Город, где стреляли дома
Шрифт:
— Я тоже… прячусь, — девичий голос звучал мягко, доверительно.
— Как вы попали сюда?
— Случайно, — объяснил голос из тьмы. — Вчера попала в облаву, испугалась, что немцы в Германию погонят, и сюда, к церкви. Тут старичок подвернулся: не то сторож, не то дьячок. Спрятал. Здесь, говорит, ты как у господа бога за пазухой. И тряпья подбросил, чтоб не замерзла.
— На какой вы улице живете? — поинтересовался Вася.
— На… На Советской.
«Она, наверное, не брянская», — подумал Вася. И тут вспомнил, что немцы разыскивали парашютистку.
— Вы не здешняя? Да не бойтесь, я свой.
Познакомились, сели рядом, разговорились. Она с Поволжья, из города Энгельса. Зовут Лизой. Лизой Браудер. Когда началась война, пошла на курсы радисток. Хорошо владеет немецким.
— Теперь я Лиза Быкова. Фамилию пришлось сменить.
Они говорили долго, до рассвета.
— Ну, а теперь пошли отсюда, — сказал Вася.
Через четверть часа они уже были на улице Третьего июля. Анастасия Антоновна сразу увела Лизу на кухню умываться. Вася тем временем рассказал Якову Андреевичу о случайной встрече с девушкой.
— Считаешь, что знакомство ваше не подстроено немцами?
— Провокация здесь исключена.
— Тогда пусть живет у меня, — предложил Яков Андреевич.
— И еще у меня к вам есть просьба, — Вася с надеждой посмотрел на Якова Андреевича. — Кого бы в Корюк продвинуть. Девушка нужна. Приказ Дуки.
Яков Андреевич легонько щелкнул Васю в лоб:
— Э-э-э, голова садовая, привел нужного человека и голову морочишь.
Провокация
В театр заявились Газов и Нина Круковская, агенты абвера. По приметам определили парня, который с независимым видом прошагал на улице мимо Жуковского и был им заподозрен. Отозвали в сторону и, разыгрывая на лицах испуг, сообщили:
— Мы партизаны. Гестапо идет по нашим следам. Ради бога, спрячьте…
Егоров растерялся. Шла репетиция, в театре все знают друг друга в лицо. Как же помочь товарищам? А вдруг это провокация?
— Право, я не знаю… — сбивчиво проговорил он.
Газов подошел вплотную к Егорову:
— Вот мой партбилет.
Егоров взглянул на фотокарточку и на лицо Газова. Похож.
— Нам только бы оторваться от них. Мы сразу уйдем в лес, вас не обременим, — с мольбой просила девушка, вытирая платочком слезы.
— Она ж не выдержит пыток! — с отчаянием сказал Газов. — Погибнут люди…
На улице послышался шум. Газов схватил за руку Круковскую, и они заметались по фойе.
Нервы Егорова не выдержали. Он забыл про осторожность. Спрятал «партизан» за ширму. Когда шум, устроенный тем же Жуковским, стих, Газов и Круковская выбрались из своего убежища. Егоров попросил их не спешить.
— Кончится репетиция, я сам вас выведу из города.
В этот день, как на грех, Филину понадобился Егоров. Он вступил в подпольную организацию недавно. И пока выполнял одно-единственное поручение — вместе с Егоровым и Марковым выводил в лес военнопленных. Как электромонтер, он имел пропуск и мог появляться, где угодно и когда угодно. Филин ожидал Егорова у
театра. И вот он появился. Но что это? Егоров вышел в компании потаскушки Круковской и незнакомого парня. О чем говорят? О зеленом хозяйстве, Федюшиной. «Провокаторы!» — мелькнуло у Филина.— Егоров, беги!.. Беги, Егоров! — закричал он.
— Ловите его! — заорал Газов, указывая на Филина.
Агенты бросились за Филиным, но тот исчез.
Взбешенный неудачей, Газов велел увести Егорова в тюрьму. А сам поплелся к Жуковскому, ожидая хорошей нахлобучки.
— Дурак! — ругал его Жуковский. — У меня чутье! Я сразу понял, что в театре клубок, — хвалился он. — А ты, растяпа…
Но услышав про зеленое хозяйство и Федюшину, простил Газову оплошность в театре.
Жуковскому же страсть как хотелось перед Крюгером выслужиться. Он быстро переоделся, загримировался, приклеил черные усики, сунул в карман брюк пистолет. Приехав в зеленое хозяйство, он вызвал Федюшину. Вышла миловидная девушка, почти подросток. Жуковский решил идти напролом. Он показал ей партизанское удостоверение.
— Я послан к вам из отряда для связи.
— Это не ко мне, а к сестре, — ответила девушка. — Она сегодня дома.
— Какой адрес?
— Улица Ляпидевского, 18.
Разговор сестры Федюшиной с Жуковским подслушал бухгалтер зеленого хозяйства и, решив заслужить похвалу новых властей, позвонил начальнику уголовной полиции Пиотровскому. Тот, разумеется, тоже захотел показать, что уголовная полиция может хватать не одних только воров, но и коммунистов.
…Едва Жуковский переступил порог дома на улице Ляпидевского, как удар кулака сшиб его. «Партизанская засада», — мелькнула у Жуковского мысль. Дрожащей рукой он выдернул из кармана пистолет. Полицейские, завидев оружие, озверели. Они топтали его сапогами, били по голове.
Тем временем Пиотровский сообщил фон Крюгеру, что пойман опаснейший диверсант.
— Немедленно доставить ко мне! — приказал капитан.
Когда подъехали к Корюку, Жуковский очнулся, но сразу не сообразил, что с ним происходит. Шатающегося, обезображенного побоями, его ввели к фон Крюгеру. Наметанный взгляд капитана сразу опознал своего помощника. Резким движением фон Крюгер сорвал с Жуковского фальшивые усы.
— Комедианты! — фон Крюгер затопал ногами. — Прочь!
Досталось всем: и Пиотровскому, и агентам, но особенно Жуковскому — из кабинета фон Крюгера его унесли на носилках.
В каждом русском — Сафронова
Капитан фон Крюгер собирался выехать на Брянск-первый, чтобы по случаю дня рождения фюрера кутнуть в ресторане вокзала. Надел парадный мундир с орденами, подошел к зеркалу, потрогал складки сухой кожи у рта. Капитана пугала надвигающаяся старость. В пятьдесят пять лет он не имел ни кола, ни двора. Жил будущим. Надеялся, что Гитлер присовокупит к дворянскому званию дворянское поместье. А пока он старательно набивал домашний сейф золотыми вещами и с нетерпением ожидал конца войны.