Город пропащих

Снова гаснет свет, и он не видит больше выражения ее лица. А когда серебряное сияние ламп вновь вспыхивает, веки Светланы прикрыты, лишь мечтательная улыбка скользит на ее губах.

Наутро, возвращаясь в электричке в Москву, Федор ругает себя за то, что и теперь не признался Светлане в том, что они богаты. Что ей не о чем беспокоиться, она сможет и попутешествовать, и не отказывать себе ни в чем. Он только плохо представляет, как это он вдруг остепенится и осядет на каком-то одном месте, будет просто жить, наслаждаясь покоем и семейными радостями. Ему самому ведь нужно очень мало, и он не умеет, не знает, как пользоваться деньгами так, чтобы жизнь текла в роскоши и безделье, день за днем... Всегда... Он боится этого "всегда" и не знает, где, в каком месте земли выбрать тот угол, в каком он не рехнется от тоски. Может быть, в Австралии?

Федору становится смешно, потому что за окнами поезда уже неотвратимо мелькает Москва, Молох, требующий все новых и новых человеческих жертв. Сумеет ли он перехитрить, обмануть его, вывернуться, чтобы стать недостижимым для его огненной пасти?

Вот почему он промолчал, не рассказал девушке о целом состоянии, которым владеет. Он не свободен. Ему пора было завязать и с Аджиевым, и с обитателями "Руна". И он сделает это. Семен обещал ему все устроить с паспортами и визами. Остался последний рывок.

...С вокзала Федор звонит Сашке и обозначает ему свои предполагаемые маршруты. Тот сообщает, что у Звонаря есть для него информация.

Федор обещает посетить "Утес" этим вечером, а затем ловит машину и едет на Смоленскую. На автоответчике голос Калаяна передает ему пожелание хозяина о встрече. Не задерживаясь в городе, Федор тут же отправляется на своей машине на дачу к Артуру Нерсесовичу. Новостей у него для Аджиева нет, но, наверное, тот сам хочет сказать что-то важное, раз вызывает к себе.

О Моте говорить что-либо Аджиеву пока рано. Его фигура остается для Федора в тени. Наверное, Семен как раз сможет сообщить какие-нибудь подробности, ведь он просил его после пьянки в "Руне" узнать побольше об этом человеке.

Вот и поворот, где стреляли в Аджиева. Федор замедляет скорость и въезжает на тенистую лесную дорогу. Еще немного - и он у знакомых ворот.

Первое, что он узнает от Артура Нерсесовича, это известие об интервью Раздольского, данное им английской газете. Видимо, какие-то крайние обстоятельства вынудили пойти адвоката на этот шаг, размышляет Федор и, конечно, догадывается об этих обстоятельствах. Но Аджиева, конечно, не умаслишь подобной лабудой, уж он-то знает, что никто не вынуждал Раздольского пойти против хозяина. Такая заискивающая просьба о прощении вряд ли подействует на него. Ну, а что должна чувствовать Елена в этих обстоятельствах? Получается, что таким образом он косвенно предает ее. Или, наоборот, бросает спасательный круг?

Аджиев курит трубку и следит за лицом Федора, читающего ксерокс.

– Наизусть учишь?
– наконец ехидно спрашивает он.

– Думаю, - откликается тот.

– Какая сволочь, хотел бы я знать, помогла ему бежать? надувается Аджиев.

– Наверное, те, кто его охраняли. Крот погиб, а "мочить" зря никому неохота, - веско говорит Федор.
– Отстегнул, наверное, за спасение-то...

– Уж, конечно...
– смеется Аджиев.
– Теперь на мели сидит. Я ведь позаботился один его счетик прикрыть. На всякий случай. И вот - не ошибся, жив курилка! В Англии он на фиг никому не нужен и с бабками, а без бабок - вообще хана. Англия - строгая страна.
– И добавляет: - У тебя нет для меня новостей?

Федор рассказывает про попойку, живописуя "голубые" нравы помощников Шиманко.

Аджиев опять смеется, глаза его довольно блестят.

– Вот собрал компанию, - говорит он.
– Такая мода пошла сейчас. Против них - ни-ни... Большую власть взяли. Но мне они не указ. "Голубые" они или "розовые", с ними мне одной дорожкой не ходить. Ты сейчас поедешь туда?

– Да, - отвечает Федор.
– Поеду отмечусь. Может, какие цэу получу.

Аджиев отпускает его, а сам достает из сейфа деловые бумаги. Завтра прием у вице-премьера, следует еще раз продумать линию поведения.

Он приезжает в "Руно" на своих "Жигулях". Больше скрываться нечего. Он официально работает у Аджиева и получил машину в пользование.

Его встречает Мирон с кислым выражением на физиономии.

– Ищем тебя, ищем, - говорит он.
– Ты боссу нужен.

Он сразу же проводит его в кабинет Шиманко на второй этаж, а сам уходит. "0-го, - думает Федор, - отлучили, что ли, от высочайшего внимания?"

Генрих Карлович встречает его приветливо и поздравляет с новой службой. Все это выглядит несколько комично, потому что Федор знает цену его словам. И, конечно, Шиманко буквально распирает от желания узнать какие-нибудь фактики о предполагаемом компаньоне.

Федор выкладывает ему историю про Раздольского и его интервью, рассказывает о реакции Аджиева.

– А фамилий не упоминал?
– осторожно спрашивает Шиманко.

– Каких фамилий?
– удивляется Федор.

– Но ведь этот Раздольский говорит о нашем "Руне"!
– На лице Генриха Карловича заметно некоторое смущение.

– Аджиев знает про Купца, - говорит Федор.
– Знает, что его выставили отсюда. Ему сейчас не до этого. Слышал краем уха, что занят каким-то новым проектом приватизации.

Шиманко внимательно смотрит на Федора, сейчас его опять царапнула мысль о том, что слишком полагаться на его слова нельзя. С другой стороны, он радуется про себя, что вовремя убрал Купца. Нечего было с ним цацкаться. Левочкин здесь не прав.

– А как вы думаете, Федор, - неожиданно спрашивает Шиманко, - ваш этот новый хозяин простит Раздольского? Забудет эту историю?

– Я его еще плохо знаю, - пожимает плечами Стреляный, - но то, что слышал о нем... Нет, думаю, этой истории он не забудет.

Шиманко удовлетворенно откидывается в кресле. Его серые глаза темнеют. Тут парень, похоже, не соврал. Генрих Карлович сцепляет пальцы крупных рук и задумывается. А потом говорит спокойно сидящему Федору:

– Мне кажется, что вы очень рискуете, согласившись помогать нам... За вами не следят? Ну, куда вы едете и так далее?..

– За мной следят, - невозмутимо соглашается Федор.
– Ваши люди следят за мной. Только напрасный это труд. Вы Мирону скажите, пусть не суетится.

Шиманко на мгновение немеет, а потом тихо говорит:

– Я не знал... Выясню...

Федор поднимается и, попрощавшись, выходит, пообещав заезжать.

Ярости оставшегося в одиночестве Генриха Карловича нет предела. Кажется, обыкновенный уголовник-рецидивист переигрывает его вместе со всей его командой. Идиот Мирон совершенно не способен наладить никакое дело, набрать профессиональных людей, а этот Зяма Павлычко со своими амбалами годится только "чистить" палаточников и всякую мелкую шушеру.

Шиманко даже не хочет приглашать Витебского, чтобы дать ему нагоняй. Все бесполезно, если у человека нет умения и мозгов. Историю с фальшивыми авизовками Мирон смог провернуть, но он не годится для оперативной работы, а Зяма - птица не того полета, чтобы наладить службу безопасности. Шиманко опять вспоминает Левочкина, его наказ о том, чтобы Генрих Карлович "почистил" свою компанию. Он займется этим. Сейчас для него главное завтрашняя первая встреча с Артуром Нерсесовичем.