Город голодных теней

Закрыть не успела — наткнулась на бывшего.

Тот аж подскочил от счастья.

— Ты где шлялась, шалава! Ты видишь, сколько времени, дура?!

— Витьк, а ты тут при чём? — недобро поинтересовалась Тася и, не оглядываясь, толчком послала дверь назад, чтобы замок захлопнулся. — Я ж вроде как не жена тебе?

На дверь не оглядывалась, потому что стремительно оценивала обстановку: в приоткрытую дверь комнаты бывшего виднелись ещё две распухшие от пьянства физиономии; из кухни доносились жуткие запахи перегоревшей картошки — Витька опять залез в НЗ! И — последний штрих: дверная ручка её комнаты висела на соплях. Рвался к ней в комнату?!

— Детей в деревню отправила, чтобы валандаться со всякими! — продолжал бушевать бывший, и Тася начала понимать, что дело не в том, что она вернулась поздно, да ещё не ночевала перед этим дома. Виктор продолжал орать, весьма бездарно изображая защитника невинных детишек, чья мать превратилась в проститутку, а Тася медленно, но верно приближалась к мысли, что нужно бежать на кухню и смотреть, что там этот ирод ещё выдрал и продал. А распалённый собственным криком, бывший всё наскакивал на неё, молча приглядывавшуюся к нему, а к двери его комнаты подходили нынешние его дружки — да уж, не такие презентабельные, как были ранее…

Бывший вдруг задохнулся на половине вопля.

Тасе показалось — спину ей опахнуло сквозняком, а потом на автомате подумалось: странно, вроде она стоит на месте — откуда впечатление, что за спиной (шагу назад даже не ступить!) крепкая стена? Потом увидела: бывший, до боли тараща глаза, набухшие кровяными жилками, смотрит не на неё, а мимо. И выражение праведного гнева на лице быстро вытянулось в ужас.

— Возьми все вещи, которые тебе понадобятся на время работы, и документы на понедельник, — сказал за спиной Влад. — Собери. Я подожду здесь.

В квартире стало тихо-тихо. Потом хлопнула дверь в комнату бывшего.

Первым делом Тася ринулась в кухню.

Ну!.. Ну что за человек!! У неё даже руки опустились. Унёс кому-то продать обыкновенные суповые тарелки и каждодневно используемые чашки.

В комнате бывшего затихарились. Только раз что-то грохнуло, да минуты через три громко прокатилась по полу пустая бутылка, резко остановленная.

Тася потратила минут десять, чтобы перетаскать из кухни в свою комнату всё, что ещё может пригодиться. Она открыла дверь в комнату, благо что муж смылся в свою мгновенно, а после первой ходки ей помог Влад: она собирала — он относил. Напоследок, повертев в руках сковородку, на которой чёрная сажа жирным порошком обсыпала поверхность, когда-то крашеную, металлическую, скептически поразглядывав дно, к которому прилипли чёрные пятна, Тася подумала-подумала и вынесла из своей комнаты несколько пакетов с крупой. Пшёнка и рис. Вытащила самую задрипанную кастрюльку, чтобы не жалко было, если что, и поставила рядом с плитой. Жрать захочет — кашу сварит. Это он умеет. Если не слишком пьяный.

Влад покосился на крупу, но ничего не сказал. Ждал терпеливо.

Из её комнаты он вынес две сумки, а Тася — большой пакет с вещами. Было несколько странно — идти за ним, как будто так и надо. И почему-то никакого стеснения. Может, потому, что он сам за нею вернулся?

Уже на лестничной площадке Тася встала перед дверью закрыть её и замерла. Слаб ли Виктор? Как спросить об этом у Влада? Найдёт ли она, Тася, в следующий раз бывшего мужа живым? Не вернётся ли она к открытой настежь двери квартиры, из которой ворьё вытащит всё, пока хозяев нет? И горько усмехнулась. Последняя мысль — значит ли она, что квартира дороже бывшего, его жизни? Грустно — с этими мерилами…

Они спустились к его машине. Влад устроил её пожитки в багажнике и молча же сел за руль. Ожидая его, Тася поглядывала на плохо видное в городских огнях ночное небо, инстинктивно сутулясь, потому что эхом слышала слова Влада: «… зеркальный город натягивается на наш, как перчатка». Наконец, повозившись с ремнями, Тася села, откинувшись на спинку и сосредоточенно думала: «Это только на время, пока работаю с Владом. В конце июля, до сентября, надо будет вернуться в свою квартиру. Плохо одно: отмывать там всё придётся-а…»

Город мчался мимо них, время от времени застывая на перекрёстках. Свет из магазинов, офисных зданий и домов, а также равномерный — фонарей растягивался и размножался в огненные и светлячковые кляксы. К этому свету Тася теперь жадно присматривалась, хоть и понимая, что промелькнувших теней, если они сейчас в городе, она не отследит, но — а вдруг?..

О том, что переезжает, о том, что недавно хотелось прибить бывшего, она забыла напрочь. Сейчас её суеверно интересовали лишь тени из зеркального города. Один раз, взглянув на собственные руки, она вдруг словно вынырнула из странного впечатления, что заворожена мыслью: а если она всё-таки различит те тени, которые сейчас шныряют по городским улицам, выискивая очередную жертву? А если жертва уже покорно идёт, ведомая тенями, к тому порталу, которого Владу не отыскать, потому что межгородское пространство, как однажды он выразился, просто продырявлено этими порталами?.. Тася вздохнула и снова уставилась в проезжающий мимо неё город…

Это пространство между двумя мирами ей представлялось прозрачной тончайшей тканью, которое тени пробивают, простреливая его насквозь. Почему Влад не может найти эти миниатюрные порталы? Он же сильный! Или он в качестве экстрасенса, как говорят, специализируется на другом?

— … Тася.

— А? Что?

— Мы приехали.

Он не стал спрашивать, задумалась ли она. Открыл ей дверцу и вышел сам. Крепко взял за руку и, неся в другой руке все её пожитки, сопроводил к подъезду. Не сразу опомнившаяся, Тася уже возле его квартиры подняла брови: он — что, боится, что она сбежит? Или так обеспокоенно воспринял её, заглядевшуюся на улицы?

Пока она снимала босоножки в ярко освещённой (кажется, она теперь всегда будет обращать внимание на это?) прихожей, Влад отнёс сумки к ней в комнату, а вернувшись, безапелляционно велел ей:

— Умылась, переоделась — и спать. У меня нехорошее предчувствие.

Тася открыла рот спросить, что значат его последние слова, но решила, что лучше прислушаться к его команде. Не повиноваться его тяжёлому взгляду было трудно. Да и не хотелось быть строптивой именно сейчас, когда тело ноет от усталости, хоть вроде ничего и не было такого тяжёлого за всё это время ни в зеркальном городе, ни в своей квартире — даже в начале разборок с мужем. Вспомнив о муже, Тася невольно улыбнулась, горячо благодарная Владу, что он вернулся за нею. Смогла бы она поспать дома спокойно, когда в комнате бывшего горланит банда алкашей? Вопрос риторический… Чуть не шаркая ногами, словно отяжелевшими от одной мысли хозяйки, что сейчас будет наконец долгожданный отдых, она пошла в «свою» комнату, таща сумку с личными вещами… Уже лёжа в постели вспомнила, что не позвонила матери и детям. Поколебавшись, открыла телефонную книгу и чуть не шёпотом извинилась:

— Мама, прости — я поздно.

— Ничего, — бодро ответила мама. — Я сейчас кино досмотрю — и спать. Так что вовремя. Как у тебя дела? Всё нормально?

— Если учесть, что я легла спать раньше тебя, наверное, да — всё нормально.

Мама быстро пересказала события дня, пожаловалась на Артёмку, который упал с крыши сарая, похвалила Катюшку, которая нашла новое куриное гнездо на сеннике и набрала там много яиц, рассказала, как с детьми ходила на речку купаться и загорать, и распрощалась. У Таси хватило сил положить мобильник под кровать, свесив руку, и сон сомкнул её отяжелевшие веки.

… Просыпаться было трудно. Она и спала — видя какие-то странные сны, отчего и понимала, что спит. И бодрствовала, слыша, как за стеной, у соседей Влада, громко и ругаясь «разговаривает» телевизор. Наверное, фильм какой-нибудь смотрят.

Два нудно тоскливых звука ворвались в её сон по нарастающей — сиреной скорой помощи. Они пробивались, ехали в коридорах её беспорядочных снов, пока не превратились в дурную явь, настойчиво будя, вырывая, выдирая из того глубокого сна, из которого просыпаешься чуть не со слезами.