Город пропащих
Шрифт:
– Федор, - говорит она, когда они трогаются с места, - где бы поставить машину поближе к ГУМу? Мне надо туда за косметикой в ирландский шоп. Буквально на пять минут.
"Вот оно...
– думает Федор.
– Выходит, назначили свидание в ГУМе. Меня в машине оставит, а сама..."
– Машину поставим, - отвечает он.
– Но вас одну я не пущу. А случится что? Вон как на вас пялились на Арбате.
– Ничего не случится. Я прихватила старенький пиджачок. Буквально на пять минут, Федор.
– В голосе ее звучат заискивающие нотки, но изнутри прорывается злость.
– А если за ним следят?
– лепит наотмашь Артюхов.
–
Елена смотрит на Федора с ужасом.
– Значит, вы все знаете?
– лепечет она.
– Все не знаю, но догадываюсь, - отрицает он.
– Вместе пойдем. Я ваш разговор подслушивать не буду. Короче, сказал: вместе. Хоть по сторонам посмотрю.
– Федор, Федор...
– шепчет Елена с отчаянием. Но ему ее не жаль. Он думает, какую туфту следует гнать Аджиеву, если их засекут.
Они ставят машину у гостиницы "Москва" и идут через многолюдную площадь к переходу у метро "Площадь Революции".
– Слушайте, - зло шепчет Федор.
– Я даю вам десять минут. Десять. Смотрите на часы, пока будете говорить. Я предупредил. Иначе все выложу хозяину. Мне моя голова еще нужна. Обратно уходите той же дорогой. Сразу к машине. Ясно? Есть я рядом или нет меня - идете прямо к машине. Ни шага в сторону. Это - без юмора, Елена Сергеевна.
Она кивает, кутаясь в пиджачок, хотя на улице жарко.
У фонтана в небольшой толкотне Федор еще издали замечает высокую фигуру Раздольского в матерчатой шляпе и с какими-то газетами в руках.
"Замаскировался, едрена вошь", - злорадно хмыкает Федор. Елена подлетает к любовнику. Федор не видит ее лица, но по походке чувствует, как она счастлива.
Артюхов в некотором отдалении рассматривает витрины шопов, затем подходит к девушке, торгующей с лотка сладостями. Но глаза его лихорадочно обшаривают пространство вокруг парочки, выхватывая каждого из проходящих и стоящих там, где стоят, держась за руки, Елена Сергеевна и Раздольский. Они говорят не переставая, а Федор, как локатор, прощупывает пространство и людей, находящихся в нем.
Проходит пять минут. Семь... В сверкающей витрине магазинчика напротив Артюхов замечает мужское лицо. Оно устремлено прямо на Елену. Лампы подсветки делают его похожим на маску. Человек как будто пытается понять по губам, о чем говорят высокий мужчина и женщина в нелепом полосатом пиджачке.
Федор непроизвольно вздыхает и чувствует, как пот медленно начинает стекать из-под мышек. Разумеется, он ждал этого. Иначе и быть не могло. Кретин Раздольский, этот жалкий адвокатишка, обосрался по уши. Он привел "хвост", гнида, и не заметил этого. Влюбленный мечтатель, идиот.
Федор встает так, чтобы его не было видно с того места, где за витриной прячется "топтун".
Десять минут. Пошла одиннадцатая. Елена с трудом отрывается от Раздольского и идет, не оглядываясь, чуть-чуть качаясь на высоких каблуках, через жиденькую толпу к выходу. Ефрем Борисович мгновение смотрит ей вслед, а затем поворачивается в противоположную сторону.
Федор влетает в магазинчик и сталкивается прямо в дверях с тем, кто следил за Еленой и Раздольским.
– Ты аджиевский?
– Федор хватает его за плечи. Человек смотрит на него сначала недоумевающе, а потом скалит рот в угрожающей гримасе. Маленький такой человек, в сером костюме, незаметный хмырь.
– Аджиевский.
– Федор кивает утвердительно.
–
Федор говорит без умолку, а сам тащит человека подальше от фонтана, от людей, к переходу на соседнюю линию.
– Слышишь? Немедленно доложи... Киллера... Завтра утром, когда с дачи поедет, шофер подкуплен.
Человечек ошеломлен, он смотрит на Федора с недоверием и пытается оторвать его железные пальцы от пиджака.
Вот переход на соседнюю линию. Лестница. Какая-то одетая в черное старуха спускается вниз. Федор прижимает человечка к стене. Следующее его движение неуловимо. И смертельно. Жертва даже не успевает заметить ножа, профессионально ныряющего в левое подреберье. Ни звука. Лишь короткое "ах" и открытые глаза, которые уже не видят Федора. Но его уже и нет здесь. Крик старухи взрывает за его спиной праздничный гомон торжища:
– Уби-ли-и!
А Федор далеко. Руки в карманах. Стремительная походка. Кажется, и на этот раз он Аджиева обыграл. На этот раз.
– Что с вами? Господи! Кровь...
– Елена чуть не плачет, глядя на плюхнувшегося рядом с ней на сиденье Федора.
– С Ефремом что-то случилось? Говорите же!
– Какая вы дура, Елена Сергеевна, - с отвращением говорит Артюхов.
– Трогайте же, да на дорогу получше смотрите, а то и здесь влипнем...
Федор вытирает правую руку носовым платком, поплевав на него. Женщина заводит мотор, и автомобиль, пятясь, выбирается со стоянки.
Артюхов выбрасывает из окна платок в ближайшую урну.
– Надо мне это было?
– говорит он, пожимая плечами.
– Ради вас и вашего еб..., о, простите, дружка... Да...
Федора одолевает нервный смех.
– А еще ваш муж говорил, что я жалостливый...
– И он резко меняет тему: - Сколько у нас времени?
– Час с небольшим...
– откликается женщина, боясь даже взглянуть в сторону спутника.
– Так...
– Федор уже почти успокоился, теперь мысли его мечутся в поисках дальнейших верных шагов.
– Сейчас на Тверской в какой-нибудь магазин зайдете. Остановимся. Купите что угодно, и домой. Да не трусьте так!
– почти кричит он, и от этого крика Елена приходит в себя.
– За Ефремом следили?
– спрашивает она. У нее прежний высокомерно-холодный тон, и на лице привычное отстраненное выражение. Такой женщина нравится Федору, и он отвечает:
– Да. Пришлось убрать. Подфартило, что он был один. Останавливайте. Вон парфюмерия какая-то. Жду пять минут.
Через пять минут Елена вылетает из магазина с какой-то цветастой коробкой, и они мчатся дальше, теперь домой.
– Вы его совсем?..
– спрашивает она после некоторого молчания.
– Не о том думаете, - как с больной, говорит с ней Федор.
– Вы лучше соображайте, что делать будете? Неужели не усекли еще, что не вам тягаться с Артуром? У него все козыри на руках...
– Какие козыри?
– шепчет она.
– Да вы и наполовину не знаете, какой крутой пахан ваш муж, продолжает Федор, не отвечая на ее вопрос.
– Короче, я вас предупредил. Но больше в ваши игры не играю. Все, мадам. Я действительно не Достоевский. Мне своя башка дороже, слышите? Ваш этот адвокат...
Федор машет рукой, чтобы не загнуть матюк.
Его слегка подташнивает. Запах крови, кажется, стоит у него в ноздрях. Или это пахнет так дурацкий вычурный букет на заднем сиденье?