Город, где стреляли дома
Шрифт:
— Вы бы, Михаил Ильич, сказали лучше, когда в разведку пошлете.
— Отдохнешь малость и пойдешь…
— Чур, вместе! — вмешалась Ольга, словно речь шла о завтрашнем дне.
— А эту ошибку, — Ларичев показал на орден, — исправят. Не сейчас, так после.
Первого мая девушки отряда собрались вместе. С наслаждением вспоминали довоенные майские дни, друзей, знакомых.
— Мне совсем не нравятся ваши кислые физиономии, — возмутилась Фомина. — Споем, что ли?
И, не дожидаясь согласия, взяла на себя
— Начинаем концерт! Выступает заслуженная артистка… это я сама.
Голос у Веры звонкий, мелодичный.
Эх, леса вы мои, Леса Брянские, Охраняют вас отряды — Партизанские!Фомина топнула ногой и еще громче запела частушку.
Расскажи-ка, Брянский лес, Расскажи, Десна-река, Как бьют немцев партизаны Под командою Дуки.В разгар импровизированного концерта Ольга спохватилась: исчезла Валя. Бросилась разыскивать подругу и вскоре увидела ее на просеке.
— Валя! — крикнула Ольга.
Та услышала, но посмотрела совсем в другую сторону. Ольга окликнула ее еще раз, но Валя почему-то никак не могла понять, откуда доносится голос. «Она не ориентируется на звук», — догадалась Ольга.
Дука, узнав об этом, страшно расстроился.
— Может, пройдет контузия?..
Но кто на это мог ответить?
А Валя каждое утро спрашивала:
— Подросли, девочки, у меня волосы?
— Подросли, еще бы! Скоро можно будет косы заплетать. А там и шрам рассосется, — обнадеживали они Валю.
Вскоре отряд отправился на новую стоянку, к берегам Болвы. Там начинался Дятьковский советский район, образованный в тылу врага. Ольга шагала рядом с Валей и без умолку болтала, пытаясь рассеять тревогу и грусть подруги.
Брянск вызывает Москву
Ранним майским утром Жуков пошел на огород вскапывать землю. Его квартирная хозяйка Анна Андреевна Рыжкова с Галей Губиной перебирали картошку.
— Напрасно мы потеем, — Жуков с силой вогнал в суглинок лопату. — Какая без навоза картошка.
— Навоза не достать!.. — Рыжкова не договорила. К калитке подошли две незнакомые девушки.
— Вам кого?
Та, что постарше, замялась. Зачем-то открыла и закрыла сумочку. Помоложе, тонкая и гибкая, с бойким взглядом, спросила:
— Вы Жуков?
— Я.
— Мой дальний родственник, кажется, живет здесь?
Это был пароль.
— Нет, он выехал, ваш родственник, — отозвался Евгений и пригласил девушек в дом.
Гостьи оказались парашютистками Западного фронта. Старшая назвалась Дусей Лантуховой, а ее подруга — Раей Борзенковой. Они просили сведения о движении эшелонов через узел Брянска-второго.
— Галя, —
позвал Жуков Губину, — поухаживай за гостями, я скоро вернусь.Жуков незаметно скользнул взглядом по улице. Небрежной походкой прошел мимо полицейских, судачивших на лавочке, мимо женщин, шепчущихся о чем-то, и свернул к базару. У входа на базарную площадь, перед деревянным щитом с картой, утыканной флажками, остановился. Несколько зевак, задрав головы, смотрели, как молодой немецкий офицер, весело насвистывая, переставлял флажки за Дон, восточнее Ростова.
— Казак капут. Кавказ капут. Москва капут! — напыщенно объяснял он.
Подошел Иванов, худощавый, на вид совсем юноша.
— А ведь палка о двух концах.
— Тише ты, — шепнул Жуков.
— Голос у меня такой — не гнется. А палкой с двумя концами мы, дровосеки, называем тонкое полено. Им можно ударить любого, хоть и тебя, смотря за какой конец взяться.
Офицер громко захохотал:
— Гут!.. Гут!..
Офицер не заметил, как Жуков перемигнулся с Ивановым. Офицеру не до Жуковых. Он думает, что война скоро кончится.
А она, война-то, и возле самого офицера. Сейчас Жуков и Иванов, потомственные железнодорожники, разойдутся у карты в разные стороны, а через некоторое время опять встретятся.
Жуков сообщит о парашютистках.
— Теперь на два фронта будем работать — на Брянский и Западный.
— На три, — поправил Иванов. — Партизаны — тоже фронт.
Иванов — руководитель пятерки. В пятерке семнадцатилетние ребята Иван Кулик и Миша Батюков, девушки — Дуся Цыпляева и Люба Сафронова. Через Обухова Иванов установил связь с Яковом Андреевичем. Раз в неделю на улицу Третьего июля группа передавала все, что разведывала, добывала. Таких пятерок в Брянске было много. К весне тысяча девятьсот сорок второго года в них действовало более четырехсот подпольщиков. Степанов, Черненко, Васильев и Жуков держали в своих руках нити ко всем патриотическим группам.
«Верховному Командованию нужны точные сведения о движении фашистских войск на юг», — это задание передавалось из уст в уста. В тайники, созданные в разных концах города, доставляли лаконичные записи: «Эшелон с танками проследовал тогда-то, во столько-то часов… Танков 50. Чайка». Это от Алексея Мосина. «Механизированный полк на открытых платформах отправился на Орел. Коля». Работа врача Золотухина. «Ежедневно проходит три состава с горючим, в каждом по сорок цистерн. С девяти до двенадцати часов. Больной». Это постарался Обухов, — определял Жуков.
От Петра Лебедева в тайник поступил график движения эшелонов, добытый Карлом Вернером.
— У диспетчеров потребовали прогонять за сутки сорок поездов, — сказал Иванов. — И большинство — на юг.
Общими усилиями подпольщиков было установлено, что оба брянских железнодорожных узла перекачивают от пяти до двадцати тысяч солдат ежедневно. К тому же много военной техники. Все эти сведения шли в Москву, в штаб партизанского движения, в разведотдел Брянского фронта.