, если не можешь убить добычу сам?

Я распахнул рот шире, чем позволяла обычная человеческая анатомия. И почувствовал, как глубоко в нёбном своде напрягся неизвестный мне ранее мускул. Потом в челюсти что-то безболезненно хрустнуло.

Уцелевшей рукой я обхватил голову Таннера и повернул ее лицом к себе, прежде чем он успел извлечь нож. Он думал, что нож ему поможет!

Таннер заглянул мне в рот и увидел то, что там скрывалось.

– Ты покойник, – сказал я. – Как видишь, я позаимствовал у змей не только зрение.

Я чувствовал, как набухают железы, подавая яд в тончайшие каналы, просверленные в моих искусственных клыках.

Я прижал к себе Таннера – так последний раз перед долгой разлукой обнимают брата.

И глубоко прокусил ему шею.

Эпилог

Я долго стоял и смотрел в окно.

Наверное, женщине, сидевшей у меня в кабинете, показалось, что я забыл о ее присутствии. В высоком, от пола до потолка, окне отражалось ее лицо. Она глядела на меня, ожидая ответа на свой вопрос. Я не забыл ни о ней, ни о вопросе. Просто размышлял: каким образом все то, что когда-то казалось бесконечно чужим, теперь выглядит таким привычным?

Город не слишком изменился с тех пор, как я прибыл сюда.

Что ж, так и должно быть.

Дождь, падавший с Москитной Сетки, хлестал по стеклам тугими косыми струями. Говорят, в Городе Бездны дождь не прекращается. Должно быть, это правда, но есть нюансы. Бывает, он сыплется прозрачной нежной моросью, которая больше похожа на туман – холодный, чистый, как в горах. А в другое время, когда вокруг Бездны открываются паровые дамбы, вызывая перепады давления по всему Городу, он хлещет кислотными плетьми.

– Господин Мирабель… – произнесла женщина.

Я отвернулся от окна:

– Извините. Захватывающий вид… На чем мы остановились?

– Вы рассказали о том, как Небесному Хаусманну удалось…

К этому времени она успела прослушать основную часть истории, которой мне хотелось поделиться со всеми. Я верил, что Небесный покинул свое убежище и начал новую жизнь под именем Кагуэллы. Наверное, это странно – то, что я рассказываю о таких вещах. Тем более странно, что я рассказываю человеку, который пришел устраиваться ко мне на работу. Но, во-первых, женщина мне понравилась, а во-вторых, выказала редкое желание выслушать. Мы выпили несколько бокалов «Писко» – она тоже была родом с Окраины Неба. Словом, время пролетело незаметно.