Город падающих ангелов

Библиотекари фонда Кверини Стампалья были, однако, вполне удовлетворены приобретением библиотеки Стефани, включавшей шесть тысяч восемьсот книг – по большей части сочинений малоизвестных местных поэтов. Это было самое большое собрание такого рода. Что касалось сочинений самого Стефани, то библиотекарь Неда Фурлан сказала, что их трудно оценить с литературоведческой точки зрения, потому что его стихи до сих пор не были предметом научного исследования. «Он был хорошо известен в Венеции и в стране в целом, а некоторые его стихи действительно прекрасны, – сказала она, – но при жизни он никогда не казался исключительным. Пока об этом рано говорить. Необходима временна`я дистанция, с которой и предстоит объективно интерпретировать его творчество».

Между тем наследник Стефани два года спустя после его смерти продолжал бесплатно работать на своих родителей в магазине овощей и фруктов, ежедневно вставал в половине пятого утра и – как и раньше – жил в однокомнатной квартире с женой и теперь уже с двумя детьми. К ремонту квартиры Марио супруги так и не приступили.

– Никола все делает не спеша и постепенно, – сказала мне Кристина Беллони. – Он заплатил специалистам, которые работали с наследием Стефани, и благодаря этому они смогли воссоздать образ Марио как поэта, писателя, критика и как гомосексуалиста – он был одним из первых, кто открыто признался в своей сексуальной ориентации; специалистам также удалось сохранить его коллекцию эротической литературы.

Через некоторое время после вступления в права наследства Никола Бернарди заказал каменное надгробие на могильную нишу Стефани на кладбище острова Сан-Микеле. Потом он попросил людей, работавших с бумагами поэта, подобрать подходящую цитату из его произведений для эпитафии. Специалисты нашли текст одной из речей, произнесенных Стефани, и Никола выгравировал ее на камне: «Я хочу, чтобы меня запомнили не столько как поэта, сколько как человека, который любил других».

Протесты Альберта Гардина и его обвинения по поводу причин печальной смерти Марио Стефани в конце концов стихли и превратились в невнятное ворчание. К 2003 году он полностью переключился на участие в шумных дебатах, связанных с установкой восьмифутовой статуи Наполеона, которая была подарена городу Французским комитетом через ведомство по защите наследия Венеции. Одни считали, что памятник надо принять, потому что Наполеон был частью венецианской истории – как бы ни оценивали его роль в ней. Другие, и к ним принадлежал Альберт Гардин, яростно возражали, называя Наполеона террористом, грабителем, предателем, варваром и вандалом. Эта антинаполеоновская партия призывала даже привлечь Наполеона к суду посмертно, то есть к проведению некоего подобия Нюрнбергского трибунала.

Однажды я шел по Калле-дель-Скалетер, и мне вдруг пришла в голову идея зайти к Гардину и поговорить с ним о споре вокруг Наполеона. Подойдя к магазину винтажной одежды, я заметил голову Гардина, торчавшую из-за шляп и коробок, и уже поднял руку, чтобы открыть дверь, когда увидел нечто, буквально пригвоздившее меня к месту. Справа от двери на стекле витрины было написано «Винтажная одежда; распродажа шляп и шалей», причем текст был начертан уже знакомым мне синим фломастером.

Глава 14 Повторное посещение ада

Лаура Мильори стояла в одном из помещений «Ла Фениче» и смотрела на закопченные, покрытые черной сажей стены. Шел январь 2000 года, после пожара минуло уже четыре года, а у «Ла Фениче» до сих пор не было крыши. Зал театра представлял собой малоприглядную яму. Синьорина Мильори знала, что под слоем грязи на стенах этого зала – зала Данте – сохранились остатки фресковой панели, изображавшей среди прочего Inferno [46] . Синьорину Мильори пригласили сюда как реставратора для восстановления того, что осталось от шести фресок этого зала – сцен из «Божественной комедии».

46

Ад (ит.).

– Повреждения причинены не только пламенем и дымом, – сказала она. – Пожарные использовали для тушения воду из мелкого канала, поэтому в течение многих часов фрески подвергались воздействию грязной соленой воды. Надо еще вспомнить, что без крыши ничто несколько лет не защищало стены от дождей.

– С чего вы начнете? – спросил я. Почерневшие стены были покрыты маслянистой пленкой.

– Первое, что мы должны сделать, – ответила она, – даже до смывания грязи, – это сохранить фреску. Местами фреска отделилась от стены; между ее отслоившимися частями и стеной образовался просвет толщиной около сантиметра. Для начала мы покроем фреску тонкой японской бумагой, чтобы предохранить штукатурку от падения. Потом впрыснем под слой росписи немного штукатурки, чтобы заполнить пустоты и прикрепить фреску к стене. Сделав это, мы удалим бумагу и возьмем пробы краски. Потом, собственно, и начнется процесс очистки – грязь мы будем отстукивать лопаточками, пропитанными дистиллированной водой, смешанной с различными веществами. Никто на самом деле не знает, что мы там обнаружим, потому что двадцать пять лет назад фрески были закрыты картинами Вирджилио Гвиди. Все это время фресок никто не видел, а фотографии, которые нам удалось найти, оказались старыми и нечеткими.

Лаура Мильори не могла немедленно приступить к реставрации. Все работы в «Ла Фениче» были остановлены в феврале 1998 года, когда суд отменил контракт с фиатовским «Импреджило» через восемь месяцев после начала работ. Контракт был отдан компании, занявшей на конкурсе второе место, – «Хольцман – Романьоли», но начало работы задерживалось приобретением частных апартаментов, одобрением планов и запутанными переговорами по заключению контракта. Только по прошествии шестнадцати месяцев строительные работы были наконец возобновлены, и с самого начала все пошло не слишком хорошо.

Споры возникали из-за денег, сроков и изменений в планах строительства – этих изменений требовал город. Затем в ноябре 1999 года, через пять месяцев после возобновления работ, «Хольцман», немецкая часть компании «Хольцман – Романьоли» объявила, что находится на грани банкротства.

«Филипп Хольцман АГ» была одной из крупнейших строительных компаний в Европе, и новость о ее финансовой несостоятельности обрушила стоимость акций на 90 процентов на немецком фондовом рынке. Венецию охватила паника. Канцлер Герхард Шредер провел экстренные заседания парламента и собрал 50 миллионов долларов финансовой помощи «Хольцману». Это успокоило Венецию, но лишь немного. Темп строительных работ продолжал отставать от графика. Сроки окончания были сдвинуты один раз, потом второй. Археологические находки под фундаментом «Ла Фениче» – два колодца, арка и колонна – вызвали еще одну задержку. «Хольцман – Романьоли» требовала больше денег и очередной отсрочки, но муниципалитет отказал.

В мае 2000 года работы снова остановились из-за проблем с установкой нового крана; мэр Каччари не стал выдвигать свою кандидатуру на следующих выборах. Венеция выбрала нового мэра – Паоло Касту, экономиста национального масштаба, который прежде был министром общественных работ и ректором Университета Ка-Фоскари. Седовласый, в профессорских очках и обманчиво мягкотелый мэр Коста храбро ступил обеими ногами в трясину «Ла Фениче». Он совершил беспрецедентный шаг – попросил назначить его главой комиссии по восстановлению театра, что сделало его ответственным как за успех, так и за неудачу проекта. Коста поставил на кон свою должность и репутацию, и очень скоро обнаружилось, что ситуация складывается отнюдь не в его пользу. Вскоре после избрания он неожиданно нагрянул с инспекцией в «Ла Фениче» и увидел на строительной площадке всего одного человека.

Коста пробыл мэром шесть месяцев, когда два десятка сотрудников «Ла Фениче» погрузились в большую транспортную лодку и, шумно протестуя, проплыли по Гранд-каналу. Это произошло 29 января 2001 года, в пятую годовщину пожара. Демонстранты пели, скандировали лозунги и размахивали плакатами, на которых было написано: «Com’era, dov’era, in quale era?» («Как было, где было, но когда?»), или, буквально «в какую эру», так как по-итальянски «era» означает и «было», и «эра». Они причалили к зданию ратуши, Ка-Фарсетти, где к ним присоединилась сотня других демонстрантов со свистками, рожками, колокольчиками и картонной моделью театра «Ла Фениче», из которой во все стороны валил дым. Из громкоговорителей звучала оперная музыка. Толпа пела арию Манрико «Di quella pira» [47] из «Трубадура» Верди, в которой тенор поет: «Ужасное пламя погребального костра пожирает меня. Трусы, разметайте его, или я потушу его вашей кровью… К оружию! К оружию!»

47

Букв.: «Из этого костра» (ит.). Обычно переводится: «На том погребальном костре».

Коста проанализировал состояние «Ла Фениче»: позади осталось 60 процентов отведенного на реставрацию времени, но было выполнено всего 5 процентов работы. Не были закончены работы с фундаментом, а компания «Хольцман – Романьоли» просила все больше времени и больше денег. Коста был убежден, что если он не предпримет решительных действий, то погрязнет в спорах о сроках и деньгах еще на пять лет. Он объявил компании-подрядчику, что расторгает контракт. Все были уволены. Фирме дали тридцать дней на демонтаж оборудования. В противном случае власти города грозили его конфисковать.