Город пропащих
Шрифт:
– Вы меня поняли, мадам?
– продолжает Артюхов.
– Не лезьте в пекло... Все. Отныне я для вас слепоглухонемой.
После удачного дня, проведенного с австрийцем, Аджиев весел и настроен миролюбиво. Елена была, конечно, украшением их неформальной встречи в ресторане "Метрополь". Он видел внимательные и заинтересованные взгляды мужчин, устремленные на его жену. А потом - она так мило болтала с герром Кренцем по-английски. Австрияк нашел ее восхитительно-остроумной, что и выразил на корявом русском языке Артуру Нерсесовичу в конце вечера. Он уже с трудом двигал не только языком,
– Прогуляемся, - неожиданно сказала жена.
– Давно я не ходила пешком около Кремля.
– Пешком?
– ахнул Аджиев.
– Ну конечно. Очень хочется...
– Голос Елены звучал беззаботно. Почти как в первые годы их супружества.
Артур Нерсесович шел рядом с женой и замечал, с каким жадным любопытством она оглядывает реконструирующуюся площадь около Большого театра, табунки молодежи, теток, торгующих всякой снедью у метро "Площадь Революции". Охрана ошеломленно плелась сзади.
– Купи мне мороженое, Артур, - капризно сказала жена.
Артур Нерсесович засуетился, оглядываясь по сторонам, и в результате приобрел небольшой букетик каких-то пахучих лесных цветов у пожилой женщины, стоящей рядом с бывшим музеем Ленина. Мороженого нигде не было.
– Давай обойдем здесь, - брезгливо сказал он, кивая на группки небритых мужиков и плохо одетых женщин, что-то горячо обсуждающих у входа в бывший музей.
– Коммуняки здесь собираются недобитые... Сброд...
– А меня здесь в пионеры принимали...
– звонко сказала Елена, и на них оглянулись.
– Ну, ну... Тоже нашла что вспомнить.
– Артур Нерсесович растерялся. Против такой Елены у него оружия не было.
– А почему?
– Она повернулась к нему. Ее прозрачные глаза сияли. Это - мои детство, юность... Я была тогда лучше, чище, Артур. И люди вокруг были другие. Тоже добрее и чище. Мы были беднее, но душа-то была свободнее!
– Хм...
– Артур Нерсесович не знал, что отвечать жене. Всякие разговоры о душе его всегда ставили в тупик. Наконец он нашелся: - А наш чудесный дом? Поездки по миру? Сколько ты уже увидела всего!
Они входили в Александровский сад. Впереди на Манеже играл и резвился фонтан. Пахнуло влагой и сладким, арбузным запахом свежеподстриженной травы.
– Да, но какой ценой, Артур!
– Голос ее звучал печально.
– Что значит - какой ценой?
– замер Артур Нерсесович.
– Что ты имеешь в виду? Скажи.
– Мы оба как куклы, Артур. Машинки для делания денег - и все... Она засмеялась, но смех этот был невеселым.
– Ну, давай раздадим все нищим... Поселимся в хрущобе, - вскипел Аджиев.
– Глупости какие, Елена. Поедем-ка лучше домой.
Прогулка не получилась. И настроение у Аджиева было испорчено, а тут еще по приезде на дачу ему доложили, что пропал один из тех, кого он направил следить за Раздольским. Ушел в ГУМ за "объектом" и больше не появился. Сам Раздольский вышел обратно из магазина, сел в свой "жигуль" и уехал.
– Да как же так?
– недоумевал разъяренный Артур Нерсесович. Почему не подстраховали, послали одного?
Но теперь все эти вопросы звучали риторически. Человека не было. Исчез.
Выяснять
что-либо ночью было бесполезно. И Аджиев приказал позвать к себе Федора, но оказалось, что тот сегодня ночевал на московской квартире.С раннего утра Артур Нерсесович поднял на ноги всех своих людей в московской милиции, и вскоре выяснилось, что вчера средь бела дня в ГУМе был убит мужчина средних лет. Документов при нем не оказалось.
Поехавшие в морг на опознание по приказу Аджиева ребята привезли известие, что это и есть следивший за Раздольским Юрка Данилин.
– Убили по высшему разряду, - сказал Аджиеву со вздохом знакомый капитан.
– Зарезали. Мастер сработал.
Слово "зарезали" вызвало у Артура Нерсесовича определенные ассоциации. Он позвонил тут же горничной на квартиру в Москву и выспросил, в какое время накануне уехала Елена Сергеевна с Федором, когда возвратилась, и не заметила ли та чего странного в поведении охранника.
Горничная Татьяна отвечала бойко, и по ее рассказу выходило, что ничего особенного она ни за охранником, ни за хозяйкой не приметила. Приехали они с покупками и с букетом где-то в половине второго, а уже в два часа отправились в гостиницу "Балчуг", где ждал жену Артур Нерсесович с австрийцем. Федор же вернулся, обедал и весь вечер и ночь находился дома.
Потом Артуру Нерсесовичу было не до Федора. Днем он вел переговоры с австрийцем на фирме, после этого был устроен коктейль, и Аджиев, как затаившийся зверь перед прыжком, незаметно наблюдал за женой и Раздольским. Нет, ни к чему не мог придраться его придирчивый глаз. Елена ничем не выделяла своего любовника, да и тот держался почтительно-дружески.
"Как же просто лицедействовать в мире, в мире зримом!
– думал Аджиев.
– Улыбаешься, киваешь, что-то бормочешь в знак согласия или вежливо выражаешь несогласие, время от времени роняешь несколько слов, стараясь быть остроумным, - это уже победа".
Прием с коктейлями по случаю приезда зарубежного гостя в разгаре. Гул голосов. Нестройный и миролюбивый. Два крупных московских банкира. Президент дочерней фирмы из провинции с женой. Раздольский, обнажающий в улыбке прекрасные зубы. Елена в изящном костюмчике цвета оливок. Она держится так мило. Австриец, грузный, с хитроватыми глазами навыкате, два его секретаря, переводчик Аджиева.
– Да, я думаю, вы правы.
– Нет, благодарю вас, клубники достаточно.
– Да, безусловно, интересное предложение.
И немецкая речь, мягкая, похожая на бархатную прокладку, между оживленными репликами на русском языке.
Аджиев видит, как жена болтает с банкиром. Но разговор не слишком занимает ее. Взгляд ее двигается, перебегает, рыщет. На пальце - кольцо с бриллиантом, подарок Артура Нерсесовича к сорокалетию.
Поздним вечером, уставший от светских условностей, Артур Нерсесович пьет один у себя в кабинете на даче. Завтра свободный день и можно расслабиться. Елена повезет австрияка в Троице-Сергиеву лавру. К счастью, Аджиев не будет сопровождать их, он отговорился неотложными делами в Москве. Кроме того, он давно не видел дочери и как раз завтра она приедет на дачу пообедать с ним. У нее уже закончилась сессия.